Северный гамбит
Шрифт:
А с нашим дуче мы бы стали подлинно великими! И я даже сегодня верю, что у нас бы получилось. Если бы дуче не связался с этим недоучкой-ефрейтором! Ведь мир достаточно велик, чтобы его поделить между всеми, кто достоин? Но этот австрийский идиот вместо того, чтобы завоевывать бесхозные земли и диких голых негров, как делали все цивилизованные державы, зачем-то решил колонизовать этих сумасшедших русских! Нет, сэр, я ни в коей мере не коммунист и им не сочувствую. Но мой старший брат Антонио попал в русский плен на Днепре и провел там долгие четыре года. И он сказал, когда вернулся: русские во многом похожи на нас, итальянцев, с одним лишь исключением — их нельзя победить, потому что они никогда не признают своего поражения, а будут драться так, что чертям станет страшно. И Гитлер точно был больным на голову, когда решил, что сумеет их завоевать. За тысячу лет это удалось одному лишь Чингисхану, так он был таким же азиатом, и где эти монголы сейчас — провинция в составе СССР?
Так вот, сэр, о том бое. Я великолепно всё видел с командно-дальномерного поста нашего «Аттилио». Мы были самым быстрым кораблем флота, эти хвастуны с «Барбиано» в реальной службе никогда не давали больше тридцати узлов, мы же легко держали сорок, не сильно напрягая машины! Мы были «легкой кавалерией» эскадры, должной побеждать не силой, но вездесущностью, оказываться в нужном месте в нужный момент — там и тогда, когда противник не ждет удара, он слабее или не готов. Как мы летели по морю, когда флагман «Джузеппе Гарибальди» передал нам приказ атаковать самостоятельно открывшийся фланг конвоя! Мы нападали, как коршун на стаю гусей, я отлично видел в оптику туши транспортов и какие-то четыре маленьких корабля эскортного типа. Они даже не успели собраться вместе — поодиночке попадали нам на прицел. Именно я дал целеуказание по тому, кто был ближе. Честно признаю, что в необычной меткости первого же нашего залпа больше виноват случай, и похоже, на фрегате взорвались глубинные бомбы или артпогреб, корабль затонул практически мгновенно. Затем я дал наводку по второму эскортнику этого же типа — да, сэр, на вашей схеме всё показано верно, насколько я помню, всё же десять лет прошло — хотя мне кажется, наш курсовой угол на эту цель был чуть левее. А дистанция была пятьдесят пять кабельтовых, как мы открыли огонь, и тридцать пять, — максимальное сближение до цели. И второй фрегат тоже сначала загорелся, а затем лег на борт и затонул. А нам даже не отвечали, по крайней мере вблизи всплесков от снарядов не было видно, мы стреляли и попадали, как на учениях — что творилось на борту «Реголо» — это трудно передать! Я ощущал себя почти всемогущим, и был безумно горд и рад, что выбрал именно флотскую карьеру! Сейчас мы выбьем остальных двух, и честное слово, отомстим за «Дуйсбург», ноябрь сорок первого!
Эти два эскортника были другого типа, с большим числом стволов. И их снаряды, хотя и не больше чем десятисантиметрового калибра, несколько раз ложились в опасной близости, от одного у нас даже осколками борт пробило, к счастью, выше ватерлинии. Потому наш командир проявил разумную осторожность, часто и непредвиденно меняя курс, вот только это сильно сбивало управление огнем, нам никак не удавалось попасть. А сзади уже подходил весь дивизион: «Гарибальди» и эсминцы, новейшие «Гранатьере» и «Карабинере». Тут появились английские самолеты, и о точной стрельбе вообще пришлось забыть. Мы вертелись, как грешник на сковородке, чтобы только не подставиться под торпеды, и слава Мадонне, торпедоносцы не выбрали нас целью, лишь пара истребителей пытались штурмовать нас. Мы встретили их бешеным огнем из всех зенитных автоматов, всё же пули прошлись нам по палубе, но никого не убило, и наша стрельба не дала видимого эффекта, вот только уже вдали мне показалось, что один из самолетов так и не поднялся ввысь, а нырнул в море, однако мне тогда не поверили. Теперь я знаю, что один «Сифайр» действительно был сбит, эти моторы жидкостного охлаждения клинит от пули или осколка. Но мы так и не узнали о той своей победе до самого конца войны.
