Шаль
Шрифт:
Любимой серией деда была — «Пламенные революционеры». Он следил за выходом новых томиков по специальной газете, настоятельно просил, чтобы в комбинатовском книжном магазине ему оставили новинку. Эта серия была не по подписке, томики приходилось отлавливать. Среди них попадались настоящие шедевры. А потом, когда в школе по истории изучали что-либо близкое к этому периоду или к этой теме, дед доставал книжку с полки — часто из второго ряда, где она стояла, забытая и невидная, — и давал Володе. Сам он не читал книг, не успевал, только просматривал. Но имел на лучшие из них какое-то верное чутье. Причем имена не всегда бывали «громкими». Деду
Володя получил представление об истории в основном из книг библиотеки деда. Когда как-то разговор зашел о революционерах, дед подсунул ему «Нетерпение» Юрия Трифонова, и Володя сразу же, еще тогда, решил, что никогда не пойдет в революцию, какой бы она ни была. Он не будет разрушать. Эти люди, которые жили в этой стране до него, хорошие и умные, смелые люди, столько разрушили, что теперь нескольким поколениям надо будет создавать и создавать, пока не приведут страну в порядок. Так он решил, прочитав «Нетерпение».
Вообще, дед был в его жизни главным человеком — после мамы, конечно. Кроме страсти к книгам у деда была страсть к костюмам. На комбинат он ходил в рабочей спецовке. А после работы — в костюме. И носил отглаженный костюм дома, «даже в туалет», как подшучивала бабушка.
У деда в костюме была какая-то особая выправка. Он не был профессиональным военным, но очень походил на строевого офицера. А вообще-то он происходил из крестьян. Его отец пришел пешком в город, где они и жили с тех пор. На войне дед был простым солдатом. Дошел до Праги, имел ордена, остался жив, хотя и перенес контузию, после которой его из армии списали.
Непонятно почему, но костюмы были его слабостью. В старости, уже в конце жизни, он донашивал пиджак от черного костюма, а брюки — от коричневого. Бабушка умела аккуратно чинить и штопать. Подкладку пиджака она меняла несколько раз. Пиджак, несмотря на ее старания, выглядел все равно поношенным. Володя помнил, как лоснились рукава у последнего дедова костюма. Дед проявлял требовательность и к рубашкам. У него были четыре любимые рубашки, и никаких новых он не признавал. Профком, домашние исправно дарили ему на 23 февраля и в День металлурга рубашки из чистого хлопка. Однако дед, поблагодарив, откладывал их, даже не распечатывая. Бабушка умудрялась штопать воротнички и манжеты так, что, по мнению деда, они были как новенькие.
Дед учил Володю, что человек, что бы на нем ни было надето, должен быть предельно аккуратен. И теперь, когда он покупал новый костюм, то, стоя перед зеркалом в примерочной, думал: что сказал бы Василий Степанович Березин, бригадир комбината, о его новом костюме. О костюме, заказанном у дорогого итальянского портного. У Степанкова были пиджаки и от Кардена, и от Босса, и от Гуччи. Таковы опознавательные знаки системы, в которой он жил и работал. Степанков подчинялся этому легко, даже с каким-то удовольствием. Он быстро вошел во вкус ношения темных однобортных костюмов, черных ботинок и неярких стильных галстуков. А пришиваемая вручную подкладка с магическими названиями фирм наполняла его сердце мальчишеской радостью. Это удобно, достойно и было бы одобрено дедом. Так он играл с самим собой, носил свою семью в своем сердце.
А с книгами иногда доходило до смешного. Дед являлся домой с покупкой, разворачивал книгу и показывал
— Лучше б конфеты купил, что ты тащишь сюда то, что у нас уже есть? Библиотеку решил открыть? Тебе библиотек не хватает? Вон выйди на улицу, на каждом углу по библиотеке. Деваться некуда от твоих книг. — Потом она сбавляла тон (они с дедом жили дружно): — Конфет не сообразишь купить жене, а все книги да книги. Ты же не читаешь, не успеваешь. Их уж ставить некуда.
— Книга — лучший подарок, — припечатывал дед.
Действительно, все, что оказывалось в двух или даже в трех экземплярах, они щедро раздаривали.
На самом деле бабушка не сердилась. Она ворчала для порядка, и это понимали все, даже маленький Володя. Он знал, что бабушка втайне гордится тем, что ее муж не жалеет денег на книги, что у них такая большая библиотека. Сама она тоже читала, но редко. Много было работы по дому и на приусадебном участке. Она кормила-поила деда, семью дочери, стирала, убирала, летом выращивала овощи, зелень, малину и смородину, а зимой вязала бесконечные рукавички и носки.
Иногда бабушка пыталась что-то продать с огорода, но дед пресекал эти поползновения. Он считал, что жена человека такого ранга, как он, не должна торговать. Дед это занятие презирал. Денег на жизнь, которую вела его семья, хватало. Кстати, к деньгам дед относился тоже на свой лад.
Когда Володе было лет десять-одиннадцать, каждое воскресенье он с родителями приезжал к деду с бабушкой на обед. Дед, как фокусник, доставал откуда-то металлический рубль и дарил его внуку. Он с удовольствием рассказывал, как со своих обедов, с каждого рубля, который ему выдавала бабушка, он выкраивал по пятнадцать-двадцать копеек. За неделю накапливался рубль. В столовой он обязательно просил кассира, чтобы та оставляла ему металлический (дед говорил — железный) рубль.
Ему почему-то нравилось дарить внуку именно металлический рубль. И внук знал, что в воскресенье дед потреплет его по волосам и скажет: «Бери да потрать так, чтобы было о чем вспомнить». И ему всегда было о чем вспоминать. Этот рубль он тратил непременно с шиком: кино, конфеты и пирожные для друзей.
Это было не только удовольствие, но и первый наглядный урок бизнеса. Потом, в своей взрослой московской жизни, когда приходилось перекраивать финансы, выделяя что-то на рост производства или на рекламу, он всегда вспоминал деда и думал, что умение находить необходимые средства, ужимая, сокращая одно, чтобы увеличить другое, у него семейное, от деда.
Степанков смотрел на книги, которые держал в руках его дед. Василий Степанович так и умер, с книжкой в руках. Выйдя на пенсию, он решил прочитать все непрочитанные книги из своей библиотеки. Подошел к этому делу обстоятельно, как ко всему, чем занимался. Он стал читать планомерно, по придуманной им схеме: сначала исторические романы, приключенческие, потом современную прозу, а уж потом — фантастику. Дед с упоением прочитывал книжку за два-три дня, ставил ее на место, потом забывал содержание, брался снова за уже прочитанную. Когда его спрашивали, о чем книга, он пересказывал одновременно все, что прочитал за эту неделю, вперемешку. Все сюжеты и герои смешивались в его голове в некую кашу. Его, скорее, увлекал сам процесс чтения, а не содержание. Наверное, и память была уже не та, и мысли витали где-то далеко. Это вызывало бесконечное подтрунивание бабушки и мамы. Володе было обидно за деда, он не смел и не хотел над ним смеяться.