Северный гамбит
Шрифт:
И курс к Нарвику. Придем — разберемся, что там случилось. А я пока посплю.
Яковлев Н. Н. Крах фашистской агрессии. М., 1994. Нарвикский рейд (альт-история)
Десантную операцию в Норвегии в 1943 году западные историки именуют Нарвикским рейдом по аналогии с Дьеппским рейдом во Францию в 1942-м. Хотя сейчас буржуазная историография представляет его как «диверсионную операцию с целью отвлечения сил Еврорейха от Португалии» (Б. Л. Гарт), истинный замысел был иным. Уже с середины 1943 года западных союзников серьёзно тревожили успехи Советского Союза на Восточном фронте. В высших правительственных кругах Англии и США развернулась ожесточённая дискуссия о средствах и возможностях союзников не допустить Красную Армию в европейские страны. «Мы должны остановить этот варварский поток. Будет величайшей катастрофой, если орды азиатских варваров захватят и разрушат европейскую культуру» (У. Черчилль в письме Рузвельту в мае 1943 г.). Составлялись различные прожекты, но в реальности всё решалось на Восточном фронте. В итоге было решено осторожно прозондировать намерения СССР на Московской встрече министров иностранных дел СССР Англии и САСШ, состоявшейся в октябре 1943 года. Официальной целью её было «согласование и уточнение вопросов по ленд-лизу» и подготовка Ленинградской конференции 1943 года.
Черчилль выступал за сокращение поставок СССР, упирая на необходимость направить ресурсы на новую стратегическую операцию «для отсечения русских от Европы». Он писал Рузвельту: «До сих пор кампания на Восточном фронте была весьма неблагоприятна для Гитлера, но теперь она становится неблагоприятной для нас». Одновременно из Лондона и Вашингтона поступали послания, ломившиеся от хвалебных слов. Черчилль и Рузвельт соревновались по части эпитетов и превосходных степеней.
Усилия премьера Англии и президента САСШ были замечены и отмечены в Москве. В августе Сталин сообщает Майскому для ориентировки: «У нас у всех в Москве создаётся впечатление, что Черчилль обеспокоен нашими успехами и лихорадочно пытается уговорить Рузвельта оказать совместный нажим с целью получения гарантий на немедленное возвращение наших войск на территорию СССР после капитуляции Германии». Это подтвердилось на Московской встрече, где союзники впервые открыто выказали озабоченность послевоенным положением в Европе.
Пока союзники занимались подковёрными интригами, Красная Армия выполняла священную миссию по избавлению мира от фашистской чумы. Народы освобождаемых стран, вдохновлённые успехами Советского Союза, желали установить у себя более справедливый общественный строй, чем был ранее, а в дальнейшем и вступить союзными республиками в СССР. Фашистские палачи и их прислужники, не успевшие сбежать, подвергались народному суду. Рузвельт и Черчилль пытались добиться от Сталина хотя бы согласия на раздел Европы по сферам влияния. Но советская позиция была непоколебима — никаких разделов! Сначала освобождение Европы, а затем пусть народы сами выбирают свой путь. Документы Ленинградской конференции полностью не рассекречены, но не вызывает сомнений, что Советский Союз ни в коей мере не предлагал установить границы сфер влияния по линии, до которой дойдут наступающие войска. Советские представители лишь потребовали безусловного наказания всех виновных в приходе нацизма к власти и активно сотрудничавших с ним. Союзники ничего не могли противопоставить этой справедливой позиции. Видя это, Черчилль забросал Рузвельта паническими посланиями об угрозе большевизации Европы. Одновременно он напирал на необходимость яркого военного успеха союзников перед предстоящей встречей. В качестве цели он предложил Нарвик. Черчилль рассчитывал договориться с шведскими правительственными кругами о заключении тайного союза, переброске союзнических войск на юг и высадке в Дании при помощи шведского флота. Ну, а затем вторжение в Германию и дальше на юг — для создания в Европе нового «санитарного кордона» против коммунизма.
Но Гитлер не дремал. Нацисты имели в Швеции развитую агентурную сеть, и от них не укрылись контакты союзнических эмиссаров. Пусть и не полностью, но фашисты раскрыли замыслы союзников. Гитлер был в бешенстве. Двадцать девятого сентября он вызвал шведского посла и в ультимативной форме потребовал прекратить все контакты с союзниками. Одновременно в Данию были переброшены одиннадцать дивизий и дополнительно сформированы ещё пять из Датского корпуса. В обстановке нарастающей паники шведское правительство решило обратиться к англо-американцам за помощью.
