Серебряный меридиан

Олломоуц Флора

До сентября Уильям пробыл дома. Он поправлялся, лицо по-

светлело, силы возвращались, но скорбь о Гэмнете и спазмы

больной совести при мысли о потере сына, в судьбе которого

он так и не сумел толком принять участия, не оставляли его.

Взгляд его, полный горя и боли, обжигал Виолу. Ей самой было

плохо, но надо было держаться ради него. Она терпеливо

ждала, зная, что время когда-нибудь поможет им. Уилл и сам это

понимал. Спасителем и целителем при всех бедах

и горестях

может быть только работа, в которую погружаешься с головой.

Поэтому он, преодолевая слабость, как только смог поднять

руку, принялся за правку уже написанных пьес. И почти в каж-

дой были строки о сыне, ищущем отца, или об отце, разлучен-

ном с сыном.

Ах, нет, нет, нет. Единственный мой сын!

Ах, мальчик мой! Коль жизнь в тебе осталась, Открой глаза! Смотри, смотри, как ливень

Прольется, принесенный бурей сердца

На эти раны, что мне сердце рвут!..**.

* Шекспир У. Сонет 111 (пер. С. Маршака).

** Шекспир У. Генрих VI (пер. Е. Бируковой).

266

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

Виола замечала, как краснели его глаза, как он смахивал или

сдерживал тыльной стороной ладони слезы. Она подходила и об-

нимала его или, как раньше, прижималась лбом к его лбу, стараясь

утешить хотя бы взглядом. Он полностью переписал пьесу о ко-

роле Иоанне, и однажды утром Виола прочла написанные им

ночью строки:

Король Филипп

Вам горе ваше дорого, как сын.

Констанция

Оно сейчас мне сына заменило,

Лежит в его постели и со мною

Повсюду ходит, говорит, как он,

И, нежные черты его приняв,

Одежд его заполнив пустоту,

Напоминает милый сердцу облик…*.

Это был «плач Констанции».

Уильям не видел сына последние несколько лет и теперь вспо-

минал, какими он и Джудит были маленькими, как он играл

с ними, как помогал Мэри в хлопотах о них. Он, будучи еще до-

вольно молодым, ощущал себя по-прежнему скорее старшим

братом своих собственных детей, а порой даже ровесником.

И они, очарованные его искрящейся ребячливостью, любовью

к

ним и веселым добрым нравом, были уверены, что он не про-

сто отец, как другие, он их друг и настоящий товарищ. Теперь

он, тоскуя сам, страдал от жалости к маленькой Джудит, тоско-

вавшей в Стратфорде и разлученной навсегда со своим братом.

Такая разлука для близнецов, таких как она, пожалуй, самое

страшное испытание на свете. С этого лета сердце Уилла начало

болеть часто и сильно. Тогда он просил Виолу прижаться к нему.

Она обнимала его, и было ощущение, что его сердце вырыва-

ется из груди и колотится отдельно от тела прямо между ними.

* Шекспир У. Король Иоанн (пер. Н. Рыковой).

267

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Тогда она сильнее прижимала его к себе, как ребенка, и сердце

затихало и переставало болеть. Виола была рада приходу всех

друзей и знакомых. Она понимала — теперь только заботы дру-

гих людей могут вывести брата из растерянного оцепенения.

Если его что-то отвлекало и оживляло в минуты уныния — так

это мир людей. Если что-то он и любил больше всего в жизни —

так это «совать нос в чужие дела», вникать в подробности

жизни, соучаствовать в ее стремительных действах. И театр. По

сути — одно и то же.

В конце концов, осенью произошло именно так, как хотела

и предчувствовала Виола. Уилла заставило выйти из дома происше-

ствие с компанией их старых друзей. Однажды, когда сестра

читала ему новые хроники, недавно изданные у Филда, в дверь

громко и настойчиво застучали.

— Боже! Ну и рвение! — сказал Уилл.

— Что ты успел натворить? — улыбнулась Виола, спускаясь вниз.

Распахнув дверь, она не поверила своим глазам.

— Не здесь ли проживает потрясатель… этих… ну…

— Ой, только не выражайтесь!

— Сердец, а ты что подумала? Или ты сейчас скажешь, что мы

вроде как оскверняем ваш порог, и тра-лю-ли да тра-ля-ля?

Дороти Сойер и Энни Ли! Бывшие спутницы «Слуг Ее Величе-

ства королевы» и нынешние обитательницы одного из домов сви-

даний в Шордиче. А с ними молчаливый Фрэнсис Лэнгли —

владелец театра «Лебедь».

— Дороти, Энни! Входите, входите же!

— Это ж надо! Ты как была своим парнем, так и осталась!

— Уилл! — крикнула Виола, — к нам старые знакомые.

Они поднялись наверх, и он впервые, наконец, улыбнулся

и обрел прежний дар речи.

— О-о-о! Нимфы! Грации! Кудесницы! Привет, Фрэнсис! Что вас

привело? Время не властно над вами!

— Дело Уайета, — без долгих вступлений признался Фрэнсис.