Северный гамбит
Шрифт:
Интересно, что японцы имели от этого некоторую защиту. Утонченный эстетизм самураев был не прихотью, а именно якорем, стабилизатором психики, помогал не скатиться в безумие. Это трудно понять европейцам, удивляющимся японской смеси чувства прекрасного с нечеловеческой жестокостью. Не знал этого и Тиле, по европейской привычке разделять, анализировать — ну какое отношение красота может иметь к войне?
Он знал лишь одно — этот невыносимый страх внутри отступает на время, сжимается от волны страха снаружи. Тогда в Атлантике, глядя на барахтающихся в волнах унтерменшей — даже на мостике были слышны их вопли, — адмирал вдруг ощутил внутри себя гармонию и покой. И радостный прилив энергии, будто эти низшие существа, умирая, отдавали ему свою жизненную силу. И ощущение себя не тварью, дрожащей перед демоном — а богом и вершителем, хотя бы для этих… А когда их наберется сто тысяч, что будет тогда? Он не знал, отчего он считает эту цифру порогом — но был уверен, что при ее переходе что-то произойдет. Пока, по его подсчетам, счет едва перевалил за двадцать тысяч. Черт бы побрал этих макаронников, он должен был быть там, в Индийском океане — сразу семнадцать тысяч единиц могли бы лечь на его алтарь жертвенными барашками! Поймать бы вторую уцелевшую «королеву» или войсковой конвой! Сто тысяч — неужели за этим порогом можно стать подлинным сверхчеловеком, с которым даже полярный демон будет на равных?
«Гнейзенау»? Прости, старина Кранке, с тобой ничего не было решено, и твоя судьба была чистой удачей. Я знал лишь, что эти два корабля, «Гнейзенау» и «Зейдлиц», на Балтике совершенно не нужны, а мне могут принести пользу — и даже ваша гибель на переходе была бы лишь тактической неудачей при том же стратегическом результате. Рейхсфюрер всё же поступил мудро — или всего лишь решил позаботиться о новой игрушке? — когда приказал довооружить поврежденный линкор новыми пушками. Эти пушки, уже изготовленные для последующих «тирпицев», в сороковом хотели даже продать русским, затем поставить на батареи в проливе Скагеррак — но рейхсфюрер настоял, и решил тем самым судьбу корабля — он нужен мне здесь, в Атлантике, против англичан, пока Полярный Ужас недосягаем! Неужели Кранке тоже коснулся его воли, надо будет после расспросить — такое везение или всё же глупость англичан? Идти самым полным, огибая Британские острова по тысячемильной дуге, даже срезая угол в самом начале, пока не обнаружили, или ночью. Момент истины был, когда ты обогнул Ирландию, дальше мы уже могли тебе помочь.
Выход в море эскадры из Бреста прошел незаметно. Противовоздушную оборону главной базы Атлантического флота ваффенмарине обеспечивала целая истребительная эскадра новейших «фокке-вульфов». Еще была группа тяжелых истребителей Ме-410, дальних охотников над морем. И эскадрилья ночных перехватчиков Хейнкель-219, «Филин», одна из двух, имеющихся в люфтваффе, вторая в ПВО Берлина. За август и сентябрь было сбито двенадцать английских разведчиков, в том числе и скоростные «москито». «Четыреста десятые» вместе с переоборудованными в истребители Ю-88 сбивали и английские патрульные самолеты на удалении до шестисот километров от берегов, заодно обеспечивая беспрепятственный выход субмарин из Бискайского залива — а подводная опасность на атлантических коммуникациях вынуждала британцев привлекать туда дополнительные силы. И радиовойна, жестокий урок которой дали русские на севере. И чисто организационные, «противошпионские» меры, как было в январе сорок второго при прорыве через Ла-Манш. И — полным ходом на запад, опасность была лишь наскочить на английскую подлодку, но северный опыт и тут себя оправдал — стационарная акустическая система, антенные мины и завеса субмарин-охотников, подстерегающих британские подлодки на переходе. Мальчики Дёница приняли эту идею с восторгом — всё безопаснее, чем в океане прорывать охранение конвоя. Двух британцев нашли и потопили, после чего и их субмарины появляются здесь с большой опаской. В общем, игра стоила свеч!
По замыслу, это был не больше чем розыгрыш дебюта с переводом пары фигур на другой фланг. Потопление «Ринауна» и «Фьюриеза» оказалось лишь приятным довеском. И когда потопили крейсер и Тиле приказал пройти по самой гуще спасающихся в воде — затягивая под винты — он испытал такое же торжество, как тогда в Атлантике, буквально физически ощущая, как сам становится сильнее! Жаль, что их было мало, а до «Ринауна» не дошли, Кранке успел расправиться с эти корытом раньше — и тут «кондор» обнаружил британский авианосец меньше чем в полусотне миль. Жалкие людишки — ему смешно было смотреть на озабоченные, и даже испуганные физиономии на мостике «Фридриха». А для него, почти юберменша, всё было ясно: «Уходить нельзя, мы всё равно не успеем выйти за радиус действия его палубной авиации. Вызвать с берега ударные силы люфтваффе — а вы помните, как даже на учениях они дважды ошибочно „атаковали“ своих? Британец, по докладам летчиков, сам идет навстречу — отлично, значит, мы имеем шанс!»