Черчилль был в восторге. «Благодаря содействию достойнейших представителей Шведского королевства, мы в кратчайшие сроки сможем выйти на берег (Каттегатского) пролива и, легко перепрыгнув его, закрепиться в Дании. Датчане будут всячески поддерживать нас, и мы, вспоров брюхо гитлеровской свинье, не дадим русским занять Германию», — писал он Бивербруку. Замыслы эти отдавали безумием, носили химерический характер, но времени не было. Надо было начинать немедленно, сейчас.
Времени не было, потому что в отношениях Швеции как с Германией, так и с СССР возник серьезный кризис. До того, с самого начала войны, Шведскому королевству удавалось соблюдать нейтралитет — даже в период наибольших успехов Гитлера Швеция не присоединилась ни к германским планам экономического сотрудничества в рамках «нового порядка», ни к Тройственному пакту. В стране сохранился буржуазно-демократический режим. Деятельность Коммунистической партии была ограничена, но не запрещена; стеснения свободы печати оставались сравнительно умеренными, и часть газет продолжала, хотя и в осторожных выражениях, помещать антифашистскую информацию. Хотя после нападения Германии на СССР в Швеции развернулась фашистская пропаганда, призывавшая присоединиться к «крестовому походу» против коммунизма, Швеция сохранила нейтралитет, взяла на себя представительство интересов СССР в Германии, не отказалась от торгово-кредитного соглашения с СССР. В то же время были сделаны значительные уступки Германии — так, был разрешен беспрепятственный транзит немецких войск и военных грузов через шведскую территорию, и почти вся шведская внешняя торговля была перенесена в страны «оси». Немецкие транспортные суда везли войска и грузы в Финляндию и Норвегию (через порт Лулео, и дальше по железной дороге до Нарвика), укрываясь в территориальных водах Швеции, причем до зимы 1942–1943 годов их сопровождал конвой шведских военно-морских сил. Швеция по-прежнему была основным поставщиком железной руды в Германию. Также самая разнообразная помощь, от оружия и боеприпасов до продовольственных посылок, поступала из Швеции в Финляндию. И эта позиция в целом устраивала Рейх, хотя существовал немецкий план «Песец» оккупации Швеции — реализовать его предполагалось после победы над СССР, когда нейтральная Швеция будет Гитлеру уже не нужна.
Однако же после Сталинграда шведские фирмы отказали Германии в дальнейших кредитах, а шведский военный флот — в конвое. Шведское правительство прекратило немецкий военный транзит по шведским железным дорогам. В сентябре 1943 года после переговоров в Лондоне было подписано экономическое соглашение с Англией и Соединенными Штатами о резком сокращении в течение 1943–1944 годов торговли с Германией — первое подобное соглашение союзников с европейским нейтральным государством. Со шведской территории осуществлялась теперь переброска крупных партий оружия для сил Сопротивления в обеих оккупированных Скандинавских странах. Швеция дала приют тысячам беженцев и беглецов из Дании, Норвегии и других стран, а также бежавшим из немецкого плена советским военнопленным, и обязалась не укрывать фашистских военных преступников. Всё это вызывало бешенство в Берлине — но с осени 1943 сложившаяся ситуация перестала устраивать и СССР.
Швеция оставалась для Еврорейха основным поставщиком высококачественной железной руды с высоким содержанием никеля (в отличие от лотарингской). Именно за счет увеличения шведских поставок был в значительной степени устранен никелевый кризис в германской военной промышленности после потери Петсамо, когда немецкие танки, изготовленные в первые месяцы 1943 года, имели отвратительное качество брони. Также Швеция поставляла Еврорейху шарикоподшипники, станки, высокопрочный инструмент — товары, весьма нужные и на советских заводах. Отчасти такая позиция имела оправдание, так как Швеция не могла полностью обеспечивать себя продовольствием и ввозила недостающее из стран Еврорейха. И СССР мирился с этим — до сентября 1943 года, когда Финляндия вышла из войны, впустив на свою территорию советские войска и предоставив базы, порты и аэродромы советскому флоту и авиации. А фронт стремительно катился на запад. Уже были освобождены вся Украина, Белоруссия, большая часть Прибалтики — и ясно уже было, что дни Рейха сочтены. Теперь СССР имел силу и возможность разговаривать со Швецией по-иному. И не желал дальше терпеть, что из шведской стали изготовлена и броня всех немецких танков, и каждый третий немецкий снаряд.
