Серые братья
Шрифт:
– Так надо, – проскрипела, отворачиваясь, старуха. – Ты не должен сбежать, а сбежать ты б попробовал.
– Что… Что будет? – спросил вернувший дыхание Иероним.
– Ты встретишься с ним, – проговорила, не оборачиваясь, старуха и загремела своими добытыми из соломы косточками. – Он всё расскажет тебе, а меня – освободит.
– Я… умру?
– Ты-ы?! – смех старухи был похож на жестяной скрежет. – Ну, не-ет. Ты для нас – великая ценность. Мой господин.
Говорящая тень
Иероним чувствовал, что в эти минуты в его судьбе решается что-то непредставимо огромное. Значительное настолько, что это невозможно постигнуть рассудком. Он был привязан, он не мог встать, – и потому вдруг смирился. «Ну, будь что будет». Во всяком случае, с ним, похоже, не собираются делать ничего из того, что каждый день делает он и его соратники по трибуналу.
Итак, «будь что будет». Старуха повернулась к нему спиной, а лицом – в дальний от входа угол. Она села на корточки и, сложив ладони лодочкой, принялась греметь вложенными туда непонятными косточками. Вот она начала, раскачиваясь, что-то напевать, и звук её голоса не был похож ни на какие земные звуки – Иероним готов был в этом поклясться. Раскачиваясь всё сильнее, она вдруг протяжно вскрикнула и, оборвав голос на невыносимо высокой ноте, с силой выбросила в стороны от себя мелькнувшие белым косточки, и замерла, раскинув руки. Свет ближнего факела ярко пятнал её спину, и на полу, в том дальнем углу, отчётливо чернела её тень, наложенная на камни пола в виде креста. Вдруг несчастный инквизитор понял, что все страхи, которые он испытал сегодня – ничто по сравнению с теми ледяными клещами, которые вот сейчас вцепляются и раздирают его слабое, живое, человеческое, беззащитное сердце: старуха была неподвижной, в то время как тень её стала вдруг отчётливо шевелиться.
Тень шевелилась, росла, она жила уже сама по себе, отдельно от раскинувшей руки ведьмы, и Иероним, с перекошенным ртом, с готовыми лопнуть от напряжения глазами, увидел, что тень – это чёрный контур лица. Вполне схожее с человеческим, лицо имело особенность: из лба у него, в стороны, параллельно полу, торчали два длинных рога. Да, это был не крест. Это были рога.
Лицо, покачиваясь и уплотняясь, встало во фронт, и тёмная шея, словно круглый массивный рукав, уходила вполне явственно вниз сквозь камни. Отчётливо обрисовались черты – надглазные дуги, острый клин челюсти, бугры скул. И вдруг Тень открыла глаза. Иероним помертвел. На чёрном лице – ещё более, до невозможности чёрные зеницы, и мгла плеснула оттуда. И вдруг – ещё двинулись щёки, клин челюсти пошёл вниз, и огромная, от пола до потолка, Тень приоткрыла на небольшую щель рот.
– Что ты делаешь, Иероним? – гулко и внятно произнесла Тень. – Что ты делаешь?
И в голосе этом было многое: и интонация былого знакомства, и покровительство старшего, и оттенок приветливости, и укор. Странно, но как только раздался голос, с Иеронима пал страх, истаял, словно пелена инея на промёрзшей земле, если плеснуть на неё дымящимся кипятком. Он почувствовал необъяснимое облегчение. Вдруг порыв неслыханной дерзости всколыхнулся в груди. Закрыв рот и утерев залитый слюной подбородок, Иероним вслух поинтересовался:
– И что же я делаю?
– Зачем ты помогаешь Вадару? – спросила Тень, явно воспринимая их беседу как нечто вполне естественное.
– Чтобы стать главой трибунала, – тоном отчёта сказал, почему-то виновато мигнув, инквизитор.
– Вадар считает тебя самым опасным врагом, – произнесло чёрное неведомое лицо. – Он уже нанял в Риме убийц и послал их в Массар, чтобы отравили тебя. Нанял на твои деньги!
– Вот как?! – только и смог вымолвить ошеломлённый Иероним.
Он каким-то естественным образом принял за нелепость интересоваться – кто его собеседник и что вообще происходит. Покровительством и знанием потрясающих тайн веяло от пришельца из мрачного мира, и для юного Люпуса этого было достаточно.
– Что… мне… делать? – спросил он, чуть подавшись вперёд.
