Серые братья
Шрифт:
– Мне нужно видеть его.
– Невозможно. И Сальвадоре Вадар запретил, и Иероним, уезжая, выставил возле входа в новую тюрьму круглосуточную охрану.
– Мне нужны все остальные протоколы его допросов.
– Но они… там. В кабинете. Который заперт. Вернётся Иероним – только тогда. Ключи – лишь у него и у Вадара…
– Вот как, – ответил, задумавшись, хмурый аббат. – А чьи приказания выполняют жители города?
– Того, кто несёт инквизиторский жезл.
– А где сейчас этот жезл?
– Так ведь там же, в кабинете Вадара. Который заперт…
– Это я уже слышал. Вот что, брат Гуфий. Ты помнишь, что я – официальный заместитель главы трибунала?
– О да, конечно, – склонился в низком поклоне Гуфий.
– И ты подчиняешься мне?
– Несомненно…
– Тогда слушай распоряжение. Я намерен инспектировать кандалы у заключённых и запоры на дверях камер.
– Кроме новой тюрьмы? – торопливо подсказал Гуфий.
– Кроме новой тюрьмы. Найди и приведи сюда кузнеца.
– Слушаюсь, брат Вениамин.
Гуфий торопливо ушёл, кляня себя за то, что попал меж двух огней, и так же торопливо вернулся. Вместе с ним пришёл бледный от страха кузнец.
– Вот, – отдуваясь, толкнул кузнеца Гуфий, – заместитель главы трибунала аббат Солейль.
Кузнец, громыхнув мешком с инструментами, повалился на колени и склонился, коснувшись лбом пола.
– Гуфий, – сказал аббат, – мне ещё нужен часовщик.
– Часовщик? – недоумевающе переспросил Гуфий.
– Да. Отыщи в городе часовщика и тоже приведи его сюда.
Гуфий, склонившись ушёл. Аббат, выждав время, подошёл к кузнецу, тронул его за плечо. Помог встать.
– Я, – сказал он как можно беззаботнее, – потерял ключ от своего кабинета. Ты своими инструментами сможешь открыть?
Кузнец, поняв, что его привели сюда не по обвинению в ереси, тяжело задышал, незаметно и быстро перекрестился. Торопливо подошёл к двери, посмотрел.
– Если, – уверенно сказал он, – аккуратно, без следов – то за полчаса. Если грубо – то за минуту, но тогда замок нужно будет менять.
– Давай грубо. Времени нет.
Через минуту, отложив в сторону молоток и кованную клешню, кузнец распахнул дверь.
– Подожди меня здесь, – сказал аббат и вошёл в кабинет.
Он прошёл к столу, сел в высокое кресло. Вытянул из стола ящик, второй. Нашёл, наконец, то, что искал. Поднял в руке и как бы взвесил в воздухе тонкий инквизиторский жезл.
В том же ящике лежало несвёрнутое письмо, и аббат машинально всмотрелся: «Событие ужасное, говорить о котором отказывается язык…»
– Вот, значит, как, – задумчиво произнёс аббат. И добавил: – Значит, до завтрашнего вечера?
Он решительно встал, вышел из кабинета и приказал кузнецу поменять замок. Сам же торопливо покинул здание трибунала и вышел в город.
В своей объявленной войне безумного одиночки против великой, занявшей полмира «святой» инквизиции он воспользовался её же гнусной силой. Придя в торговую лавку суконщика, он, вытянув жезл, потребовал весь имеющийся в наличии чёрный шёлк. Потом переправил шёлк к нескольким портным и распорядился шить инквизиторские балахоны. Затем, зайдя в дом к одному из «родственников», приказал собрать десятка два человек. Когда светские помощники инквизиции собрались, он, подняв жезл, сообщил им, что готовится побег нескольких еретиков из тюрьмы трибунала. Нарядил «родственников» в инквизиторские одежды, вооружил их отобранными в магистратском цейхгаузе алебардами и привёл в трибунал.
– Ни с кем не разговаривать, – приказал он своим новобранцам, облачённым в чёрные балахоны, – поскольку здесь открыта измена. Слушаться только меня.
И выставил перед сверкающими в косых прорезях балахонов глазами папскую буллу о своём назначении заместителем главы трибунала.
– Теперь вы знаете, – сказал он, скручивая бумагу, – что я не просто носитель жезла. И в моей власти будет решать – кого из вас наградить, а кого исключить из числа «родственников».
И двинул армию к новой тюрьме.
Он разоружил и связал поставленную Иеронимом охрану. Вызвал бледного, шатающегося от ужаса Гуфия и приказал принести все дела на всех заключённых. И ещё – потребовал назвать имя секретного узника.
– Его зовут Глем, – клацая зубами, выговорил Гуфий.
– Достаньте из клеток всех, – распорядился аббат, – и приведите мне Глема.
Он не поверил своим глазам – так высок был старик, так длинны были кости его рук и ног. Однако, изумление тотчас сменилось болью и состраданием. Всё тело у старика было покрыто алыми язвами, источающими желтоватую жидкость, которая появляется при сильных ожогах.
– Что это? – спросил потрясённый Вениамин.
– Люпус, – ответил старик, – приказал облить меня водой, а потом засыпать свежей известью. Я медленно горю, и уже почти весь сгорел.
– Но зачем?!
– Ему было интересно, настолько ли я сильный лекарь, что смогу вылечить себя, лишённого кожи.
– Немедленно принесите елейного масла! – крикнул аббат, и двое или трое «родственников» с готовностью бросились исполнять.
– Не нужно этого ничего, – махнул, словно огромным крылом, длиннопалою кистью старик. – Мне остались часы, Вениамин, или даже минуты. Ты успел – это главное.
– Вы меня знаете? – удивился аббат.
– Лучше, чем ты себе можешь представить. Не будем тратить время на второстепенное. Мне нужны перо и бумага.
– Принесите! – сказал было Вениамин, но старик остановил его.
– Это долго, – сказал он. – И перо, и чернила есть здесь, – и он вытянул огромный палец в сторону двери «секретнейшего» кабинета. – Пусть сломают дверь.
Аббат только кивнул, и двое «родственников» с рвением заработали алебардами.
В кабинете, действительно, на лакированном чёрном столе имелось всё необходимое для письма. Зажгли свечи. Старик, согнувшись, вошёл в помещение кабинета. Потолок был ненормально высоким, – вытянутый когда-то строителями лишь для того, чтобы внутрь попадал свет из прорезанных там, вверху, над самой землёй окон. Но сейчас высота потолка показалась на миг уместной, – если представить, что строители знали о заранее о таком небывало высоком посетителе.