Уже с конца сентября авиация Балтийского флота начала атаковать транспорты с рудой, идущие из Лулео. До первого октября было потоплено восемь судов, причем три под шведским флагом и без оглядки на шведские территориальные воды. На все шведские ноты Сталин отвечал требованиями немедленно прекратить поставку в Рейх стратегических военных материалов. Пользуясь предоставленным финнами правом на военный транзит, советские дивизии начали сосредотачиваться на шведско-финской границе, всего в ста километрах от Лулео — и это были те же части, что три месяца назад прорвали на Карельском перешейке тщательно подготовленную оборону финнов. Было очевидно — с чем соглашались сами шведы, включая командование армии — что в случае начала русского наступления удержать позиции не удастся, численность и боевой опыт шведской армии были явно недостаточны, а вооружение в большинстве устарело.
Однако даже намеки на то, что русский ультиматум будет принят, вызывали в Берлине в адрес Швеции ругань и угрозы. Так, на упомянутой встрече со шведским послом, Гитлер прямо спросил, желает ли Шведское королевство полномасштабной войны на своей территории: «Известно ли их величеству, что одних лишь сил люфтваффе, дислоцированных в Дании и Южной Норвегии, достаточно, чтобы превратить Стокгольм и Гетеборг в подобие Варшавы?» Подготовка к вторжению велась немцами практически открыто. В Стокгольме в эти дни была паника, все были уверены, что Швеция стоит на пороге войны.
И в этой ситуации первого октября правительство Швеции обратилось к США и Британии с просьбой о посредничестве в переговорах с СССР и о помощи против Еврорейха. Было ясно, что с Гитлером невозможен никакой договор, «или вступление в Еврорейх, по примеру Дании, во избежание дальнейших недоразумений, или война». Датский пример был нагляден: гибель экспедиционного корпуса в Прибалтике под натиском русского стального катка. И шведские газеты открыто спрашивали, где Гитлер найдет «исконно шведские земли» — наверное, Петербург? Если называть вещи своими именами, Швеции пришлось выбирать, чья оккупация предпочтительнее: русская, немецкая, англо-американская? Выбрали третье.
Таким образом, желание к заключению шведско-англо-американского союза было взаимным с обеих сторон. Однако же Швеция была отделена от своих будущих союзников территориями, занятыми немецко-фашистскими войсками. И Нарвик здесь представлялся наиболее удобным местом, так как находился всего в двадцати километрах от шведской границы, и в то же время был связан железной дорогой с Лулео, тем самым «яблоком раздора» с СССР. По секретному соглашению, заключенному в Лондоне, шведская сторона гарантировала беспрепятственную переброску англо-американских войск по своей территории — требовалось лишь разбить немцев в Нарвике, затем быстро занять Лулео, не допустив вступления в Швецию советских войск, и двигаться на юг, к Датским проливам.
Шведы не знали, что стали разменной монетой в большой политической игре — потому что в военных планах союзников допускалось, что немцы, имея несравненно лучшие исходные позиции для развертывания, начнут вторжение. Мол, сорри, джентльмены, воюем за свой интерес до последнего шведа — ну что нам с того, что Стокгольм немножко разбомбят, а в Гетеборге порезвятся головорезы Каминского и Краснова? «В крайнем случае, можно пригласить и русских поучаствовать — с тем, чтобы после настоять на их уходе — на законных основаниях, ведь именно мы, а не Сталин заключили со шведами договор» — эти слова Черчилля, сказанные на заседании Комитета Начальников Штабов крайне точно характеризуют британскую политику: добиться, чтобы кто-то сделал за них грязную работу, и самим воспользоваться ее плодами.
Проблема была лишь в том, что действовать надо было не просто быстро, а чрезвычайно быстро. В Лондоне были уверены, что советского или германского вторжения в Швецию следует ожидать со дня на день, и чрезвычайно важно было его опередить. Оттого план нарвикской операции носит следы чрезвычайной поспешности, не было времени на тщательную подготовку (тут очень уместна была бы пословица «дорога ложка к обеду»). В то же время по сравнению с Дьеппом соотношение сил было намного более благоприятным для союзников, задача же представлялась гораздо легче, так как Нарвик практически не связан сухопутными дорогами с остальной Норвегией, и усилить свою группировку, подвезти подкрепления в условиях господства союзников на море немцы не могли. На бумаге же англо-американский перевес в силах выглядел подавляющим.