А бедный «Гарибальди» получил торпеду, или даже две, и медленно отползал, курсом… да, всё, как на вашей схеме, сэр! Только ход у него был едва 10 узлов. И «Гранатьере» стоял без движения. Эта компоновка, когда все котлы в одном отсеке, а обе машины в другом… Но самолеты улетели — и честно скажу, у нас была мысль, что, значит, всю победу, которая сейчас будет, запишут на нас одних. Сейчас расстреляем последних двух эскортников и устроим конвою бойню — чем мы хуже вашей «Авроры» в том ноябрьском бою два года назад? [7] Они тоже стреляли, но мы давили их огневой мощью, всё было на грани, вот сейчас, сейчас… Накрытие, еще накрытие — будто Бог решил компенсировать нашу меткость в начале боя. Сейчас же я ясно видел, как два наших полных залпа легли совершенным накрытием равномерно вокруг цели, каким-то дьявольским образом не дав ни единого попадания! Но вот сейчас будет — и мы пойдем наконец громить беззащитный конвой!
7
8 ноября 1941 г. в Средиземном море британские крейсера «Аврора» и «Пенелопа» с двумя эсминцами, полностью уничтожили итало-немецкий конвой «Дуйсбург», везущий груз и пополнение для армии Роммеля под охраной двух итальянских крейсеров и десяти эсминцев. Были потоплены все семь транспортов и один эсминец, а тяжелые крейсера «Тренто» и «Триест», каждый в одиночку сильнее всей британской эскадры, и девять эсминцев — бежали, не вступая в бой, приняв атакующих за гораздо более крупные силы! Британцы в том бою потерь не имели. Корабль с именем «Аврора» в британском флоте, и отличившийся именно восьмого ноября — однако же реальная история.
И тут накрыло нас. Сначала высоченные столбы прямо по курсу, пятнадцатидюймовые снаряды, линкоровский калибр. А затем у самого нашего борта — и что-то страшно ударило в нос. Нет, сэр, прямое попадание было лишь одно, второй лишь чуть не попал, но и этого хватило, чтобы разорвать нам обшивку, и первое котельное отделение стало затапливать. А носовая оконечность у нас была буквально вскрыта, как консервная банка, и первую башню перекосило на катках. Как не взорвался ее погреб, не знаю, наверное, нас хранила Мадонна! И ход сразу упал, но сбросить его быстро было нельзя, вода от напора ломала переборки, погреба обеих носовых башен были затоплены, наш «Аттилио» сильно сел носом. И чтобы спастись, мы должны были идти задним ходом — вы этого не видели, сэр? Мы ползли кормой вперед со скоростью едва в восемь узлов, причем даже эти эскортные успели пристреляться и всё же влепили нам два снаряда в надстройки. Но мы со страхом ждали, что вот сейчас будет еще один залп «Рамиллиса» — и нам конец, мы ведь были сейчас просто идеальной мишенью, без маневра, почти без хода, едва держащейся на воде! Уже после мы узнали, что снаряды, которые предназначались нам, достались бедному «Гранатьере», затонувшему почти со всем экипажем, и «Савойскому», также вынужденному срочно выходить из боя. А после нас закрыло нашей же дымзавесой, которую кто-то привел в действие — как выяснилось, без приказа. И нам показалось, что корабль объят пожаром, была самая настоящая паника, сэр, говорили даже, что кто-то в ужасе прыгнул за борт. Несколько человек после боя так и не нашли, других находили в виде фрагментов — когда в корабль попадает тяжелый снаряд, с людьми у места попадания происходит такое, что привело бы в ужас любого киноманьяка-потрошителя — чтобы не быть жестокими к семьям, мы записали всех как погибших в бою.
