Северный гамбит

Савин Владислав

И когда итальянский головной линкор вдали окрасился дымом первого залпа, мы были спокойны: макаронники никогда не отличались меткостью, обязательно промажут. Первое попадание в этом бою было нашим, несмотря на то что противник стрелял в нас всем строем, из всех стволов! Наш шестой залп дал попадание в «Рому», после чего у флагмана итальянцев первая башня на какое-то время прекратила огонь. У итальянцев в эту войну были очень плохие пушки. Великолепные данные на бумаге, тяжелый снаряд, отличная баллистика — вот только римляне забыли, что корабли строятся для боя, а не для парада! Живучесть их ствола равнялась размеру боекомплекта — вдумайтесь, что это значит, молодой человек: по опустошению погреба требовалось менять и ствол, то есть каждый выстрел уже давал заметный износ ствола, поправку, которую необходимо учесть; ну а если добавить плохое качество итальянских снарядов и зарядов с большим разбросом по весу и гораздо худшую, чем у нас, боевую подготовку артиллеристов, стоит ли удивляться, что в том бою эффективность их стрельбы, то есть количество попавших снарядов по отношению к числу выпущенных, было втрое ниже нашей! И выходило, что по реальной огневой мощи наш «Рамиллис» был равен всем трем их линкорам, вместе взятым, будто у них не двадцать семь стволов, а девять против наших восьми. Труднее было с тем, как держать удар, все же три цели «размазывают» по себе снаряды куда лучше, чем одна. Но мы рассчитывали на низкий боевой дух этих римлян — и тоже оказались правы! Потому что получив от нас снаряд, итальянский флагман поспешно отвернул вправо от нас, увеличивая дистанцию! Они боялись нас, при всей их силе. И оттого я даже сегодня уверен: будь против нас лишь эти три «Ромы», мы выиграли бы этот бой! Нет, мы не потопили бы их все — но выполнили бы свою задачу, проведя конвой в пункт назначения и заставив врага отступить. А большего было и не нужно.

И когда макаронники побежали, мы отвернули к востоку и как следует приложили тех, что заходили справа. Потом итальянцы писали, что мы их крейсер даже не задели — так будьте уверены, они и тогда лукавили и сейчас бессовестно врут. Как же иначе, я ведь сам, своими глазами видел попадания! Три раза мы в него попали главным калибром, не меньше, иначе с чего бы весь их дивизион сразу бросился наутек? Вот скорости нам не хватало в тот день, это верно, мы просто не могли успеть везде, где были нужны. А стреляли мы очень метко, да. В итальянский флагман успели попасть еще один раз, пожар в надстройке ясно видел, ну, про крейсер я уже сказал. А нам в ответ только одно, в бронепояс, без всяких последствий, и это при том, сколько стволов от них стреляли, и сколько от нас!

Но скорости не хватало! Будь на нашем месте новый линкор «Георг Пятый»! Мы были как овчарка, охраняющая стадо от кружащих рядом шакалов! Пока мы отогнали тройку больших волков, пугнули и шакалье, подкрадывающееся справа — а слева, с запада, на конвой выходил головной дивизион итальянцев. Причем у них один корабль был, тот самый малый крейсер, который мы за эсминец приняли, «Аттилио Реголо», и оказался он самым опасным. Вот он на схеме, уже отдельно от строя своего же отряда, впереди всех. Вообще, у итальянцев больше хвастовства было, чем дела, со скоростью их кораблей — так, их крейсера типа «Коллеони», разрекламированные, что сорок четыре узла дают, якобы быстрейшие в мире, в бою от нашего «Сиднея» уйти не могли, хотя у того по проекту тридцать два узла всего. Но эти, тип «Реголо», себя оправдывали и в самом деле сорок узлов в боевой обстановке. У итальянцев самые лучшие моряки служили как раз на эсминцах и легких крейсерах, у них самый большой опыт был, они самыми страшными противниками для нас и оказались в том бою. Я после узнал, что когда их адмирал Бергамини план боя составлял, то один из вариантов был: крейсерам и эсминцам конвой окружить, но в бой не вступать, держаться поодаль и ждать, пока линкоры с «Рамиллисом» разберутся — долго бы они ждали! Если бы мы огонь не раздергивали, с цели на цель перенося — а ведь пристреливаться каждый раз по-новой надо — а если бы только по этим трем «Ромам» били, то, может быть, и не было бы лаки-шота, а тем более «золотого» попадания, когда вражеский корабль уничтожается одним ударом. Но даже при тяжелых повреждениях итальянец бы из боя вышел однозначно — нестойкие они, когда их бьют. Но к нашему несчастью, принят был другой план: легким силам окружить нас и атаковать с разных сторон. И нас просто не хватало везде успевать, перенос огня сильно снижал его эффективность. Но мы почти успели! Почти…

