Шальные миллионы
Шрифт:
Каким-то чутьем уловил он случившееся в беседке, — по суете, напряжению, изменившемуся ритму в движениях Данилыча. «Что-то произошло, — думал он. — Да, там что-то случилось». Но… продолжал работать.
Данилыч имел от молодого хозяина задание обеспечить покой Малышу и после команды Силая уволить всю прислугу бесперебойно обслуживал гостя, подчас и сам подключаясь к роли официанта.
Данилычу нравился Малыш, но вот за что — сказать бы не мог. Еще там, в Штатах, в Сан-Франциско, хозяин ему однажды сказал: «У нас будет важный гость, очень важный, создай ему самые лучшие условия». И потом сын хозяина Борис с нетерпением ждал этого гостя, готовил яхту, роскошный автомобиль, инструктировал охрану. Говорил и Данилычу: «Приедет мой друг, его зовут Малыш, — не дай Бог, если ему у нас не понравится!» И требовал назначить к нему горничную, официантку, — из молодых, красивых. А уж что до комнат — сам проверял убранство, ванную, спальню…
Интерес Данилыча распалялся по мере того, как приближался день появления Малыша. Он ожидал увидеть громадную фигуру с надменным видом, а из машины выпрыгнул и просеменил в свои комнаты молодой парень со всклокоченной прической и в потертых джинсах.
По всему дому пронеслось и хозяину доложили: прибыл Малыш. От обеда он отказался, велел принести кофе к нему в кабинет.
Данилыч сам нес серебряный кофейник с только что сваренным дымящимся кофе. Сладости разные и фрукты, и вино, и коньяк несла официантка — восемнадцатилетняя девушка, работавшая в первоклассном ресторане и на время нанятая для обслуживания гостя.
— Меня зовут Малыш, а вас как? — обратился к старику.
— Данилыч, — важно ответил камердинер хозяина.
— А вас? — повернулся к девушке. И все по-английски.
— Кэт. По-русски — Катерина. — Она обольстительно улыбнулась.
Малыш, оглядев ее, сказал:
— Вы очень красивы! И молоды. Вам тут нравится?
— Очень.
Малыш кивнул. И, взяв шоколад, стал пить кофе. Данилыч, отступивший в сторонку и кивком отославший Кэт, продолжал разглядывать гостя. Ничего важного и примечательного в нем не находил, наоборот, — удивляла простота и даже простоватость парня из России, его наивно-глуповатый вид. Правда, в кресле он сидел вальяжно и пил-ел неторопливо. Временами устремлял на Данилыча круглые синие, как мартовское небо, глаза, — они светились почти детским любопытством, но в то же время искрились огоньками воли, власти над людьми и каких-то затаенных, напряженных дум.
— Вас зовут Данилыч? Вы русский?
— Да, я русский.
— А еще, я слышал, вас называют Флавием. Зачем? Почему? И что такое Флавий?
— Иудей какой-то. Я будто на него похож.
— Иудей? Он где? Кто таков?
— Историк. И жил давно, во времена Иисуса Христа.
— Ого! Две тысячи лет назад. Но как же узнали, что вы на него похожи? Тогда не было фотографий и художников путевых не было. А? Чепуха какая-то!
— Да, может быть. Но так назвал хозяин. Я не возражаю, — Флавий так Флавий.
— Ваш хозяин умный человек. И много знает. Очень много. Да. А теперь покажите, где я буду спать. И скажите, чтобы до завтра меня не будили.
Потом он куда-то исчез и в «Шалаш» заезжал два-три раза, и ненадолго. Данилыч так и не понял, что он за птица и почему вокруг него мелким бесом ходит сын хозяина и так почтителен сам хозяин. И только позднее из отрывочных реплик и разговоров уловил, что Малыш владеет миллиардами и что его охраняют американцы.
Продолжал лично его обслуживать. Дивился его трудолюбию, трезвому образу жизни и уважительному обращению с прислугой.
На третий день после эпизода в беседке Малыш спросил Данилыча:
— Что там происходит?
— Где?
— Не прикидывайтесь простаком. Не на луне же, а здесь, в доме.
— Ничего. Почти ничего.
— Вот именно, — почти. Я же вижу. Говорите.
— Вам нельзя волноваться.
— Главное сделано. Теперь можно.
— Кто-то хотел отравить хозяина. Силай Михайлович напоил из своего бокала попугая, и тот сдох.
— Кто же может отравить хозяина, кроме…
— Вы хотите сказать: кроме меня?
— Вот именно. Из ваших рук он получает еду. Как и я, впрочем.
— Хозяин мне доверяет, он велел мне выпить отравленный сок…
— И вы?
— Я спокойно поднес к губам…
— Вот именно, — спокойно. Вы артист, Флавий. Недаром вам дали имя еврейского мудреца. Вы кого угодно отправите на тот свет. И меня можете…
Посмотрел в окно, — далеко в море, в волнах, то пропадая, то появляясь, чернела голова Анны. «Бедовая, — подумал Малыш, — еще утонет». Подумал с тайным страхом. Ловил себя на мысли, что небезразлична она ему. Повернулся к Данилычу:
— Боюсь вас, — говорю откровенно. И отныне вы будете при мне пробовать все, что мне подаете. Если что, — то как тот попугай… Кверху лапками. А? Что скажете, Флавий?
— Ладно, — глухо проговорил Данилыч. Слышал игривое настроение Малыша, понимал: шутит.
— Где Борис?
— У себя… Спит.
— Вчера тоже был синий?
— Да, он каждый день… синий.
— Идиот! Как проснется, дайте мне знать. Я не пущу его в Варну. Он мне нужен.
Данилыч поклонился и хотел выйти, но Малыш его остановил:
— Данилыч, не обижайтесь на меня. Я верю вам как самому себе. А этого прохвоста, который хотел отравить хозяина, мы найдем. Спасибо вам. Вы тоже можете рассчитывать на меня. Я умею ценить друзей.
Поздним вечером, когда Малыш заканчивал подправлять последний, третий по счету, документ, к нему вошел Борис, — заспанный, вялый, с желтым, одутловатым лицом.
— Садись! — встретил он Иванова приказным тоном и показал на кресло в глухом, противоположном от окна углу. И с лупой, вправленной в глаз, как у часового мастера, продолжал выводить буквы по окружности печати Центрального банка. Справа лежал документ с подлинной печатью, — Малыш косил глаз на него, сверял с ним малейшую деталь каждой буковки.
Финансово-криминальный мир знал необыкновенные способности Малыша: таких талантов графика, чертежника и художника, подаренных природой одному человеку, не отмечалось ни в одной стране мира. Ставка нынешнего, исполняемого им с особой тщательностью заказа определена в сто миллионов долларов. Но Малыш не был бы главой крупнейшей международной банковско-биржевой мафии, если бы он удовлетворялся малым, останавливался на полдороге. Он был дерзок и смел до безрассудства, умел достигать целей, которые другим казались фантастическими.