Шальные миллионы
Шрифт:
— Вот моя сестра, научите ее управлять катером. Вам понятно?
— Да, сэр. Понятно.
— У вас рация есть?
— Есть.
— Если что случится, — не дай Бог! — дайте сигнал.
— Так точно. Я понимаю. Малыш улыбнулся Анне:
— Пожалуйста. Желаю успеха.
Анюта в нерешительности поднялась, набросила на плечи халат, сунула ноги в тапочки, — смотрела на Малыша с чувством радостного изумления и с некоторым недоверием.
— Это ваш катер? — спросила она непроизвольно и тотчас поняла, что вопрос излишний
— Конечно. Но если он вам понравится, я вам его подарю.
Все походило на сказку. Анюта с радостью взбежала на палубу. Через минуту она сидела рядом с мотористом, жадно наблюдала за каждым его движением.
Тем временем Малыш, не поднимая взгляда на Фридмана, ледяным голосом произнес.
— Слушаю вас!
— Мы хотели бы… Мой шеф…
— Я знаю, чего бы вы хотели и чего хочет ваш шеф, но вам важнее знать, чего я хочу. А я хочу сыграть свой водевиль один, без посредников.
Фридман опустился на песок, сбивчиво заговорил:
— Но есть правила игры, вы знаете наши связи, — они везде… наши люди и в министерствах, и в банках, и там, куда поступят документы… Все хотят жить.
— Сто миллионов отстегнул. Хватит.
— Но я надеюсь, Борис Иванов…
— А этот… ничего не получит. Он погряз в разврате, наркотиках, — его нет, он труп.
— Да, но есть Силай Михайлович. Можно перевести на его счет.
— Силай хворый, на ладан дышит.
— Я могу с ним встретиться?
— Нет.
— Но я бы хотел.
— Но я не хочу!
Фридман осекся, губы его дрожали. У него из-под носа уплывали миллионы.
— Вы это напрасно, Василий…
— Я вам не Василий, а господин Малыш.
— Ну так, пожалуйста. Мы раньше играли по-хорошему, вы знали, чего мы можем, мы знали, чего вы хотите.
— Короче. Сто миллионов получите — рассуете во все лапы. Больше ни цента!
— Но позвольте, господин… Малыш. Наши люди могут помешать. Нам стоит…
— Вы не будете мешать. Если бы даже вам светили сто долларов, вы ползли бы за ними на брюхе. А сто миллионов!.. Он еще будет мешать! Да вы зубами вцепитесь, Фридман! Вы лично и ваш шеф у меня в кармане. Пока вы чесали ваши жирные зады, я создал легион крутых парней. У меня только в Москве и Питере триста бойцов да здесь… И плачу я им впятеро больше, чем они получали в КГБ и Скотланд-Ярде. Так-то, мой дорогой, и зарубите себе на носу: музыку заказываю я, а вы успевайте поворачиваться. А вздумаете перечить — шевельну пальцем.
Фридман терял самообладание, голова его свесилась на колени, подбородок дрожал. Малыш его не щадил:
— Смотрите! Вы видите?
Он поднял над головой указательный палец.
— Шевельну им, и вас с шефом не будет. Всех на распыл. И племя ваше чертово — тоже! У-у! Христа продали, а теперь — Россию разорили.
— Россию?.. Кто разорил?.. Не понимаю.
Хотел добавить: «Тоже мне… патриот нашелся!» Но промолчал.
Оставшись один, Малыш устремил взгляд на удалявшийся катер.
«Назон» явился тем магическим ключиком, которым Малыш открыл доступ к сердцу Анюты. Она весь день училась управлять катером, раз двадцать причаливала и отчаливала, — маневр, основной для искусства капитана. И вечером, на закате солнца, высадив на берег моториста, сделала круг диаметром километров в пять в акватории «Шалаша». Она шла этот круг на большой скорости, знала, что с берега наблюдают за ней и даже видела Малыша. Шла красиво, грациозно, точно летящая над морем чайка. Это был миг блаженства, упоения сознанием своей силы, дерзкой удали и неженской отваги. Катер был достаточно велик, — почти военный сторожевой корабль, — и управлялся из рубки одним человеком. И само судно, и двигатель, и приборы, включая радиопередатчик, — все было под руками, и Анна, умевшая управлять автомобилем, мотоциклом, катерами на Дону, в один день подчинила себе и этот прекрасный мини-корабль.
Вдалеке от причала выключила двигатель, описала изящную дугу и мягко, без толчков подвела «Назон» к резиновой прокладке. Встречавшие ее Нина и Малыш поздравили с приобретением сразу трех новых профессий: капитана, моториста и штурмана. Анна едва сдерживала радостное возбуждение. Сходя по трапу, подала руку Малышу, сверкая глазами, сказала:
— Ваш «Назон» — прелесть. Я очень вам благодарна. Посмотрела ему в глаза и сдержанно, смущаясь, проговорила:
— Не знаю, как мне вас называть?
— Если можно, называйте меня по имени — Вася.
К нему подступилась Нина:
— А я… а мне… — можно вас так называть?
— Со временем — да, может быть, но… со временем. А пока такое право даю только ей.
Василий проговорил это кротко и тихо. Нина недовольно поджала губки, сказала:
— Странный вы человек, ей-Богу!
— Да, меня не все понимают. Но я этого и не хочу. Подал Анне ключ:
— Вот вам ключ, а вон там, на причале, цепь и замок. Закройте катер и оставьте ключ у себя. «Назон» ваш, вы на нем поедете на Дон, а я, если вы позволите, в этом путешествии буду вас охранять.
Попрощался и пошел в беседку, где чаевничали отец и сын Ивановы. Подруги переглянулись.
— Катер… мой?
— Господи, да что ты удивляешься! Что она стоит для Малыша, эта посудина! Он однажды увидел его на море, спросил у Силая: «Чей катер?» — «Ихнего адмирала». Позвонил своему человеку в гостиницу: «Купите катер… вместе с мотористом». Назавтра «Назон» стоял у нашего причала.
— Но я не могу принять от него такой подарок.
— Ну и дура! Подумаешь, не может принять подарок. Бери, если дали!