Шальные миллионы
Шрифт:
Анна стала сбавлять ход, выключила турбину, а затем и мотор поставила на малые обороты. Стало непривычно тихо, и Силай почувствовал себя так, будто он долго находился в космосе, летал там с огромной скоростью и вдруг опустился на землю.
— Извините, — сказала Анна. — Я вас напугала.
— Ну что вы, Аннушка, девочка из сказки, — я так вам благодарен.
Смотрел вдаль прямо перед собой. И потом проговорил серьезно:
— Да, я вам благодарен. И не только за прогулку.
Анна развернула катер и взяла курс к причалу.
Нина с Анной любили плавать, заплывали далеко и не возвращались долго — по часу, а то и больше.
Силай просил Нину не удаляться так от берега, пугал дельфинами, аквалангистами, и Нина обещала, но каждый раз устремлялась за Анной.
Сегодня у них была особая причина уплыть далеко и надолго: они обсуждали план своих дальнейших действий. Нина не хотела больше жить на вилле, она мечтала поехать с Сергеем на Дон и к себе в Елабугу.
Анюта твердила свое: «Мы должны, обязаны, ну как теперь бросишь старика Иванова?..»
— К черту долги и обязанности, я давно со всеми расплатилась и хочу только одного — обнимать и целовать Сергея. Слышишь ты, сухая вобла! Ты не любишь Костю, и тебе все равно, где жить…
Прилив игривого настроения вдруг погас.
— Но и Силая жалко, — призналась Нина. — Один останется, во всем мире один, и никакие деньги нас ему не заменят.
— Я тоже к нему привыкла, — не знаю, как и быть теперь.
— Ты дважды ходила к камню — ночью и днем. Неужели псы сторожевые так плотно нависают?
— Да, вначале днем… Подхожу к камню и боковым зрением вижу: одна машина мчит со стороны Варны, а другая — с моря, из-за виллы. Я прошла мимо камня, и тут же ко мне подкатывает немецкий «бенц». Выходит дядя лет сорока, спрашивает: «Вам куда, сударыня? Садитесь, пожалуйста, подвезем». Я сказала: «Мне в Констанцу». — «Будьте любезны, подвезем с удовольствием». Я села. Их в машине было трое, и все молодые, сильные, будто спортсмены.
— Не испугалась?.. Изнасилуют, привяжут камень и бросят в море.
— А что изменится, сяду я к ним или не сяду? Место там пустынное, от виллы далеко, с одной стороны море, с другой — степь. Захотят, так схватят и толкнут в машину. Но у меня ведь перстень, — вот он, твой подарок. Кстати, а с ним можно плавать?
— Не беспокойся, перстень герметичен. Не расставайся с ним никогда.
— Ну вот… Едем в Констанцу, они ведут себя пристойно, говорят на английском, — я поняла: охрана! Только чья, — не знаю.
— Да уж, мальчиков нанимают ненаших. У них, у крезов, охрана — ой-ёй!.. Что им жалко, что ли, десять миллионов отстегнуть на свою безопасность? Да они и сотню не пожалеют. Это на вилле мы никого не видим, — там Флавий за все в ответе, а ступи за порог — и тотчас за тобой хвост. Они все должны знать: что за человек допущен к хозяину, что у него на уме. А может, и тебя должны охранять. Мы же не знаем их договоренности. Упади с тебя хоть один волос, и они лишатся жалования. Я так думаю. Я это на себе ощутила: чем больше у моего муженька денег, тем старательнее меня пасут. И стоит кому прилипнуть ко мне, так тотчас же получает по носу. А и ладно: я не прочь, — пусть охраняют от всякой вшивоты.
Анюта улыбнулась. Ее при подобных словечках всегда коробило, но вида она не подавала, боялась прослыть чистоплюйкой. К тому же и не хотела очищать язык подруги от ядреных, смачных словечек, вынесенных ею из детства, из среды простых русских людей, чей ум не заморочен условностями больших городов, где дух космополитизма выветривает из сознания земной национальный колорит.
— Подвезли меня к гостинице, — продолжала Анна, — а я и думаю: выследят меня и Костю с Сергеем засветят. Хорошо ли это? Нет… фигушки вам. И не выхожу из машины, а они смотрят на меня и не поймут, что же мне надо. «О кэй! — сказал тот, что за рулем, — он, видимо, у них старший. — Вы просили «Палац»,— вот он, перед вами». — «Зачем мне «Палац»?» — делаю наивные глаза. А парни переглянулись: вот, мол, малахольная. «Вы же нас просили». — «Нет, не просила, — говорю, как ни в чем не бывало. — Я плохо владею английским, хотела посмотреть на «Палац». Ну вот, посмотрела. И еще хочу в порт проехать, по набережной. Если можно». — «Да-да, конечно. Мы с удовольствием».
И повезли меня по городу. Ну, город как город. Гавань небольшая. Может, оттого и порт невелик, но причалы хорошо устроены, много техники — краны всякие, машины бегают, электрокары. И тут же недалеко Морской клуб и в нем ресторан. А дальше, на площади памятник Овидию. И от него в разные стороны разбегаются улицы. А домики небольшие, аккуратные, у многих крыши плоские и на них солярии, площадки, значит, для загорания. Полотняные грибы на них и зонты оборудованы. Посмотрела город и говорю: «А теперь домой везите». Улыбнулись парни, привезли. И я поняла: охрана и за нас в ответе.
— Да, да, похоже.
На берегу их встретил Данилыч. Анне сказал:
— Вам звонил молодой человек с Дона, из вашей станицы. Вот тут его координаты.
Подал листок со словами: «Звонил Олег, остановился в Констанце, телефон 12–14».
Полежали с полчаса на солнце, обсохли, прокалились и пошли в «Шалаш». Тут на площадке лифта их ждал Силай Михайлович.
— Что с вами? — взяла его за руку Нина.
— Ничего, ничего. Сегодня жмет сердце, видно, к непогоде, но не волнуйся, пройдет. Мы сейчас пойдем обедать.
И к Анне:
— Я просил пригласить вашего земляка, ему звонил Флавий, послали машину. Вы не возражаете?.. Я распорядился по своей воле. Он ведь с Дона, почти и мой земляк. Ну ладно, теперь двенадцать, а к часу прошу в столовую, в большую столовую.
И снова осекся. Страдание исказило черты его лица, и он, старчески сгорбившись, двинулся по коридору в кабинет. Нина взяла его за локоть, пошла рядом.
— Я знаю, какая погода жмет ваше сердце, — корила по-матерински. — Вы утром говорили с этим разбойником Малышом. Опасный он тип, будто с камнем за пазухой ходит. Я его в Питере боялась, — где он появится, туда и беда бежит.