Серебро и Золото

Мах Макс

Лошадь чуть повела головой, словно соглашаясь, и тихонько фыркнула, возвращая комплимент.

"А как там Тилли?!" - испугалась вдруг Елизавета, но с фрёкен Шенк все было в порядке, и даже лучше.

Оказавшись в седле, Тилли вспомнила, должно быть, сколько поколений ее предков женского пола скакали по горам и долам, сидя в таких же самых седлах. Спина выпрямлена, подбородок поднят вверх...

"Фюрстина! И да, я права, кровь не молчит! Однако и помощь не помешает. Маленький подарок любящего сердца..."

Елизавета чуть развернула Астарту, послала на пару-другую

шагов вперед, поравнялась с игреневой лошадкой Тилли, и, как бы невзначай, провела ладошкой без перчатки по лошадиной морде. Нежно, невесомо, со смыслом.

"Она хорошая девочка, - "шепнула" Лиза Верити .
– Правда, правда!
– "улыбнулась" она, обыгрывая кличку лошади.
– Истинная правда! Помоги ей, - попросила она.
– Не урони!"

Лошадка подняла морду, взглянула искоса на Елизавету и опустила голову, принимая просьбу, как есть - то есть, без комментариев.

– А оружие?
– спросил ни к кому, казалось, конкретно не обращаясь, барон фон дер Вёгл.
– Мы же на охоту собрались. На оборотня! Или вы забыли?"

– Мне не надо, - сразу же ответила Елизавета.

У нее на поясе висел в кожаных ножнах кинжал Людо, а что могло быть лучше старой стали и древнего серебра, если ненароком повстречал вервольфа?

"Только еще более древняя сталь и такое же темное от времени серебро..."

***

Как ни странно, только всадники выехали из замка, как распогодилось. Верховой ветер унес на юг тяжелые глыбы туч, снег заискрился под солнцем, и мир вокруг замка ожил, заиграл самыми, что ни на есть, рождественскими красками: белый снег и бирюзовый лед, темная зелень лесов, бурые и красные скалы, лазоревые небеса.

Лошади шли легко, пар вырывался с дыханием и таял в морозном воздухе. Дышали люди, дышали лошади. Дамаль гикнул вдруг и запел, его голос птицей поднялся в небо, вернулся эхом, заиграл и заискрился, как солнечные лучи в кристаллах снега.

– А были они охотники, по делу ехали в лес...
– тянул Дамаль.

– А в лесу зима, холод и снег!
– подхватила напев низким с хрипотцой голосом Беата.

– А в лесу волки ходят, и медведь шатун не спит!
– вплела в песню и свой голос Грета, а голос у нее оказался звучный и сильный, словно смычок прошелся по виолончельным струнам.

– А им и всего-то дела, что дичи набить на стол...

– Но волки собрались в стаю...

– Но волки собрались в стаю...

– Вожак их суровый вел!

Кони весело шли по дороге, взметая копытами снег. Ветер утих. В прозрачном, вкусном воздухе звуки старинной баллады играли в догонялки с солнечными зайчиками.

"Как хорошо!
– восхитилась Елизавета.
– Так бы и ехала, ехала..."

Но дорога кончилась раньше, чем песня. То ли дорога оказалась коротка, то ли баллады в иные времена писали длинные. Не успели выехать из замка, - так, во всяком случае, показалось Елизавете, - а уже въезжали в городок. А там свои песни, своя музыка, веселые крики и гомон ребятишек, ватагами, словно воробьи, снимавшихся с одного места и враз оказывавшихся в другом.

"Праздник! Праздник!"

– Яблоки в карамельном сахаре есть будем?
– спросила Беата, дивно смотревшаяся в черном с серебром гусарском доломане, подбитом беличьим мехом, в черных же рейтузах и в желтом кивере с султаном, на поясе у нее висела польская сабля, а у луки седла укреплены были ножны с полутораметровым кончаром .

– Будем! Будем!
– хором ответили всадники, причем генерал фон Байер кричал едва ли не громче своих юных спутников.

– Яблоки! Яблоки! В жженке! В карамели! Яблоки!

– Яблоки на снегу...
– затянул, было, Томас, но все зашикали на него, засмеялись, загомонили, переговариваясь.

– Яблоко, госпожа?
– Елизавета оглянулась.

Рядом с ней стоял высокий смуглый парень в овчинной безрукавке и толстом свитере. На черных кудрях лихо сидела тирольская фетровая шляпа с пером.

– Яблоко в карамели!
– улыбнулся незнакомец и протянул Лизе пунцовое, облитое жженым сахаром, словно лаком, яблоко, нанизанное на тонкий деревянный шампур.

– Один пфенниг, госпожа, и счастье ваше!
– темные, глубокие, словно ночь, глаза заглянули в глаза Елизаветы, и она почувствовала, что "плывет".

"Что же ты делаешь со мной? Зачем?"

– Я заплачу серебром!
– засмеялась она, преодолевая слабость.
– Каков товар, такова и цена!

– Серебром так серебром!
– улыбнулся парень, показывая белоснежные зубы.
– Ваше яблоко, светлая госпожа!

Елизавета, достала из внутреннего кармашка соболиного жакета серебряную монетку - одну из нескольких, на такой случай и припасенных, - и выщелкнула пальцами в воздух.

– Благодарствуйте!
– парень, не глядя, взял монетку из воздуха, оскалился и протянул Елизавете яблоко.
– Цена заплачена, госпожа, товар ваш!

– Мой, - благосклонно кивнула Елизавета и приняла яблоко.

Оно было великолепно, насыщенного красного цвета, принесшее, казалось, в зиму, в Рождество, ароматы и вкус осени.

– Ах!
– сказала она в "расстройстве", "нечаянно" уронив яблок в снег.
– Какая жалость!

– Ну, что же ты!
– воскликнула обидевшаяся за подругу Тилли.

– Пустое!
– отмахнулся генерал.
– Можно подумать, последнее!

– Эй, ты!
– крикнула Беата, подзывая торговца с лотком, на подобие тех, что носят коробейники, На лотке выложены были в ряд нанизанные на шампуры, облитые карамельным сахаром яблоки, желтые, красные, зеленые.
– Беру все!

А парень все смотрел на Елизавету своим странным "долгим" взглядом, от которого начинала чесаться переносица, и сдавливало - легко, но ощутимо - виски.

"Взяла бы и зарезала наглеца!"

Но в нынешние просвещенные времена резать смердов за дерзость, было уже не принято.

"Либерализм, - подумала Елизавета в раздражении.
– Что б его черти скрутили!"

– Держи!
– Грета легко нагнулась с седла, в котором сидела по-мужски, подхватила с лотка яблоко и, разгибаясь, протянула его Елизавете.
– На этот раз зеленое...