– Ты сделал главное, – в голосе тени прозвучало довольство и умиротворение: – ты сделал выбор.
– Какой?
– Выбор – кому служить: Богу – или Властителю преисподней.
– Сатане?! – расширил глаза Иероним.
– О, нет, – тёмный лик, казалось, пробует улыбнуться. – Не замахивайся на масштабы вселенной. Мы с тобой служим всего лишь Подземному Демону. А из обыденного ты должен сделать вот ещё что: (тут старуха покачнулась, одна рука её слегка обвисла, – и рог тени в ту же секунду поник, и тень, увидев это, заговорила поспешно и чётко, давая понять, что времени у них мало) немедленно найми людей, которые отравят Вадара. Пошли ему деньги в Рим с этими людьми. Скоро приедет аббат Солейль, официально назначенный Ватиканом на должность заместителя главы трибунала. Прими это с лёгкостью и почтением: посланцы Вадара едут убить именно заместителя, Вадар в таких случаях не называет имён. Если у них не получится – сам убей аббата Солейля. Убей обязательно! Это важно! И срочно убей Глема, прорицателя-старика! Сожги все протоколы его допросов…
– Я слышал, – быстро вставил слово Иероним, – венец мученика…
– Это – меньшая неудача! Недопустимой неудачей будет их встреча, старика и Солейля. Убей обоих. Скоро станешь главой трибунала, – не сомневайся, я изо всех сил воздействую на умы некоторых священников в Ватикане. Сделай своим искренним другом епископа. Пока ты будешь поставлять ему красивых ведьм для допросов – он в твоей полной власти. А теперь главное. – (Иероним ещё больше подался вперёд.) – Нам нужен гав-вах.
– Что это? – торопливо, с готовностью спросил инквизитор.
– Боль и страдания. Ты – единственный из всех нас, обитателей подземного мира, живёшь в мире Солнца и имеешь власть над людьми. Боль и страдания в солнечном мире – там, у вас – здесь – наша еда. Присылай нам больше еды. Мы голодаем.
– Когда я допрашиваю заключённых, я делаю гав-вах? – быстро поинтересовался Иероним.
– Да. И знай, что гав-вах – это не только страдания тел. Если ты на глазах у связанной матери будешь мучить её ребёнка – из неё выйдет очень жирный гав-вах.
Вторая рука старухи поникла, и второй рог у тени принял заметный наклон.
– Если мы больше не сможем увидеться наяву, – заторопилась тень, – помни: войдя в полную силу, ты должен проникнуть в те страны, где нет инквизиции, и где мы получаем мало гав-ваха.
– Россия и Англия! – быстро ответил Иероним.
– В России тебе ничего не удастся, там пра-вославие. Иностранный священник там и шагу не ступит. Продолжи своё дело в Англии. И, чтобы прибыть туда открыто, добейся сначала англиканской должности в одной из колоний, в Америке…
Ведьма, пискнув жалобно, покачнулась, руки её упали, и в тот же миг опрокинулась навзничь, на камни пола смятая Тень. Иероним вдруг почувствовал, что колдовство ведьмы проходит, и способность двигаться снова вернулась к ногам. Он вскочил, но тысячи невидимых игл вонзились в полыхнувшие болью ноги, – как будто он до омертвения их отсидел, – вскочил и упал лицом вниз. Упала и старуха, отчаянно всплеснув напоследок руками, и это движение отозвалось в стремительно падающей вниз Тени – у неё этот жест выразился в широком взмахе распростёршихся вдруг чёрных перепончатых крыл. Иероним лежал по-прежнему лицом вниз, и вдруг с жутким, пронзительным ликованием ощутил, что он видит сквозь камни пола, и сквозь бутовый старинный фундамент, и ещё, ещё глубже. Он – не такой, как все! Он – могучее существо!
– Я оставлю тебе часть своей силы! – прокричал снизу плывущий удаляющимися кругами ангел мрака. – Жизнь твоя будет долгой! Делай гав-вах, и получишь вечную власть и бессмертие! – И снова из далёких глаз его полыхнула беспросветная мгла.
Иероним долго лежал не шевелясь. Мёртвая ведьма, подвернув руку, лежала рядом. Тихо тлели догоревшие факела. Иероним, в темноте и в тиши, улыбался. Но тишина не была полной: кровь, падающая с изнанки пыточного подвала, приветливо говорила ему: «пок… пок…»