ВМС США выделяли эскадру в составе новых авианосцев «Лексингтон» и «Йорктаун», линкора «Алабама», тяжелых крейсеров «Бостон», «Балтимор», «Уичита», легких крейсеров «Билокси» и «Окленд», двенадцати эсминцев. С британской стороны были привлечены линкоры «Ривендж», «Роял Соверен», крейсера «Шеффилд» и «Белфаст», девять эсминцев. Только палубная авиация, должная сыграть роль непосредственной поддержки, составляла сто восемьдесят самолетов, а задействованы были и значительные силы тяжелых бомбардировщиков с баз в Британии. Сухопутные войска (имеется в виду лишь первый эшелон, должный захватить Нарвик), были представлены 28-й американской пехотной дивизией, 23-м полком американской морской пехоты, частями 11-й английской танковой дивизии, имеющей на вооружении новейшие танки «Кромвель», а также отдельными полками и даже батальонами американских и британских войск — что говорит о крайней спешке, выдергивали и грузили подразделения, оказавшиеся под рукой; всего же силы десанта были эквивалентны пяти полнокровным дивизиям, имели около восьмидесяти танков. Сильной стороной было наличие большого количества десантных кораблей и судов специальной постройки, в том числе три американских больших «штурмовых транспорта», тип «андромеда» (водоизмещение тринадцать тысяч тонн, одна 127-миллиметровая пушка и зенитки, несет до двадцати четырех десантно-высадочных ботов), и три британских больших танкодесантных корабля (тип LST, водоизмещение четыре тысячи тонн, перевозит восемнадцать средних танков). В то же время противоминных кораблей у американской стороны было явно мало, и это стало одной из основных проблем.
С немецкой стороны Нарвик обороняла 210-я (стационарная) дивизия, укомплектованная в основном резервистами старших возрастов. На аэродроме Фрамнес базировалось до ста самолетов. ВМС включала в себя 11-ю флотилию подводных лодок, номинально восемнадцать единиц, но фактически в базе и вблизи нее находились лишь четыре, правда, две из них новейшие, «тип XXI»; было также до 30 мелких кораблей: тральщики типа М, катера «раумботы», самоходные артиллерийские баржи, торпедные катера. В то же время береговая оборона была очень мощной. Ядром ее были 406-миллиметровые батареи «Трондевес» (четыре орудия) и «Тиле» (три орудия) — последняя батарея первоначально носила название «Дитл», но после пленения генерала Дитля русскими под Киркенесом некоторое время стала просто «номер 22», а затем получила имя «величайшего флотоводца Германии». Строительство этих батарей было начато еще летом 1942 года, обе они вошли в строй буквально накануне, в сентябре, но благодаря умело проведенной дезинформации числились у союзников недостроенными и небоеспособными, к тому же расположенными в стороне от их истинных мест. Также были две 210-миллиметровые четырехорудийные батареи, одна 170-миллиметровая батарея (три орудия), три 150-миллиметровые батареи (одиннадцать орудий), не считая более мелких калибров (из которых заслуживали внимания 128-миллиметровые зенитки, способные стрелять и по морским целям). Кроме того, обороняющиеся могли рассчитывать на железнодорожную артиллерию, среди которой были 305-миллиметровые гаубицы «бофорс», 240-миллиметровые французские пушки, 150-миллиметровые германские пушки. Было выставлено очень большое количество мин (немцы обоснованно опасались атак советского флота) на удобных для высадки местах, на берегу сооружены противодесантные заграждения и подготовлена оборона. Все сооружения были хорошо замаскированы, заглублены в скалы, залиты бетоном.
Строго по плану, в ночь на пятнадцатое октября по Нарвику был нанесен британской авиацией мощный удар — более ста «Ланкастеров». Были большие разрушения и жертвы в городе, потери среди гражданского населения и тылового персонала, в порту было потоплено около десятка малых кораблей, судов и плавсредств, однако подавляющее большинство военных объектов не пострадало. В девять часов утра последовал второй авианалет, уже палубной авиации, не принесший успех ни одной из сторон. Немцы заявили о «тридцати американских самолетах, сбитых истребителями и зенитчиками», американцы — что город, порт, военно-морская база полностью уничтожены, как и аэродром Фрамнес, что там всё горит, море огня. Однако собственно немецкая оборона урона не понесла, немцы готовы были встретить противника, палубные одномоторные самолеты однозначно свидетельствовали о близости эскадры, а были еще и пленные с минимум шести сбитых.
