Шизофрения
Шрифт:
— Если это так, тогда зачем нас обманывают?
— Все на самом деле объясняется просто. Религии Гермеса Трисмегиста, из которой собственно и вышла алхимия, проиграв войну с христианством за право быть мировой религией, стала считаться ересью и поэтому ушла в тень. И естественно была обречена на дискредитацию.
— Гермес Трисмегист — это, кажется, греческое продолжение древнеегипетского бога Тота? — уточнила Александра.
— Верно. Но герметизм оказал прямое влияние на учение гностиков — греческих философов при дворе Птолемеев в
— Что это?
— Первая Библия на греческом языке, названная в честь семидесяти старцев, которые ее перевели.
— И что было дальше?
— Греческая цивилизация была ориентирована не на веру, а на познание — на Логос. Поэтому когда греки прочитали текст Книги, они решили, что иудеи все перепутали и молятся не тому богу. Гностики офиты при Птолемее стали поклоняться не богу Сафаофу, а Змию, который по-гречески именовался Офис. Змий Офис же являлся для них воплощением Прометея, который принес людям огонь знания.
— Хотя начиналось все с плода, сорванного Евой и Адамом с запретного древа познания Добра и Зла, — вставила Александра.
— Да-да, именно в отношении к добру и злу, к познанию и вере кроются основные противоречия герметизма, гностицизма и алхимии с иудо-христианским мировоззрением. По мнению гностиков, добро и зло взаимно притягиваются.
— «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»? — по-русски процитировала Александра.
— Слова Мефистофеля? — уточнил Николя.
— Да. Кстати, я только сейчас поняла глубину высказывания.
— А вслед за гностицизмом пришли философские учения Платона и Аристотеля, — продолжил Николя. — Ересь офитов перешла в ересь персидского пророка Мани и стала основой манихейства. Из манихейства появилась ересь богомилов. А когда богомилы в двенадцатом веке переселились на юг Франции, возникла ересь катаров и альбигойцев, а в странах Востока — суфизм.
— А кстати, я подумала, — вспомнила Александра недавно прочитанную рукопись, — что учение нашего русского философа Владимир а Соловьева о Софии, пожалуй, продолжало традиции античных гностиков.
— Естественно! — согласился Николя. — Не случайно покойный папа Иоанн Павел II создал в Ватикане «Общество Владимир а Соловьева». Кажется, именно так называется.
— Николя, то, что вы рассказываете, безумно интересно, но… все-таки вы масон или нет? — напомнила Александра о своем вопросе.
— Нет, — чуть помедлив, ответил Николя. — Масонство — это всего лишь светская религия. Христианство — для бедных, масонство — для богатых и известных. А я… — служу Прекрасной Даме.
— Какая прелесть! Так вы продолжатель дела трубадуров? Обожаю сонеты! — воскликнула Александра.
— Можно и так считать, — ответил он и замолчал.
— И все же, что нам теперь делать? — грустно спросила она, возвращаясь к действительности.
— Пока не знаю, но обязательно что-нибудь придумаю, — нарочито уверенным тоном ответил Николя.
Они замолчали, вслушиваясь в тишину. Вдруг шуршание неподалеку заставило Александру насторожиться.
— Как вы думаете, Николя, здесь водятся крысы? — спросила она почти спокойно, как человек, который, естественно не боится вездесущих хвостатых тварей, а спрашивает просто так, из любопытства.
— Не знаю, я здесь ни разу не ночевал, — ответил он, но все-таки включил фонарь и направил в глубь бесконечного коридора.
Два изумрудных отсвета вдали подсказали, что какая-то живность здесь все-таки обитает. Живность не только обитала, но и жалобно мяукнула.
— Кошка?! — в один голос воскликнули они, вскакивая с места и мгновенно осознав, что если кошка сюда попала, значит…
— Кис-кис-кис! — никогда еще Александра не подзывала кошку с таким рвением.
— Спасибо, Великая Исида! — воскликнул Николя, воздев руки в том направлении, где должно было быть небо…
— Ваш приказ выполнен, досточтимый Магистр, — человек, одетый в черный траурный костюм, почтительно склонился перед мужчиной, восседавшим в похожем на трон резном кресле. — Дверца захлопнулась, точнее не открывается, — в его голосе послышалась усмешка.
— Что ж, пусть это послужит графу уроком. Завтра забери их оттуда и доставь ко мне. Впрочем, нет. Женщина мне не нужна. Можешь оставить ее там.
— Осмелюсь напомнить, мой господин. Она — русская. Ее будут искать.
— И что? — пренебрежительно поморщился магистр. — Кого-нибудь когда-нибудь там находили?
— Я поставлю памятник строителям многоярусных автостоянок! — Николя вытянул почти обессилевшую Александру из узкого проема и, тяжело дыша, опустился рядом на пол, присыпанный бетонной пылью. — И богине Басет, явившейся к нам в образе Мау.
— Да-да, — хмыкнула Александра, потирая ушибленный и ободранный локоть, — скульптурная группа «Заказчик, инвестор и генеральный подрядчик обсуждают план оптимизации налогообложения» будет выглядеть весьма концептуально. Сможете продать в Москве за большие деньги.
Николя рассмеялся и глянул с обожанием. Женщина, которая знает такие слова и не теряет присутствия духа в такой ситуации, невольно вызывает уважение.
— У меня, к счастью, достаточно денег для того, чтобы быть скульптором, который не работает на заказ, — небрежно сообщил он, демонстрируя наивную неосведомленность в вопросе о том, какие деньги может заработать в Москве скульптор, вписавшийся в правильную тематику.
Мелодичный звонок мобильника в кармане Николя ознаменовал возвращение в наземный Пориж.