Шайкаци
Шрифт:
Они вышли на круглую площадь, на которой хаотично были расставлены мягкие диваны и разбросаны уютные подушки. Среди них были расставлены разнообразные торшеры, видимо, испорченные туманом, в свои лучшие дни заползавшим и сюда. О последнем добром часе этого места напоминали разбросанные книги, журналы и приставки, а также множество бутылок, оставленных на полу и раскладных столиках.
Караван поворачивал в здешнее заведение. Внутрь вели широко распахнутые деревянные двери, на которых был вырезан подходящий месту рисунок: вязь клубов дыма, поднимающихся из различных курительных приборов,
Зачем идти в Оранжерею?
– Привет, Томмо. Глаза все блестят? – спрашивал Рейко в то время как Кир помогал занести на второй этаж последнюю тележку. Как рассказали охотники, туман иногда затекал внутрь ресторана, но сюда не поднимался.
Они оказались в большом помещении, заставленном диванами разных размеров, от совсем коротких, вроде кресел, до длинного языка, загибавшегося вдоль стены. Плавно изгибаясь вокруг столов, в полутьме они напоминали застывшие волны закатного моря. Над ними, подобно солнцу, вставали огромные часы, размазанные в сторону, будто тесто. Маятник их, закрепленный в центре, мерно отсчитывал секунды. Из-за неровной формы казалось, что стрелки должны то ускоряться, то замедляться, чтобы в нужный момент совпасть с делениями, но ход их был ровный, и, преодолевая все изгибы, они уверенно и вовремя подкатывались к полудню.
Единственным источником освещения служил полукруглый бар посреди зала. Неяркие лампы презентовали многочисленные бутылки, большая часть которых пребывала в разной степени опустошенности. Напополам со стаканами ими была заставлена и стойка. Круглые липкие пятна отмечали длительность возлияний вроде древесных колец. Сходную картину можно было наблюдать и на столиках по всему помещению. Обводя его взглядом, Кир увидел, как в темном углу зашевелилась некая масса. Не успел он испугаться, как тень выпрямилась и приняла форму человеческого существа.
– Нет, сегодня только пиво, – отозвалось оно заспанным, но добродушным голосом.
– Кто же расставил эти стопки, Томмо? – На столе перед обитателем «Лаунж-зоны» несколько стекляшек отражали голубоватый свет бара.
– Они всегда наготове, Рейко, – с гордостью пьяницы отозвался тот.
– Пустые, – пригляделся Рейко. – Или уже опустошенные?
– У радушного хозяина только опустошенные, – обиженно сказал Томмо.
– Чтобы называться радушным хозяином, недостаточно угощать себя самого, – заметил Рейко, жестами командуя разгрузкой.
В руках Томмо появилась бутыль.
– Мы не задержимся, – качнул головой Рейко. – Но ты можешь налить нашему гостю, – указал он на Кира.
Томмо даже не посмотрел на него, но бутылка склонилась над стопкой. Привыкнув к полумраку, Кир мог разглядеть черты «владельца» этого заведения.
Лицо его было мятым, вялым, и сперва Кир подумал, что это со сна, однако потом понял: эти черты уже неотделимы от Томмо. Глаза его ходили лениво, сосредотачиваясь только на течении жидкости из бутылки. Полная нижняя губа создавала впечатление, что рот его приоткрыт, то ли в ожидании напитка, то ли даже усилие держать его закрытым стало слишком значительным. Когда-то на лице его была аккуратная бородка, но теперь она начала теряться в жесткой щетине с проседью. Волосы валялись на плечах грязными космами, лишь по привычке тронутыми расческой. Движения Томмо были замедленными, натужными, и, хотя он делал их без лени, организм слабо откликался на его усилия. На вид ему было за сорок, хотя если он так же употреблял и до катастрофы, то могло быть и куда меньше.
– Пожелания? – спросил Томмо, внимательно сравнивая уровень в двух стопках.
Рейко в это время осматривал оставленную в бумажных пакетах плату.
– Если бы мы срали столько, сколько они дают таблеток от расстройства желудка, то сегодня приплыли бы к тебе на волне дерьма, – сказал он, демонстрируя упаковку лекарства. – Я просил больше болеутоляющих.
– Они не могут больше, – ответил Томмо, подняв стопки на свет и завороженно глядя на них. – Ты же знаешь, кто у них во главе – настоящая боль в жопе.
– Пусть подумают над эквивалентом, – отрезал Рейко таким тоном, будто Оранжерея жизненно зависела от филиньего мяса, одеял и костяных побрякушек.
– Записал, – кивнул Томмо, протягивая Киру, которого, похоже, считал потерявшимся выжившим, стопку. Тот машинально принял. – Добро пожаловать в самое уютное место самого хренового места во Вселенной.
– Спасибо, – неуверенно отозвался Кир. Он сразу забыл о напитке, Томмо же с удовольствием влил в себя порцию.
– Мы уходим, – объявил Рейко.
– Стоп, а я куда? – спохватился Кир.
– Путь до Оранжереи прямой, – равнодушно посмотрел на него Рейко. – Томмо покажет тебе. Черта там одна – Лабиринт.
– Да выведет тебя Сайкева, – прошептали охотники, протягивая вперед руку в указующем жесте.
– Ориентируйся по стрелкам и не заблудишься. Томмо.
– Бывай. Счастливо искупаться.
Рейко повернулся к Киру, лихорадочно соображавшему, нужно ли уточнить у охотников что-то еще, и протянул руку. Бессмысленно тот пожал ее, с трудом соображая под внимательным, почти физически сильным взглядом своего провожатого. В глазах Рейко промелькнул скепсис, сменившийся равнодушием.
– Совет напоследок? – отчаянно выпалил Кир.
Рейко посмотрел на него так, словно тот просил у него о затратной услуге, но все же смилостивился:
– Никогда не теряй бдительность. Даже если перед тобой рыдает ребенок с оторванными ногами. Подходи, целясь в голову. И сохраняй дистанцию метров в пятнадцать, пока он не сможет ответить на твои расспросы.
Он отвернулся, обрывая продолжение беседы, и ушел. Его товарищи были сердечнее; с чувством они пожали Киру ладонь, пожелали удачи и выразили надежду на будущую встречу.
– А что за Лабиринт?
– Да выведет тебя Сайкева, – с улыбкой ответил ему последний и ушел за товарищами.
Кир смотрел им вслед, пока темнота окончательно не скрыла звук тележек. Тогда он уставился на Томмо, который силился понять, кончена ли стопка, сжатая в руке гостя, или нет. Наконец он недовольно поморщился и набрал себе новую порцию.
– Вечно живут сегодняшним днем, поэтому вечно торопятся – за один день много не успеешь, – пробормотал Томмо. – Так… как тебя зовут?