Ну не доверял Тиле немецкой ударной авиации, лично наблюдая за ее действиями. А вот истребителей весьма ценил, как защиту от бомберов и торпедоносцев врага. Потому ангар «Цеппелина» и был сейчас набит истребителями, в поход взяли и запасные эскадрильи, а палубные Ю-87Е оставили в Бресте. Хотя будь в ваффенмарине корабли, подобные американским «эссексам», вместимостью в девяносто, а по последним данным, и в полную сотню машин…
Всё вышло, как он задумал: эскорт авианосца, легкий крейсер и два эсминца, расстреляли, как на учениях — и он, всемогущий Тиле, снова успел «взять их души», как назвал эту процедуру. Авианосец удирал на восток, и можно было позволить затянуть потеху, Брест был в той же стороне, лишь правее. Они догоняли, британец явно не мог уйти — надо для проформы предложить ему сдаться, а затем сделать, что должно! Но англичанин поступил неправильно: он остановился посреди моря, и с «Зейдлица» отсигналили — видим, как экипаж оставляет корабль. Унтерменши так напугались, что даже не стали ждать, когда их потопят — ничего, это всё равно их не спасет, потому что для него гораздо ценнее даже не потопление этого старого корыта — согласно справочнику, постройка 1916 года — а увеличение своего счета еще на тысячу триста единиц! Пройти по этому стаду, расстреливая тех, кого не затянет под винты, и надо приказать коку подготовить котел с помоями для привлечения акул — уже как традиция сложилась, хотя акулы и так спешат на кровь раненых в воде, но и добавка не помешает. Кок на «Шарнхорсте» хорошо знал эту привычку своего адмирала, а здесь, на «Фридрихе», пусть учатся и смотрят на беспомощных унтерменшей, тонущих совсем рядом. И кинооператор здесь же — что ж, снимай картину торжества арийского духа!
Еще одно сообщение с «Зейдлица», резко отвернувшего в сторону: «Торпеда, пеленг от меня 60!» Черт принес британскую субмарину! Хотя, по справочнику, на этом антикварном корыте (авианосце!) числятся торпедные аппараты… Нет, будь сам Тиле на мостике этого «Фьюриеза» (хотя не оказался бы я там — демон бы вовремя подсказал, как такого избежать), он бы тогда сделал иначе: поднял бы белый флаг и постарался бы максимально сблизиться, даже борт к борту стать, чтобы бить наверняка. А английская подлодка в этих водах весьма вероятна — как плохо, что эсминцев нет (лишь «эльбинги», Т-23, Т-24, Т-26, Т-27 в охранении «Цеппелина»), Так рискнуть ради истребления «жертвенных барашков» в воде, или всё же не стоит?
Он привычно вошел в состояние потока. В голове была та же звенящая пустота, из которой должна была возникнуть верная мысль, — но ответа не было! И это было страшно — неужели демон всё понял? Если он не даст набрать сто тысяч жертв, а сожрет его, со всем накопленным, раньше? Вот, значит, как выглядит продать душу дьяволу — сначала, пользуясь его силой, забирать жизни и души других, быть победителем, идти к успеху. А затем тот, кто дал тебе взаймы, проглотит тебя — со всем накопленным, с прибылью вернув свое. Мефистофель в сравнении с этим — добрый рождественский дед, не лишенный человечности — когда это, из глубины, придет за своей собственностью, спаси, Господь, мою душу!
И ведь спастись не удастся. Поток захватил уже и несет, с каждой победой разрушая сознание. И если попробовать остановиться, этот же поток безжалостно сомнет, растерзает в прах — даже умереть, оставшись обычным человеком, уже не позволит проклятый демон! А русские, они тоже будут после расплачиваться? Или им удалось как-то заставить демона служить себе?
Невыносимо хотелось кого-нибудь убить. Тиле отдал приказ — и пятнадцатидюймовые снаряды главного калибра обрушились на обреченный авианосец. А после вся эскадра прошла мимо, держась на удалении, переменным курсом (помня о возможной атаке субмарины), но обстреливая залпами то место, где в волнах мелькали шлюпки и плоты — никакого зверства, всего лишь артиллерийские учения по плавающим обломкам. А после, по приказу адмирала, палубные истребители, до того барражирующие над авианосцем, выпустили весь боезапас по уцелевшим шлюпкам. И Тиле, представляя кровь, текущую там рекой, снова ощутил покой, хотя в меньшей степени, чем если бы видел своими глазами.
Ведь мир так устроен, что слабый — это всегда унтерменш, который во всем виноват!
Над морем по пути к Бресту. Девятое октября 1943 года
Беги, негр, беги…
Джимми уже третью ночь видел один и тот же сон. Как он задыхаясь, изо всех сил бежит по каким-то коридорам и лестницам, а за ним не спеша идет белый, с пистолетом в руке, но отчего-то всякий раз оказывается прямо за спиной. Поднимает ствол, ухмыляясь, и за миг до выстрела Джимми каким-то чудом успевает нырнуть за угол или захлопнуть за собой дверь. И снова бежать, так что сердце готово выпрыгнуть из груди, а липкий пот заливает глаза — а неспешные шаги позади всё ближе, и он знает, что если обернется, проклятый белый снова будет за спиной нацеливать в него свой пистолет. И вот дальше бежать некуда, тупик, и страх, что сейчас умрешь — и в этот момент Джимми просыпается.
То же было и в последний раз — до того, как Джимми снова оказался прижатым к стенке. Это неправда, что неграм всё равно, жить или умирать. Бежать было некуда, и оружия не было, тогда Джимми шагнул вперед и ударил белого в лицо, так, как умел когда-то бить в уличных драках, квартал на квартал. Он ударил хорошо, успев увидеть, как вмялся нос белого убийцы, брызнула кровь — и тут белый успел нажать на спуск, Джимми ощутило удар, боль — и проснулся.
— Подъем! — орал Уокер, грубо спихивая Джимми с койки. — Вставай, ниггер, солнце уже высоко.