Этот проклятый «Реголо» выскочил вперед, сильно опередив своих. Наши тоже успели собраться — два шлюпа и два фрегата: «Черный лебедь», «Фламинго», «Тренд» и «Райбл». Первой жертвой оказался фрегат «Тренд» — получив больше десятка попаданий (точное число установить не удалось — спасшихся не было), затонул практически мгновенно, опрокинувшись на правый борт, время 13:20 — первая наша потеря в этом бою! Следующим в прицел попал «Райбл», отвернувший было вправо, по приказу прикрыть конвой дымовой завесой — но ничего не успел сделать, отправившись на дно всего через десять минут после «Тренда» и точно так же, как он. Шлюпы, «Лебедь» и «Фламинго», были более серьезными противниками — также не имели защиты, но всё же шесть стволов в залпе, а не два. «Аттилио» получил дырку в носовой оконечности, к сожалению, выше ватерлинии, и пожар в надстройке, что отрезвило излишне горячую голову командира. И «Реголо» отступил к подходившему дивизиону — крейсеру «Гарибальди» с двумя эсминцами, которые готовы были вот-вот навалиться на конвой!

Спасли положение парни с «Хантера». Одиннадцать фанерно-полотняных бипланов, привет с прошлой войны, против ПВО современных кораблей, днем — полное безумие! Но выбирать не приходилось, никто не испытывал иллюзий, что «Хантеру» повезет уцелеть: «Парни, если вы их всех не утопите, садиться вам будет некуда! И выбирайте те, кто длинней, легче попасть в них торпедой, а истребителям бомбить и обстреливать при заходе на цель вдоль. Главное, постарайтесь выбить зенитки». Поскольку «большие волки» были пока вне игры, командир авиагруппы выбрал целью атаки левофланговый отряд. К великому удивлению, никто не был сбит — бипланы при тихоходности обладали невероятной маневренностью, радиус виража «Суордфиша» был сравним с размахом его крыла. И ПВО итальянцев была всё же не первоклассной. Семь торпедоносцев выбрали целью крейсера — и «Гарибальди» получил торпеду в корму, выбит один вал, повреждено управление! Вот он на схеме на этот момент боя, 13:45 — с трудом развернулся и на скорости четырнадцать узлов заковылял на запад, прочь от места боя, и наверное, стоявшие на его мостике молились, чтобы не попасть нам в прицел! Еще один пилот сумел попасть торпедой в эсминец «Гранатьере», прямо в середину корпуса — не переломился лишь чудом, полная потеря хода! Тут над полем боя появились итальянские истребители. Эх, и дали же им «сифайры», хотя их осталось лишь трое против восьми — один упал в море уже после атаки на «Реголо». Итальянцев ушло лишь четверо, но и трех «суордфишей» сбили — уже после сброса торпед.

А тут подтянулись и мы — настолько, что могли уже достать своей артиллерией! Ведь наша главная задача была защитить конвой, а не с линкорами подраться, хотя и хотелось, конечно, равного нам противника победить. Коммодор отдал приказ — и как же мы тогда славно им врезали! «Аттилио» на полном ходу, с предельной дистанции мы всадили полный залп прямо в нос! Ему тут же не до транспортов стало — пожар у него на носу разгорелся, вода стала заливать носовые отсеки — и макаронник побежал, вернее, пополз прочь! А мы успели пустить на дно и подбитый эсминец — эх, будь у нас хоть полчаса времени и лишних пять узлов скорости, ни один бы не ушел оттуда, да! Вояки же из макаронников — за почти пять часов боя не добились ничего, счет был даже с нашим перевесом: один эсминец за два фрегата, но еще поврежденных три крейсера, да и «Роме» пока досталось больше, чем нам!