Что было дальше, я не видел. И из-за дыма, и оттого, что я лежал на полу КДП и молился. И остальные мои люди тоже. А Джованни, матрос из последнего пополнения, вообще покинул пост и внаглую сбежал куда-то в низы, думая, что там безопаснее — разумеется, после он был сурово наказан. Но я никогда не забуду это чувство животного страха, что вот сейчас ударит снаряд — и меня не станет. Когда хочется послать к чертям долг, присягу, даже будущую кару — чтобы только спастись сейчас. Меня остановило то, что бежать было некуда — глупец Джованни не понимал, что если корабль начнет тонуть, то те, кто останутся внизу, обречены. Но я тогда впервые усомнился, правильно ли я поступил, выбрав карьеру военного моряка. Конечно, в мирное время это безумно красиво и романтично — мундир, красивые синьорины на шею сами вешаются — но в войну это оказывается страшнее, чем в пехоте на передовой. По крайней мере там в тебя не стреляют прицельно из пятнадцатидюймовых пушек!
Так в том бою я больше ничего и не видел, сэр! «Аттилио» удалось выйти из боя, и он хромал кормой вперед… Нам повезло, что после о нас всё же вспомнили и прислали сопровождение; что стояла идеальная штилевая погода; что больше мы не видели ни одного англичанина. В базе нас кое-как подлатали, чтобы лишь не отправились на дно от волны, и мы очень долго добирались до Италии, где в Генуе наконец стали в заводской док. Дома нас встречали как победителей — цветы, триумф, ордена и, конечно же, красивые синьорины. Вся Италия тогда содрогалась в экстазе: «величие нового Рима», «империя до Кейптауна» — и моряки считались героями, ведь такие колонии нельзя ни завоевать, ни удержать без сильного флота! И добровольцев шло столько, что флот не знал, куда их девать, не хватало кораблей. Но на худой конец, годилась и армия, ведь воевать где-то в Кении с британскими «аскари» из туземных войск не в пример приятнее, чем с этими ужасными русскими в снегах Украины, которая граничит с Сибирью, и где даже летом стоит мороз? Я ездил домой в Неаполь, и сеньор Микеле, наш сосед, прыгая на костыле, сказал мне, что ужасно счастлив, что вырвался живым из России, потеряв — всего лишь! — ногу, и вспоминал бескрайние снега под Сталинградом как воплощение последнего круга дантова ада. А Гитлер требовал от нашего дуче снова послать солдат на Восточный фронт!
Я сделал тогда свой выбор, черт возьми! Мне было невыразимо страшно еще раз оказаться под вражескими снарядами. И я послушался наконец отца и воспользовался его связями — сменив погоны блестящего флотского офицера на гораздо более скромные береговой административной службы. Жизнь — она у человека одна. По крайней мере, пока никто не вернулся из рая! И прожить ее следует так, чтобы в конце ни о чем не сожалеть. Мирно тянуть лямку, получать удовольствие и быть счастливым. Я не герой — и не хочу им быть.
Так что, сэр, если в Неаполе вам потребуются мои услуги, милости прошу! Вот моя визитка — адвокатская контора «Морцоло и Ко».
Из письма итальянского солдата домой. Африканский ТВД, 1943 год. Автор неизвестен. При невыясненных обстоятельствах оказалось в архиве У. Черчилля среди материалов, использованных при написании «Истории Второй мировой войны». Опубликовано в Приложениях. Полное издание вышеназванной книги. Оксфорд, 1975 (альт-история)
…Мы идем по Африке, и вокруг полная ж…а! Цивилизация в виде жилья, дорог, плантаций, фабрик — вообще любых следов белого человека присутствует в самых минимальных количествах. В сравнении с тем, что я вижу уже третий месяц, самый глухой угол на Сицилии — это всё равно что Рим. И конца пути не видно — где этот проклятый Кейптаун? Естественная граница Новой Римской империи, как обещал наш дуче — мы все сдохнем раньше, чем туда дойдем!
