Шаль

Рой Олег Юрьевич

— Платье-то некрасивое. Как твоя невеста в нем будет смотреться? Оно на ней сидит куце.

— Платье — это не главное, — отвечал сын. — Правда, Милка?

Мила, все еще робевшая в присутствии матери Арсения и чувствовавшая себя неуютно, ничего не сказала.

— Ну, в конце концов, вам решать. — Зоя Павловна внимательно взглянула на будущую родственницу и тоже замолчала.

Все дальнейшее Мила почти не запомнила, виной ли тому шампанское или усталость, но впоследствии тот день всплывал в памяти лишь отрывочными кусками.

Она помнила, как

в ресторане кому-то было плохо, как пили недорогое крепленое вино и водку, как на столе почему-то оказались не та закуска и горячее, которые заказывали, и брат Зои Павловны, Михаил Павлович — стареющий импозантный мужчина с командным голосом, ходил ругаться с администрацией.

Помнила, как Арсений танцевал с Танькой, и она почему-то жутко его ревновала.

И как стеснялась она отца и матери, их простых манер и натруженных рук со следами тяжелой работы, в царапинах от земли. Ей казалось, что всем это бросается в глаза. Потом она вспоминала эти свои переживания со жгучим стыдом.

Родители Милы сидели, смущенные роскошью, и, по-видимому, чувствовали себя не в своей тарелке посреди столичного размаха. Изредка они робко поглядывали на дочь. Отец все тянулся к бутылке, и Мила со страхом наблюдала за ним. Обычно он не пил, но по праздникам, когда все-таки принимал «на грудь», мог быть раздражительным и желчным.

Тетя Наташа старательно игнорировала сестру, будто подчеркивая пропасть между ними, и с интересом поглядывала на родственников жениха, особенно на дядю Арсения, надеясь обзавестись полезными связями и знакомствами.

Еще Мила помнила, как потом ее отец, бледный, нетрезвый, курил в вестибюле ресторана, привалившись к огромному зеркалу в пол, а она стояла в свадебном платье напротив. Вечер был еще более холодным, чем день, сквозняк свободно забирался под тюль, и она вся продрогла.

Отец не смотрел на нее и как-то нехотя спросил:

— И что же, ты так и не доучишься, дочка?

— У нас сейчас другие планы, Арсений хочет, чтобы мы вначале построили семью.

— Арсений хочет, — вдруг с непонятным раздражением буркнул отец и плюнул на пол.

— Пап, ты что? — в ужасе прошептала Мила и оглянулась.

— А что ты-то хочешь? Нашла своего Арсения и в рот ему смотришь. Так и будешь делать, что он тебе говорит, всю оставшуюся жизнь? Для этого мы тебя растили? Дело твое, конечно, но мне кажется, что ты совершаешь ошибку. А Арсений твой — напыщенный дурак, если не понимает, что делает тебе хуже. Кому ты без образования нужна будешь?

— Не говори так, — вспыхнула Мила, — ты его совсем не знаешь.

Он махнул рукой.

— Я окончу институт позже. Это никуда не денется, — продолжала Мила.

— Дело твое, — он вдруг как-то сразу сник и потерял задор, как будто из него выпустили воздух.

Неожиданно в дверях появился Арсений, Мила даже не поняла, как это он так тихо подошел. По всей видимости, он слышал их разговор. Она стремительно начала краснеть.

Арсений молча шагнул к ней и, взяв ее чуть выше локтя, подтолкнул в зал.

— Пошли, гости ждут. Надолго уходить невежливо, — сказал он сквозь зубы.

— Подслушивал? — хмуро поинтересовался отец. — Останься, дочка, мы еще не закончили, — при виде зятя он как будто сразу оживился, — а ты не понукай.

— Она теперь моя жена. Что хочу, то и делаю. И вы мне не указ.

— Купил ты ее, что ли? — едко спросил отец, но тут Мила схватила Арсения за руку и повела в зал.

Отец с трудом отлепился от стены и, грустно покачав головой, бросил им вслед:

— Ладно, не буду вас учить. Делайте, как знаете.

После этого Мила долго плакала в дамской комнате, и почему-то никто не пришел ее утешить.

Потом она привела себя в порядок и вышла к гостям.

В первую брачную ночь Арсений был пьян, и у молодых ничего не получилось. В середине ночи он, измученный, вскочил с кровати и убежал на кухню, где и заснул прямо на полу.

Сначала молодые жили у Зои Павловны, но вскоре переехали в собственную квартиру Арсения, которая досталась ему по наследству от бабушки. Мила с удовольствием окунулась в семейную жизнь, готовила еду, убирала квартиру, Арсений доучивался последний год в институте и параллельно, по совету дяди, устроился на заработки в солидную фирму.

Со свекровью Мила сдружилась, обе женщины легко смогли найти общий язык. У Зои Павловны очень быстро исчезло первоначальное недоверие к невестке, и она привязалась к девушке всей душой, полюбив ее за незлобивый мягкий характер и трудолюбие. Во всех спорных ситуациях она теперь принимала ее сторону, зная непростой характер сына.

Документы из института Мила забрала почти сразу же после свадьбы. Она пыталась было спорить с Арсением, говорила, что хочет учиться, но он категорически настаивал, и она уступила.

Мила сидела на кровати и лихорадочно потирала руки. Этот жест стал у нее признаком взвинченности и нервозности. А нервничать приходилось все больше и больше: в их семейной жизни далеко не все было гладко. Они с Арсением никак не могли наладить свою, как пишут в медицинских журналах, «интимную жизнь». У него нередко ничего не получалось, он злился и обвинял во всем Милу. Начались ссоры, скандалы. Арсений был не из тех, кто ищет причины неудач в себе. Досаду и раздражение он тут же обрушивал на жену. Она не понимала, в чем ее вина. Арсений избегал откровенного разговора, но как-то между делом предложил ей посетить доктора. Его волновало, что она не может забеременеть, несмотря на все усилия. Результаты обследования оказались неожиданными — со здоровьем у Милы все было в порядке, она готова к тому, чтобы вынашивать и рожать детей. После этого муж замкнулся в себе еще больше. И все чаще и чаще начинал изнуряющий и тяжелый для Милы разговор.

Сейчас он сидел, ссутулившись, на противоположном конце кровати и говорил тихим голосом, но было видно, что он на взводе и сдерживается из последних сил.

— Мила, ты знаешь, что семья без детей — не семья? Меня так учили, и я так воспитан.

— Ну, хорошо, давай я схожу к другому врачу. Может быть, мне неправильно поставили диагноз, точнее, не нашли болезнь. Или, может, сходишь ты?

— Я? Я-то тут при чем? — мгновенно взвился Арсений, вскочил и принялся быстро ходить по комнате, как загнанный зверь. — Пойми, у нас времени нет.