Шаль

Рой Олег Юрьевич

Степанков, к своему удивлению, с интересом слушал об Арсении, о Миле, понимал причину ее агрессивности по отношению к себе… Ну, если не причину, то уж исток наверняка… Это от обиды. Понятно, первая любовь. Он — красивый, умный, такая семья, Москва после тихого провинциального Владимира или Мурома, он не понял. А потом — почти слепой ребенок, заботы, хлопоты, и вдруг — уход мужа. Можно просто рехнуться. И теперь он, Степанков. С напыщенной благотворительностью, неуместно огромным букетом в маленькой квартирке, булькающей бутылкой в портфеле… Картина

маслом…

Прощаясь под мелким дождем у подъезда в Ясеневе, Зоя Павловна еще раз извинилась:

— Не обижайтесь, пожалуйста, на мою невестку. Ее порой заносит. От давней обиды, ущемленной гордости. А расписка — так это даже хорошо. Просто так деньги нельзя получать. Особенно в молодости. И с другом вашим вы это поняли, правда? Пусть думают, где заработать. Лизонька, наверное, скоро перестанет требовать столько внимания и времени, как прежде. Мила сможет больше работать. Володя, можно, я позвоню вам?

Степанков кивнул. Ему было приятно с этой пожилой женщиной.

И действительно, Зоя Павловна позвонила в пятницу и попросила его заехать сегодня после работы.

Миновав тесную прихожую, он оказался в комнате, где центральное место по-прежнему занимало пианино. На полу лежал вытертый ковер. Теперь, без народа, комната казалась пустоватой.

Лиза сидела за инструментом. Она была в домашних брюках и свитере. Девочка перестала играть, подняла голову и посмотрела на Степанкова сквозь толстенные линзы очков. Такими стеклами, ловя в них солнечные лучи, Володя с мальчишками когда-то поджигали тополиный пух во дворе их старого дома.

Зоя Павловна попросила Лизу не прерываться и пригласила Степанкова на кухню — пить чай. Девочка послушно склонилась над инструментом. Она тренировалась, как спортсмен, готовящийся к Олимпиаде.

Миниатюрная кухонька, плиточный пол терракотового цвета, маленький телевизор в углу на кронштейне, полки с кулинарными книжками, электроплита не первой молодости. На стенах — галерея тарелочек, на холодильнике под магнитами — какие-то записочки и рекламки с нужными телефонами. Все для удобства, чистота и порядок.

— Чай или кофе?

— Чай.

— Черный или зеленый? Милочка в командировке. Ее пригласили переводить фильмы на кинофестивале. «Провинциальный» тур, так сказать. Пермь, Екатеринбург, еще что-то. Она нашла работу синхрониста. У Лизоньки в школе каникулы. — Зоя Павловна говорила все это, наливая чай, нарезая бисквит, лимон, накладывая в розеточки варенье. — А мне завтра нужно на похороны. Умерла старая подруга. Мне обязательно надо быть там, а девочку оставить не с кем. Не знаю, что и делать.

За окном стучал дождь. Из-за закрытой двери доносились звуки гамм. Володе было приятно в этой уютной кухне, подле этой пожилой женщины. Лишь на краю сознания забрезжил вопрос, почему Зоя Павловна обращается с такой, в общем-то, бытовой просьбой именно к нему, человеку архизанятому, бизнесмену отнюдь не средней руки? Но мысль забрезжила и развеялась под воздействием сладкой удовлетворенности от доверия милой пожилой женщины. Очень захотелось сделать ей что-нибудь приятное.

— А можно, я в это время с Лизой погуляю? — вдруг услышал он свой голос. Услышал и даже удивился: кто это, мол, говорит? — Мы в зоопарк сходим. Или съездим за город, вроде и погоду завтра обещают хорошую.

— Ой, вы даже не представляете, как вы меня выручите, — всплеснула она руками. — Я чуть было не собралась взять ее с собой. Но это для нее совсем неподходящее зрелище. Она такая впечатлительная. Я сама хотела вас попросить. Но невозможно же так бесцеремонно садиться вам на шею. Вы человек занятой. Арсений, как назло, куда-то подевался. Все бросили нас с Лизой, просто безвыходная ситуация. Я бы не обратилась к вам, Володя, я знаю, вы очень заняты. Но просто нет никакого иного выхода. И я вижу, что вы должны ладить с детьми.

И она все говорила, говорила, говорила, сосредоточенно переставляя чашки, тарелочки, розеточки. А из комнаты доносились гаммы, гаммы, гаммы, и Степанков улыбался, улыбался, улыбался. И все это продолжалось с твердым намерением никогда не закончиться…

Утром Степанков с водителем опять оказались у знакомого дома в Ясеневе. Он позвонил и сообщил Зое Павловне, что ждет. Стоя у машины, отметил, что его внимательно разглядывает из темно-зеленого джипа «Судзуки» какой-то молодой мужчина. Когда дверь подъезда открылась и показалась веселая Лиза, «Судзуки» стремительно рванул с места и двинулся со двора в сторону магистрали. Степанкову показалось, что он уже видел эту машину, когда приезжал к Лизе на день рождения. Но он тут же отвлекся — Лиза и Зоя Павловна вышли из подъезда.

Степанков помог дамам забраться на заднее сиденье.

В машине он время от времени внимательно посматривал на Лизу. Ее черные волосы были затянуты в хвост. От этого лицо казалось еще меньше, и очки, увеличивая глаза, делали их необычайно большими. Девочка с интересом смотрела в окно, прижавшись носом к стеклу, на город, на улицы, на машины.

— Ну, куда поедем? В зоопарк, в Архангельское?

— На аттракционы! — последовало безапелляционное заявление. — Если вы спрашиваете меня, то — на аттракционы. — Ребенок в упор смотрел на Степанкова. — В зоопарке я недавно была с мамой. А на аттракционы она меня не пускает. Боится, что упаду. Но я не упаду: там везде ремни, они застегиваются. Там техника безопасности. Ну, бабушка?..

— Под вашу ответственность, Володя, — рассеянно ответила бабушка, поглощенная своими переживаниями.

А может, тоже считала, что аттракционы не представляют особой опасности.

«Ответственность так ответственность, — подумал Володя, — нам, Степанковым, не привыкать».

Затем они немного поспорили, куда подвозить Зою Павловну, в центр или в Крылатское. Она настояла, чтобы ее высадили у метро «Октябрьская», потому как на метро быстрее и удобнее. Договорились встретиться в семь часов вечера дома, в Ясеневе.