В 10:45 с юго-запада со стороны Вест-фиорда была обнаружена подходившая американская эскадра.
Норвегия, Нарвик. 15 октября 1943 года
Головным шел крейсер «Бостон», за ним, на расстоянии двух миль, держались «Алабама», «Балтимор», «Уичита» — с охранением из четырех эсминцев; за горизонтом пока не обнаруженным оставался транспортный отряд в сопровождении «Билокси», двух эсминцев и эскортных кораблей. Авианосцы под охраной «Окленда» и шести эсминцев отделились от эскадры еще вчера вечером, за двести миль к юго-западу. Британские силы, которым был назначен для высадки Вогс-фиорд (северный участок), также отделившись, шли отдельно.
Немецкие батареи огня пока не открывали. «Бостон» сбавил ход, пропуская «отряд минного разграждения» (спасибо русским, поделились картами минной опасности возле Нарвика, составленными еще весной). Для быстрого форсирования минных заграждений, прикрываемых береговыми батареями, американцы предназначили «прорыватели» — три старых судна, набитых пустыми бочками. Впрочем, присутствовали и тральщики… если можно назвать таковыми корабли в тысячу двести тонн и осадкой свыше трех метров (большой эскадренный тральщик, тип «Оук», един в трех лицах: тральщик, противолодочник, минный заградитель). Целых шесть штук.
Эскадра выстраивалась в ордер десантирования. Впереди «прорыватели», за ними тральщики — чистят, что осталось, под прикрытием тяжелого крейсера. Следом идут главные силы артиллерийской поддержки — линкор и два крейсера — прикрывая выдвижение десантных сил первого броска — штурмовые транспорты «Андромеда», «Аквариус», «Центаврус». Эти корабли новой концепции проходили здесь проверку перед тихоокеанскими сражениями, для которых и предназначались — при размерах легкого крейсера, имели отличные мореходность и дальность плавания, огневую мощь, как у фрегата, перевозили четыре с половиной тысячи тонн груза, несли на борту восемь больших танкодесантных катеров, поднимавших средний танк или два взвода пехоты в полной выкладке, и шестнадцать малых катеров, на взвод пехоты. А когда десант зацепится за берег, вперед пойдет второй эшелон, десантные корабли, которые даже не доходя до берега сбросят солдат на «аллигаторах» LVT — плавающих гусеничных бронетранспортерах — а затем третья волна подойдет к захваченному берегу, удобным для высадки местам, откинет аппарели и выпустит прямо на сушу технику, артиллерию, еще солдат, и, наконец, когда исход будет уже ясен, в отбитый порт войдут транспорты (обычные, не спецпостройки) и выгрузят на причалы тыловое снабжение. Все было продумано и рассчитано, план составлен и утвержден, за рекордное время, что составляло предмет гордости штаба. Двадцать восьмая Пенсильванская не подведет Америку!
«Прорывателей» хватило лишь на самые первые ряды мин. Количество их тут было совершенно невообразимым. Эти джерри тут и в самом деле от морского черта пытались спрятаться? Вперед вышли тральщики, сняв экипажи с затонувших «прорывателей», и тут ударили береговые батареи шестидюймового калибра — для тральщика хватит.