Я уже не помню, когда в последний раз мылся, брился, менял белье. Если не считать купания под дождем, здесь самая большая проблема — это вода. Или ее слишком много, она льется с неба стеной, пропитывает всё, невозможно обсушиться — или ее нет совсем. Ту, что в местных водоемах, употреблять нельзя — вонючая мутная жидкость неопределенного цвета; даже вымыв ею руки, ты рискуешь подхватить инфекцию. Главная угроза здесь не английские пули — британцев мало, и они отнюдь не защищают каждую пядь этой земли — а самые разнообразные болезни, называемые нашими врачами одинаково: «тропическая лихорадка». Здесь норма, что половина личного состава находится в госпитале, но боже упаси завидовать этим бедолагам, потому что условия там ужасные, медикаментов нет, наш госпиталь здесь — это в лучшем случае несколько палаток, где больные просто лежат с самым минимальным уходом, в ожидании своей участи. И получить какую-то болезнь можно и от укуса здешней мухи, и от ожога африканской крапивой, а повальный понос тут у всех, его даже не считают недомоганием! А есть еще ядовитые змеи, укус которых смертелен. И конечно, дикие звери. Что они могут сделать вооруженным солдатам? Но нельзя всегда быть в строю, иногда случается и отойти из расположения по какому-то делу — из нашей роты одного беднягу задрал лев всего в полукилометре от крайнего поста!
Говорят, что в эфиопскую кампанию семь лет назад было не так. Что продукты, вода, медикаменты были в достатке, при необходимости подвозились на самолетах. Может быть… вот только я пишу о том, что вижу сейчас. В сезон дождей земля превращается в липкое месиво, в котором вязнешь по колено, едва могут двигаться даже танки, не говоря уже о грузовиках. А в сухое время в радиаторах закипает вода, да и бензин в дефиците. Лошади массово мрут от местного корма и болезней. И это смешно, но самый технически надежный транспорт здесь — это толпа негров-носильщиков. Только надо все время следить, чтобы они не разбежались вместе с нашим багажом.
Местное население относится к нам… пожалуй, что никак. У нашего командования хватило здравомыслия ни в коей мере не поощрять зверства, подобные тем, что творили немцы в России — а то бы и в нас здесь стреляли из-под каждого куста. А так мы для этих негров просто чужие, идем мимо по своим делам, совершенно не касающимся их. Хотя я слышал, что и где-то здесь водятся дикие племена каннибалов, но пока не видел их вблизи. Возможно, что это сказки. Пока же негры вполне мирно оказывают нам услуги за оговоренную плату. Мы пытаемся вербовать их в туземные части вроде британских «аскари». Они охотно идут, чтобы получить винтовку, мундир, сапоги — и очень скоро дезертируют вместе со всем этим имуществом, имеющим здесь огромную ценность.
Здесь нет богатства, что обещал нам дуче. Только пыль или грязь. И нам предстоит пройти по ней до Кейптауна. А я уже ненавижу эту проклятую землю и мечтаю скорее вернуться домой. Здесь могут жить одни лишь черные, они переносят местный климат с философским спокойствием, потому что не знают иного, они могут добыть здесь пищу и пить воду, от одного вида которой у европейца будет дизентерия. И я не представляю белого человека, который мог бы назвать эту землю своим домом.
«Мы идем по Африке, день, ночь, и только пыль от наших сапог»? Как британцы сумели сделать это, пройти тут и всё покорить? Наверное, они сильнее, чем мы. И когда придет их время, сумеют забрать свое назад.
Спаси нас, Мадонна! Боюсь, Африка будет нашим Сталинградом. Сколько нас вернется в родную Италию после этой авантюры?
Лондон, резиденция премьер-министра. 20 сентября 1943 года
Над британской столицей висел туман. Погода была отвратительная: плотные низкие тучи, дождь, ветер. И в то же время, на взгляд лондонцев, самой лучшей, когда уж точно не стоит ждать «гостей» из люфтваффе. Хотя сейчас гунны посещали их редко — но уже отмечалась резко возросшая активность их авиации над Ла-Маншем, «фокке-вульфы» гонялись за любым суденышком, появляться днем в Английском канале стало смертельно опасным. А все помнили, что в сороковом началось с того же.