Шайкаци
Шрифт:
Кир опасливо ожидал момента, когда вступит в хищную пелену. Рейко спокойно вошел в белое море, а за ним, не замешкавшись, его люди. Однако было видно, что и они по-прежнему косятся на туман недоверчиво.
Перед последним шагом Кир задержался и, обмирая сердцем, осторожно макнул ногу в молочный покров. Сперва он решил, что не чувствует ничего особенного: ногам стало прохладнее – возможно, так только казалось на фоне рассказанного Рейко, а кожу покрыло мельчайшими каплями. Но затем Кир понял, что в таком разреженном тумане он не должен был бы ощутить ничего, однако это – создание? явление? – облепило его, точно пробуя на вкус. Посмотрев на удаляющихся
– Знаете, я ведь миновал с полдюжины аномалий, пока добрался до вас. Но это был первый знак… печать, которую я увидел.
Ответил ему Рейко, который, покоясь в русле привычного ему путешествия, почти перестал замечать в неопытном спутнике объект для издевок.
– К «западу» от Оранжереи, кроме нас, почти никто не живет, а мы свои места знаем и без печатей. По примеру остальных мы все же стали помечать черту, но делаем это от случая к случаю.
Они продолжали раздвигать белесые воды туманной реки, текущей по некогда оживленному бульвару. Яркие прежде вывески и рекламы казались на фоне мглы блеклыми, отдаленными. Кир предпочитал смотреть вниз, наблюдая за своими шагами. В нем занозой засел пугающий образ: ноги его вдруг исчезают до лодыжек, он валится кулем, не успев даже вскрикнуть, тонет где-то на сером дне, оказывающемся неожиданно таким глубоким. В какой-то момент ему даже показалось, что его дыхание заперло в легких, словно он действительно уходит под воду, и Кир, освобождаясь от наваждения, выпалил:
– Что меня ждет? В Оранжерее? – он прокашлялся. – Меня примут?
– Тебя примут, если будешь полезен, – ответил Рейко.
– Вы меня как-то представите?
– У тебя простое имя. Думаю, ты сможешь представиться сам. Или ты предлагаешь нам потратить лишний час, чтобы сказать: «Это Кир»?
Лишь спустя несколько шагов до него добрался смысл этих слов.
– Подожди, какой час? Я думал, мы дойдем до порога Оранжереи! – заволновался Кир.
– Мы дойдем до порога Оранжереи. До крайней точки, куда заходят их патрули. До самого поселения оттуда около часа хода. Мы разгружаем товар, забираем оставленную плату и отбываем, а через некоторое время приходит их отряд. Строгого расписания у нас нет, так что друг с другом мы почти никогда не встречаемся. Думал, Ивко тебе рассказывал об этом.
– Такую мелочь он упустил, – проворчал Кир. – Все больше о мистике и филинах. Ну, знаешь, по-настоящему важные вещи.
– Эй, это важные вещи! – одернул его один из охотников.
– Что ты испугался? – удивился второй. – Часок пройтись по известным коридорам – существенное ли дело?
– Существенное ли? – в голосе Кира звякнул нерв. – Остаться в одиночестве на борту заброшенной станцией – несущественным делом это будет для моей эпитафии, а вот меня оно несколько беспокоит.
Рейко посмотрел на него, но как будто никого не увидел и, поведя пустым взглядом, отвернулся.
Кир смутился: для охотников, обитающих на фронтире, такая прогулка была все равно что поход в ближайший магазин в старой жизни. Он был смешон своими страхами; однако смутило Кира не это – опасения в его положения были естественны. Он вспомнил свои задиристые заявления о том, что он не готов просто выживать, что не согласен с их пассивностью. А теперь возмущается тем, что его оставляют с Шайкаци наедине – с самыми светлыми ее закоулками.
– Ты будешь не один, – прервал его размышления Рейко. – Компанию тебе составит Томмо «Блестят глаза». Он живет в конце Туманной реки и присматривает за товарами. Если захочешь, можешь дождаться с ним патруля Оранжереи.
– Кем бы он ни был, остаться один на один с ним будет лучше, чем со всем миром, – пробормотал Кир.
Белесые воды несли их дальше. В этих волнах взгляд блек, и начинало казаться, что коридор до потолка затоплен влажными клубами. Киру чудилось, что его всего облепило густой дымкой, и он никак не мог избавиться от этого неуютного ощущения, начавшего переползать в душу. Он вновь начал задыхаться, хотя воздух вроде бы проходил свободно, но с этим ему удалось справиться, начав сосредоточенно подсчитывать шаги. Постепенно он впал в странное медитативное состояние, как будто заснув наяву.
Вывески, ряды строгих фонарей, чей свет растворился в призрачной массе, вычурный звонок на шнурке при входе в общество джентльменов, дверь читательского клуба, сменившая обложки, когда они проходили мимо, длинный стол для дегустаций возле кулинарных курсов – все текло вместе с караваном в глубины станции, смывая само их существование, превращая их в духов, которые понемногу растают в сером облаке. Кир был совершенно умиротворен, успокоен и не мог породить ни одной мысли, чтобы вырваться из этой дремы.
В состояние его вмешалась далекая история Туманной реки – на дне Кир заметил странную темную кучу, которую никак не мог разглядеть отчетливо, даже когда прошел рядом. Его интерес заметил Рейко и пояснил:
– Никто так и не убрал его одежду. Его товарищ больше не вернулся, а мы оставили ее лишним напоминанием.
Слова неторопливо затекли в уши Кира. Обстоятельно обдумав их, он обернулся; посмотрел на отдаляющееся тряпье, вспомнил о жертвах тумана. Мысли заворочались в нем, как проржавелый механизм; точно спросонья он оглядел попутчиков. Веки двоих охотников позади были напряжены, а белки стали матовыми – река влияла и на них тоже. Тем не менее, их шаг был ровным и смотрели вперед они твердо. Они умели переносить причуды этой черты. Легче всего это давалось Рейко, чьи глаза шарили по окрестностям; взгляд его цеплялся за объекты, фокусировался; он разбирал их детали, благодаря чему размыкал наваждение и уверенно шел вперед.
– Когда туман разливается так широко, его хватка начинает хорошо ощущаться. Ты держишься?
Кир больше не попадал во власть наваждения и кивнул.
– Он пытается уговорить тебя заснуть – так он охотится, – продолжал Рейко. – Но туман слаб. Он может заставить уснуть крысу, потому что та не понимает его опасности, хотя и чувствует ее, но ни один из людей, кто знал об угрозе тумана, не оставался здесь.
Хотя он научился отгонять студеные пальцы, все же сознание ворочалось в нем с неохотой, а язык немел. То и дело оказываясь на обрыве тени, он не мог даже сказать, сколько прошло времени с тех пор, как они вступили в реку. Если бы кто-то сообщил, что они бредут уже много лет, он бы лишь продолжил безразлично переставлять ноги.
На краски стала наползать серая тень, и Кир подумал, что над ним вновь берет власть морок, но само существование такой мысли было этому опровержением. Он посмотрел вперед и обнаружил, что дальше фонари заканчиваются, а освещение за ними не работает. Только набухало на стене яркое пятно какой-то вывески, обозначая последнюю остановку перед тьмой.
Караван выходил на сушу. Спустя пару минут они выбрались из реки, и туман мог лишь хватать их за ступни сгустившимися в прибое щупальцами, не приносившими беспокойства.