«Бостон» ответил залпами, как на досадное недоразумение. Ведь летчики докладывали, что в Нарвике уже не осталось целей, «мы всё там разбомбили». Так что больших проблем быть не может, вот только мины — это неприятно, но решаемо, сейчас расчистят проход, чтобы десант мог проследовать к берегу…
И тут возле борта тяжелого крейсера встали огромные столбы воды. Шестнадцатидюймовая батарея «Тиле» открыла огонь. Стрельба немецких артиллеристов была великолепной, с дистанции тридцать километров первый же залп лег накрытием. «Бостон» немедленно дал самый полный, положив руль вправо. Он был хорошим кораблем, этот тип «Балтимор» многие эксперты считали лучшим тяжелым крейсером этой войны. Вот только шестнадцатидюймовые снаряды — это совсем другая весовая категория, и надо было немедленно отсюда убираться. Удалось бы ему это, история не знает — второй и третий залпы немцев также не попали в цель, хотя и легли в опасной близости. Но, выкатившись на скорости вперед и вправо, крейсер наскочил на мину. Для корабля в семнадцать тысяч тонн тяжело, но не смертельно. Чего нельзя было сказать про потерю хода, даже временную, под огнем шестнадцатидюймовой батареи, успевшей пристреляться. Первое попадание вырвало из корпуса «Бостона» столб огня и обломков, вспыхнул сильный пожар. Но опаснее оказалось второе: этот снаряд, кажется, даже не попал, а взорвался у самого борта, — для корабля, уже поврежденного взрывом мины, это оказалось слишком. Не только русские знают пословицу про синицу в руках — конечно, крейсер не линкор, но был в тот момент намного более легкой и достижимой целью. Последний залп лег по «Бостону», когда крейсер уже скрывался под водой — разорвавшись в непосредственной близости, среди скопления плотиков, немецкие снаряды вызвали большие потери в экипаже, из тысячи ста человек спаслись меньше пятисот — подобранные тральщиками по пути отступления к главным силам. Несмотря на то что 150-миллиметровая батарея продолжала вести огонь, попаданий не было — всё же расстояние было слишком велико.
Предположительное место тяжелой немецкой батареи было засечено с «Алабамы». Развернувшись бортом, линкор дал залп, ответные снаряды ударили в воду для первого залпа достаточно близко. Положение становилось опасным. Еще, кажется, Нельсон сказал, что флотоводец, затевающий дуэль с береговыми батареями, или дурак, или безумец. Меткость огня береговых орудий гораздо выше, а уязвимых мест у батареи меньше — можно было уравнять шансы, решительно сократив дистанцию курсом вперед… и на минное поле? «Пусть лучше поработает авиация, а мы подождем», — и «Алабама» стала удаляться от берега, уводя эскадру.
Вот проклятье! Идиотская случайность — немцы провожали залпами, и один снаряд, непонятно каким перелетом, угодил точно в «Аквариус»! Для десантного транспорта это было «выше крыши», на нем начался сильнейший пожар, стали взрываться боеприпасы. Чудо, что успели спустить полдесятка катеров, набитых солдатами, — поняв, что никто не будет ради их спасения останавливаться в пределах огня тяжелой батареи, катера направились к берегу, видневшемуся слева. Даже если им удастся его достичь, это место не имеет ничего общего с тем, что было предписано планом. Треть первого эшелона десанта выбыла из игры — план летел ко всем чертям!
Несколько часов ничего не происходило. Затем прилетели самолеты, покружились над берегом, сбрасывая бомбы, доложились по радио: «Всё о’кей, цели уничтожены», — и унеслись к авианосцам. Вперед пошли тральщики, чтобы расчистить путь, их встретили огнем шестидюймовых. «Алабама» и крейсера стреляли в ответ, благоразумно не входя в пределы досягаемости шестнадцатидюймовой батареи — была надежда, что ее разбомбили, но проверять не хотелось, чтобы не вышло, как с «Бостоном». Один тральщик поймал всё же снаряд и загорелся — но погиб не он, а его сосед, вдруг подорвавшийся на мине. Затем еще один, и подбитый не стали спасать, а бросили, сняв команду, а сами стали отходить. Было уже два часа дня, когда по плану на берег должен был высаживаться второй эшелон десанта.
И отступать было никак невозможно. Поскольку в штабе флота категорически сказали, что нужна обязательная победа, по высоким политическим соображениям. И за нее уже был уплачен первый взнос кровью — больше тысячи человек, погибших на «Бостоне», «Аквариусе», двух тральщиках — в случае победы потери будут считаться оправданными.
Снова прилетели самолеты, на этот раз средние В-25 из Британии. Неприятной неожиданностью было появление немецких истребителей — как выяснилось позже, взлетевших с соседних аэродромов Бардуфосс и Бодо. Прежде чем спешно поднятые с авианосцев «хеллкеты» успели прийти на помощь, шесть бомбардировщиков были сбиты, палубники доложились о восьми сбитых «фокке-вульфах» и потере трех своих, еще один «адский кот» уже после возвращения был признан не подлежащим ремонту. И по докладам пилотов, там всё заволокло дымом, так что найти цели и определить реальную эффективность налетов не представлялось возможным: «Мы высыпаем бомбы куда-то туда, сэр», — зато зенитный огонь оставался достаточно сильным.