Шальные миллионы
Шрифт:
Костя врал смело, размашисто, — он расставлял для Фридмана сети, приманивал его. Украдкой наблюдал за выражением глаз собеседника, игрой эмоций на его лице.
— Депутат Штыков имеет ход к залежам цветных металлов? Если да, о кэй! Я готов пасть перед ним на колени.
— Да-да, Штыков — фигура, у него выход на Собчака и в Москве на Попова.
— Гаврюша тю-тю, приказал долго жить.
— Как?
— А так. Ему дали пинка, и он полетел. В колодец, в ночь, в небытие. Политический труп!
— О, господи! Я думал, он — того, совсем…
— Помре?.. Нет, пока нет, но веревка по нем заплакала.
— Попов — оркестр, у него такие связи,
Фридман был в ударе, он сиял от предвкушения удач и выгод от знакомства с Костей, — наверное, так рыбак, завидя в сетях крупную рыбу, осторожно и с радостным волнением подтягивает сеть к берегу.
— У вас есть агенты в Штатах?
— Пока нет, но агент нужен и, может, не один, — два-три. Есть кандидатуры?
— Да, поищем. Для начала могу предложить себя. Сколько у вас платят посредникам?
— Десять процентов.
— Ну, нет, мне нужна половина.
— Половина?
— Да, половина. Представьте себе.
— Нам нужен посредник, — хороший посредник, надежный. Но — десять процентов.
— Половина. И даже не одна треть.
Костя поднялся, стал делать разминку. Потом, красиво изогнувшись, прыгнул в море. Последней фразы он будто не слышал.
А вечером, за ужином в номере, он говорил Сергею:
— Ну, ты артист, делай и дальше вид, что я важная птица и ты при мне вроде охранника. У них такой закон: чем крупнее жулик, тем больше себя охраняет. Рэкет стал особой формой бизнеса. Рэкетир — преступник, но он себя таковым не считает. Ореол благородного разбойника, флибустьера и Робин Гуда тешит его воображение. Подсознательно, сам того не ведая, рэкетир встал на пути частного бизнеса: он вышел как бы из чрева социализма, из чувства протеста против обнищания одних и чрезмерного обогащения других. Если делец и биржевик готов продать Камчатку, Курилы, горы, леса и реки, лишь бы набить карманы, рэкетир ничего не продает и никого не предает, — он чистит карманы богачей. Оттого так и пекутся денежные мешки об охране. И пусть для Фридмана я буду богачом. Нам еще неизвестно, зачем он сюда пожаловал. Известно одно: Фридман — фигура в международной мафии, и щупальцы его тянутся к России.
Анна и здесь, как и в доме дедушки, просыпалась рано. Набрасывала на плечи халат, брала полотенце, по широкой лестнице из красного дерева выходила на мини-веранду с крышей-зонтиком. Тут садилась в четырехместную корзину, нажимала красную кнопку, и корзина бесшумно, по металлическому канату, натянутому сверху, спускалась к морю.
Берег перед дворцом справа и слева огорожен высокой прозрачной сеткой, — Анюта шла в правый угол семейного пляжа, стелила на песке мохнатое полотенце, загорала. Нина все дни проводила во дворце, возилась с больным Силаем и лишь к вечеру ненадолго выходила к морю.
За четыре дня, пока они тут жили, Борис Иванов во дворце появлялся всего только раз. Никто не знает, где он бывает, он будто бы в Варне,
Анна дважды выходила за пределы дворца, искала под камнем весточку от Кости, но там ничего не было. Помнила его наказ: не волноваться, жить во дворце, писать свою повесть и наблюдать.
Дворец построен на рукотворном холме в недосягаемости от волнений моря: каким бы сильным ни был шторм или ураган, волны разбиваются о бетонные заграждения.
У ног лениво, с настойчивым веселым разнообразием плескалась вода, и также лениво и будто нехотя набегал с моря ветерок, — нежарким было утро и не томили, не припекали в эту пору лучи солнца. И думы ходили в голове неспешно, и были они о смысле жизни, о судьбах людей, о счастье. Что оно такое, — счастье? Где тот самый неуловимый и таинственный смысл жизни, к которому стремятся люди и который ускользает от них и даже самым удачливым кажется ненастоящим, эфемерным.
Вот дворец и его хозяева — отец и сын. Им обоим каким-то чудом свалились миллиарды… Самые смелые мечты не могут охватить такие богатства, самая дерзкая фантазия робко остановится перед этой громадой власти и возможностей. Но где же та радость жизни, к которой стремились эти люди? Один стар и болен, и не может даже сойти к морю, послушать плеск волн. Другой молод, здоров и полон энергии, но счастлив ли он?.. Вечно чем-то озабочен, встревожен, вечно куда-то едет. Туда, сюда… А когда реальная жизнь становится невмоготу, впрыскивает в себя наркотик, уносится в мир грез, уводит себя из той самой жизни, ради которой делал свои миллионы.
Лежа на спине, Анюта задремала и не видела, не слышала, как в лифт-корзине к морю спустились Нина с хозяином дома. Силай Иванов впервые выполз на берег, осторожно ступил босыми ногами на горячий песок, мелкими шажками направился к беседке, над которой двумя слоями был натянут белесовато-голубой тент. Одной рукой он держался за Нину, другой поглаживал Барона, который шел рядом и тянул морду к хозяину. Сердце почти не болело, оно лишь часто билось, но это, как он думал, от радостного волнения.
Нина поддерживала его, легонько подталкивала вперед, говорила, что он здоров и нечего ему бояться. И даже смеялась над ним, вполне серьезно и громко ему внушала:
— Вы только думаете, что больны, на самом же деле совершенно здоровый мужчина и только дали себя уговорить и поверили в больное сердце, и вам стало действительно плохо. Но это от вредного внушения, от глупых врачей и от лекарств, которые угнетают любой организм. А вот поверили мне, стали меньше глотать таблеток, и сами видите, — хворь отступила.
— Так, Нина, так. Вы умница, вы добрый мой ангел, а всякая мысль о врачах нагоняет тоску, и я не хочу их видеть. Но только вы меня не тяните в воду, — вот если чего и боюсь, так это холодного моря. Спазмы сосудов схватят, и сердце вновь заноет. Нет-нет, вы купайтесь, но далеко не заплывайте, там дельфины, они любят играть с людьми, — боюсь, заиграют, увлекут в море.
Нина усадила Силая под тент, а сама стала раздеваться. Сняла кофту, юбочку и осталась в той самой мини-одежде, в которой миллионы зрителей видели ее на экране телевизоров во время демонстрации конкурса красавиц. Силай понимал, что его взору открылось чудо природы, редчайшее сочетание молодости, красоты и женского обаяния, — тех самых сокровищ, перед которыми никнет любая сила, склоняется власть, слава и богатство, — одним словом, глазам его в почти обнаженном виде предстала русская красавица.