И тут разом стало всё плохо, даже очень плохо. Беда была в том, что мы уже разрывались на части — и всё равно не могли успеть повсюду, слишком много было врагов, и все они заходили с разных направлений. Одному богу известно, что делали наши механики с машинами и котлами, но «Рамиллис» разгонялся временами до двадцати узлов, как на приемных испытаниях! И всё же этого не хватало. Правофланговый дивизион итальянцев, во флагмана которого мы всадили залп еще в начале, всё же не вышел из боя, а почти разойдясь на контркурсах, повернул и шел следом за конвоем. Затем, воодушевясь тем, что «Рамиллис» сражался в голове строя, макаронники сократили дистанцию, даже подбитый крейсер мог всё же легко держать двадцать узлов. И «Хантер» оказался в пределах досягаемости его орудий, а эскортники правого фланга прозевали это опасное сближение — хотя могли бы и отвлечь огонь на себя, и прикрыть авианосец дымзавесой! Итальянцы сначала стреляли очень плохо, но один шестидюймовый снаряд всё же попал. И по рассказам видевших этот бой, «Хантер» не загорелся, повезло, но в пробоину в носу вливалась вода, и ход сразу упал до семи узлов — корабль отчаянно старался удержаться в строю, но безнадежно отставал от стада, а сзади уже щелкали зубами догоняющие волки. И по мере того как итальянцы сокращали дистанцию, их огонь становился всё более точным, и это было страшно — эскортному авианосцу попасть под огонь главного калибра крейсера. На «Хантере» не было ни брони, ни артиллерии, самолеты он все выпустил в атаку, а те четыре, что успели вернуться и сесть, еще не были заправлены и подготовлены к взлету. А в трюмах — огромное количество бочек с авиатопливом, снаряды и бомбы для самолетов… Бедные парни, как же тяжко им пришлось. А мы уже ничем не могли им помочь, мы не успевали, да. Эскортники правого фланга, «Дикий гусь», «Вальдшнеп», «Дарт» и «Твид», шли на помощь вот ирония, что «Хантер» — «охотник» — ждал помощи от «Вальдшнепа» и «Дикого гуся»! Но ясно было, что авианосец обречен, и речь идет лишь о том, чтобы, на время задержав врага, снять с корабля шестьсот сорок человек экипажа. Они не успели — «Хантер» весь горел и кренился, теряя ход, еще стреляла по врагу последняя уцелевшая пушка и с наклоненной палубы катились за борт «суордфиши», которые так и не успели выпустить в повторный вылет. Враги оказались быстрее: два эсминца вышли на дистанцию атаки раньше, чем «птички» успели подойти, из двенадцати выпущенных торпед попали две — в корму и правый борт. Для уже поврежденного авианосца это было смертельно. И никто из его команды не остался в живых!

А мы не могли идти на помощь. Потому что наш коммодор Долфин первым увидел опасность, грозящую левому флангу, на котором из всего эскорта оставался один шлюп, «Фламинго», сражавшийся с двумя вражескими эсминцами — «Черный лебедь» погиб, поймав торпеду. Там, из-за дымовой завесы, поставленной подбитым лидером дивизиона, первым вышедшего в атаку, подходил второй дивизион — целехонький, с полным боекомплектом и готовый в клочья разорвать конвой. Но не тут-то было, мы и этим припечатали! Вообще, в том бою ни один из макаронников, на которых мы разворачивали стволы, не ушел нетронутым. Мы и крейсерам всем хоть по снаряду, да всадили, и эсминцам тоже, и итальянского флагмана разделали как надо — этот крейсер, «Евгений Савойский», тоже от нас получил! Итальянцы шарахнулись назад — но с севера шли на поддержку их линкоры, все три; на «Роме» наконец потушили пожар, и адмирал макаронников решил, что теперь можно и повоевать.

Вот тут и нам пришлось туго, да. Двадцать семь пятнадцатидюймовых стволов нас исколачивали, но британская броня держалась, а мы ведь сначала не могли отвечать, занятые отбиванием левофланговых! А когда мы развернули орудия на линкоры, снаряд ударил нам под первую башню, в барбет. Слава богу, броня выдержала, но башня не могла больше наводиться, ее нельзя было повернуть. Затем мы получили еще два тяжелых попадания, в нос и в носовой шестидюймовый каземат правого борта — но и сами стреляли в ответ — и попадали, черт возьми!

Молодой человек, вы знаете, каково это — просто находиться на боевом корабле во время сражения? Никакое кино не передаст ощущения, когда залп бьет по ушам так, что уже через минуту ты глохнешь и объясняешься исключительно криком или жестами. Как в орудийной башне или каземате температура уже через несколько залпов становится тропической даже в северных широтах зимой, ну а вблизи экватора — да кочегарка угольного парохода после покажется прохладным местом! Как весь корабль накрывает вонь и дым от сгоревшего пороха — кто сказал, что он бездымный, да вы взгляните на фото стреляющих линкоров! — и все наверху, на открытых боевых постах, становятся похожими на негров. А самое главное, в тебя стреляют, и укрыться негде, если ты не за броней глубоко в недрах корабля — если враг не промажет, взрывная волна и осколки сокрушат сталь переборок как бумагу, и бесполезно ложиться или нагибаться, надо просто делать свое дело, не думая ни о чем. И тем, кто в низах, я бы тоже не завидовал, потому что если корабль погибает, из нижней вахты не спасается почти никто, ведь им не только дольше выбираться наверх, но и нельзя бежать, они должны обеспечивать работу машин — это не только ход, но и борьба с водой и пожарами — пока нет приказа, никто не имеет права оставить свой пост, а гибель корабля при взрыве погреба или потере остойчивости происходит за секунды. И не будет даже могил.