Шаг из тьмы
Шрифт:
5.38.5 Что должен мужчина, по мнению министра Шена
Он принёс чай, поставил перед Верой чашку, сел и невинно улыбнулся:
— На чём мы остановились?
Она понюхала чай, подтверждая свою догадку, что это не один из тех чаёв, которые стояли у неё в шкафу, улыбнулась так же невинно:
— А здесь что?
Он перестал улыбаться и сказал:
— Общеукрепляющее.
Она растянула губы в ненатуральной улыбке:
— Мы остановились на танцах с шутом. Он влиятельная фигура?
— Смотря, на кого вы хотите влиять, — напряжённо улыбнулся министр, отпивая из своей чашки, — если на короля — очень влиятельная. Если на политику в стране — бесполезная, потому что в этом деле уже король — фигура не особо влиятельная. Он тряпичная кукла на ниточках, но ниточки эти держит не один человек, как должно быть, а целая толпа людей, и каждый тянет в свою сторону, от чего кукла дёргается и выглядит нелепо, позоря всю страну. — Он замолчал, с силой потёр лицо и улыбнулся: — Фредди — дворцовый король вечеринок и законодатель моды на юмор, если перейти ему дорогу, можно стать предметом шуток для всего высшего общества, так что с ним все очень вежливы. Его пытаются убить, в среднем, раза три за сезон, после каждой премьеры, но он сотрудничает с управлением и его хорошо охраняют, так что в рамках сцены он борзеет сколько хочет, все привыкли и спускают ему его шуточки, делая вид, что это просто шутки, которые не стоят внимания. А на самом деле, никто просто не может ему ничего сделать, пока он под крылышком Даррена.
Он отпил ещё чая, помолчал и продолжил:
— Старого шута, который служил Георгу 15му, убили через пару дней после смерти отца, на его место метил другой, их тут при дворе целая театральная труппа и оркестр, когда умер старый шут, они передрались похлеще министров, но Фредди их утихомирил всех, и сейчас правит театром твёрдой рукой. Он умный парень, и сильный, носится как белка, хотя у него постоянно болят ноги, но он не принимает обезболивающие, принципиально, верхняя часть у него полностью здорова, в детстве он даже у меня в борьбе на руках выигрывал, сейчас не знаю, мы давно не пробовали, но придворных он укладывает всех, в том числе, начальника дворцовой охраны, он страшно его не любит за это. Постарайтесь его не рассматривать, он выглядит немного… пугающе. И из-за пропорций, и из-за лица, ему убрали шрамы в детстве, но с возрастом они опять расползлись, эту процедуру надо повторять, но он не хочет. Отличный он человек, но дружбы у нас не получилось, из-за его единственного недостатка — он беззаветно любит Георга 16го. И с тех пор, как умер отец, Фредди всячески Георга поддерживал, он несколько раз его от покушений спасал, это ещё одна причина, за что его не любит начальник охраны.
Вера чуть улыбнулась:
— Встретились два одиночества?
— В смысле?
— Шут и король. Нашли себе друг друга.
Министр неоднозначно дёрнул бровями, кивнул:
— Может быть. Мне не понять.
— Вы никогда не были одиноки и обижены на жизнь?
Он долго молчал, глядя в чашку, потом с некоторым удивлением качнул головой:
— Наверное, никогда. Что бы там ни творилось в стране и мире, но мать меня любила, по крайней мере, пока я был ребёнком. Когда она вышла замуж и забыла обо мне, у меня всегда был отец, и даже когда он оставлял меня ради Георга 16го, я знал, что меня он любит больше, у меня не было сомнений ни единой секунды, я всегда во всём был лучше. Когда отец умер, остался Двейн, в нём я тоже никогда не сомневался. Потом появилась Эйнис… Это сейчас она чудит, а когда мы только встретились, её обожание было настолько очевидно, что это ни с чем не спутаешь, она вела себя как щенок. С остальными детьми я не обращался так, как с ней, так что дальше было уже проще, но мне хватало и того, что уже есть, я не был одинок, никогда. Меня многие ненавидели, но я всегда знал причину — дело не во мне самом, а в моём происхождении и статусе, а те, кто имел что-то против меня лично, обычно были либо врагами короны, и моя работа стояла им поперёк горла, что полностью освобождает меня от ответственности, либо попросту мне завидовали, моим победам и наградам, тут я тоже не виноват. Так что безвинно осуждённым я тоже себя никогда не чувствовал. Мне действительно не понять короля, никогда, так и есть. И шута не понять, мы много об этом говорили, он не может объяснить своего благоволения Георгу, ему просто его жалко, он называет его потерянным ребёнком и хочет защитить.
