Сестра Моника
Шрифт:
Тут она закинула исподнее Клементины ей на спину, а Люцилия, воскликнула, восхищенная красотой земных полушарий:
– Нет!
Из богов никто, кроме Амура,
Вылепить такой зад не в силах! [20] [164]
Прекрасная! Прекрасная!.
– Нет! Нет!
– выразительно произнесла Аврелия и принялась нежной рукой раскрашивать еще более нежную плоть изящных ягодиц...
– Нет! Нет!
...то
20
Слова нашего Гёте; просто остроумный корректор заменил слово «зад» на слово «бокал».
Поднимись, Клементина - своей похотью и неумной жаждой наслаждения ты убиваешь душу, плод твоей плоти... Но не бойся, пока миллионы, ради ерунды, во имя тщеславия власть предержащих, проливают кровь на поле боя, плоды женщины будут загадкой плоти, а смерть плоти проклятием и наказанием.
– Люцилия! Люцилия!
– продолжала Аврелия и, печально улыбнувшись, взяла Люцилию за руку, -есть ли более отвратительные убийцы, чем великие? Мир вершит суд над детоубийцей, ах, какая бессмыслица - тысячи тысяч умирают безвинными от рук своих братьев. Но терпение! Это не будет продолжаться вечно... Там, в Тартаре:
Те, что стали безвинно приговоренными к казни
Рядом держались и ожидали, какое им место
Выделят по приговору и праву; зорко следит
Минос за урной и лотом; он же души покойных
Строго к допросу зовет и расследует жизни виновных -
Все загадки живых отгаданы в мире загробном.
В ином мире будет нам дан ответ на загадку жизни, по ту сторону! Люцилия! Наш мир - жертвенный алтарь Господа, никакая совесть не будет прощена, никакая невинность не останется без вины; а победа зла - это порочность добра.
Храни себя от себя самой, от своих страстей, от любви и от всемогущей силы совести, стань ничтожеством перед лучами высшего благоразумия. В Тартаре не очень хорошо живется, Люцилия!
– продолжала Аврелия с улыбкой, - послушай, что дальше пишет Бодмер:
Область явилась затем, обитали где в темных жилищах
Самоубийцы и недовольные жизнью, чьи души
Изгнаны были из тел. С нуждою и горем бороться
Как бы хотели они сейчас под небом высоким!
Но закон запрещает: к реке привязаны скорбной
К топи нечистой, Стиксу, что огибает долину,
Девятикратно смыкаясь. Невдалеке оттуда,
Глаз насколько хватает простерты, в стенаньях лежали
Скорби поля. Недаром зовут их именем «Горе».
Души несчастные там обитают в глубоких лощинах -
Их краткую жизнь подточила любовь,
что не знает пощады.
– Любовь, что не знает пощады?– переспросила Люцилия, -
– Mais:
C’est un autre amour dont les voeux innocents
S’'el`event au dessus du commerce des sens.
Corneille[166].
Почему мы боимся такой любви?
Аврелия поцеловала Люцилию в губы, сняла с нее нагрудную косынку, поцеловала ее в левую грудь, а затем продолжала:
Миртовый лес возвышается там. Их вечно терзает
После смерти тоска. Обитают здесь Федра и Прокрида[167].
Здесь Эрифила[168] страдает своею ужасною раной,
Сыном что нанесена. Эвадна[169] здесь, Пасифая[170],
Лаодамия[171] с ними, Кеней[172], как мужчина рожденный,
Девою ставший и вновь по божественной воле мужчиной.
...и Дидона[173] сидонская...
Вечно блуждали там многие сотни в любви несчастливых.
Продекламировав все это с выражением и большим чувством, Аврелия протянула Клементине руку, ту самую, которая только что ее наказывала, и Клементина ее поцеловала... Люцилия Воланж села за рояль и принялась напевать, импровизируя:
Милый, поддержи и в радости, и в горе,
Душу ту, что с мрачной долей в ссоре.
У природы тайных прелестей в плену,
Предаюсь возвышенному сну.
Аврелия тихонько к ней подошла, наклонилась, запустила ей руку под одежду, задрала до пояса юбку, раздвинула ей ноги и, рассматривая самые сокровенные прелести, не обнаружила на выступающих, роскошных багровых губах сладострастия нежной наивной Воланж никакой Венеры, стыдливо скрывающей то, что можно скрыть, но обнаружила целомудренную Диану, естественно открывающую то, что природа предпочла не скрывать.
Люцилия раздвинула ноги еще шире и спросила, смеясь: «Ну, кто я?» и выдернула платье из рук Аврелии.
– Ты ангел!
– воскликнула в восхищении Аврелия.
– Диана! Открытая тайна природы!
– и поцеловала ее в губы.
Люцилия засмеялась, отодвинула Аврелию и запела, и заиграла:
Ближе, мой любимый, к сладостному лону!
Сафо отдавалась так Фаону:
Над утесами Левкады слышен стон -
Радостный не будет сокрушен.
Ощути скорее белых бедер трепет!
Пусть сиянье их тебя не слепит:
Между ними высится Амура трон -
Это знает каждый, кто влюблен.
Юбку задери на выгнутую спину:
И Венере подойдет по чину
Спелый зад мой, посмотри - на нем видны
Знаки те, что ставит бог войны.
Боги, разрешите в радости и в горе
Жить и умереть в любовном споре.
Посвящу тебе девичества венец,
Пусть мне ненавистен твой конец!
Мы все смеялись, Аврелия подвела меня к Лю-цилии и раздела.