Вера отчётливо вспомнила мятый нескладный силуэт короля, он стоит у стены в гостиной с бутылкой в руках, в одном ботинке, пьяный, грустный, растерянный, даже с несчастной пробкой не справился. Костюм выглядит так, как будто он его украл у кого-то повыше и посильнее, излишне роскошная вышивка совсем не украшает, а только подчёркивает болезненную худобу и бледность кожи, такой тонкой, что можно увидеть сосуды — сама хрупкость, сама беззащитность.
«А если его действительно оболгали, и он не убивал отца? Как с этим жить, двенадцатилетнему ребёнку, которому никто не верит, которому не на кого надеяться?»
Министр смотрел на неё так, как будто видит на лице каждую мысль, и презирает её за эти мысли. Она стушевалась и опустила глаза:
— Георг действительно производит такое впечатление.
Министр мрачно прошипел:
— Потому что хочет его производить. Он не дурак, и знает способы манипулировать людьми. Вам он тоже голову задурил, он мастер в этом.
— Он очень одинокий и грустный, — тихо сказала Вера, не поднимая глаз и слушая, как кто-то циничный и злорадный внутри неё разливает министерскую злость по бокалам и смакует, жмурясь от удовольствия.
«Почему мне так приятно его бесить?»
Министр фыркнул:
— И поэтому вам так хочется его обогреть и приласкать, да? Как всех ваших нищих гениев из прошлой жизни?
Она изобразила глазами сладкую ностальгию и кивнула:
— Да, наверно.
Министр рот раскрыл от шока, посмотрел на "часы истины", раскрыл ещё шире, развёл руками и закрыл, так и не найдя слов.
Вера тихо рассмеялась, пожала плечами:
— Что? Должен же кто-то это делать. Иначе в мире будет много голодных и необогретых гениев, они будут творить грустные шедевры, а весёлых творить не будут, а это плохо, печальных стихов в мире и так больше, чем весёлых.
Он вдохнул полную грудь, но опять не нашёл слов и выдохнул, разводя руками в немом возмущении, наконец справился с отпавшей челюстью и ядовито уточнил:
— То есть, привечая слабых и бесполезных мужчин, вы не просто тешите самолюбие, вы спасаете мир! Да?
— Да, — Вера улыбнулась ещё наивнее, обхватила чашку ладонями, кивнула: — Гении в быту беспомощны, и в мире бизнеса беззащитны, им нужен человек, способный взять эти вещи на себя. Почему бы и не я? Я могу.
У него на лице была смесь жестокой обиды и возмущения человеческой непроходимой тупостью, он усмехнулся:
— Приносите себя в жертву жестокому миру? Как самоотверженно.
Она беззаботно пожала плечами:
— Ну я же не собираюсь за них замуж…
Он схватился за голову и простонал:
— Великие боги, Вера! Потому и не собираетесь, открою вам секрет! Вы видите, что счастливой они вас не сделают, и пытаетесь себя убедить, что вам и самой не особенно хочется. Но это враньё, всем хочется, и вы не исключение.
Она поджала губы, сдерживая улыбку, смерила его взглядом с ироничным сомнением:
— Можно подумать, умение мужчины зарабатывать деньги и выживать в этом жестоком мире — залог счастья его женщины.
Министр как-то неочевидно, но конкретно собрался, Вера заметила, что он осознанным усилием взял себя в руки и утихомирил эмоции, хотя каменным и холодным не стал, просто начал демонстрировать своё пренебрежение и возмущение контролируемо.
«Эти амулеты работают как-то… то ли не всегда, то ли не на все виды эмоций. А может, у них тоже есть ресурс? И он прямо сейчас кончился, какая красота. Вряд ли это так, но было бы отлично.»