Шизофрения
Шрифт:
Александра и опустилась на край антикварного дивана — жесткого и неприветливого, всем своим надменным видом показывавшего, что он не какой-то там легкомысленный пуфик или безродная кушетка, на которой позволительно бесцеремонно развалиться в домашнем халате, и уж тем более не деревянная скамья в пивном баре, а что он — мебель важная и солидная и на нем пристало сидеть чинно и непременно с прямой спиной, как и положено в приличном доме.
— Кстати, — Николя повернулся к гостье, — мне отец говорил, что в старые времена на Руси тсыганок «фараонками» называли. Очень точно, между прочим. Карты «Таро» ведь они принесли, — сказав это, присел на корточки и подул на огонек,
— Большие? — немедленно поинтересовалась Александра, которая после пережитых волнений уже ощущала в себе готовность к завтраку.
— Думаю, на двоих хватит, — улыбнулся Николя, но заметив разочарование на лице гостьи поспешил уточнить, что имел в виду на пару месяцев, а если сесть на диету, то и на все три.
— Это хорошо, — удовлетворенно сказала она .— Я хотела бы умыться и привести себя в порядок, — вопросительно взглянула на хозяина, который с кочергой в руках выжидательно застыл у камина, наблюдая за несмелыми язычками пламени. — И одежда в пыли, — обратила внимание Николя на жалкий вид своих когда-то синих брюк.
— Конечно, конечно! — воскликнул Николя, немного смутившись. — Простите, Александра, я сам должен был предложить. Ванная направо по коридору, третья дверь. Халаты в шкафу. Берите любой по размеру. Через час придет прислуга и отнесет одежду в чистку. Можно было бы что-то купить, но магазины пока закрыты. Хотите, чтобы я вас проводил? — глянул вопросительно.
Александра помотала головой и отправилась в ванную — огромную, светлую и строгую как операционная, в которой каждый предмет и инструмент лежит на своем — раз и навсегда определенном месте. Включила воду, скинула одежду и подошла к старинному зеркалу с потемневшими краями.
«И что такое Николя во мне увидел? Что во мне такого удивительного? — думала она, рассматривая себя будто впервые. — Странно все это. Еще и Кларисса: смотрит то ли с благоговением, то ли с желанием затащить в постель. А я обычная, — притронулась кончиками пальцев к лицу, — припудренная цементной пылью женщина, — откинула волосы, провела руками по шее, плечам и бедрам. — Конечно, правильные черты лица, гладкая кожа, красивые волосы делают женщину привлекательной, — повернулась вполоборота, отметив, что изгиб спины в общем неплох и вообще — фигура вполне приличная, худенькая, пропорциональная, вполне подходит для журнала „Плейбой“, — усмехнулась собственным смелым мыслям, — особенно учитывая внешний вид «красоток», заполонивших его страницы в последние годы, многим из которых даже мастерство фотографов и компьютерная обработка не помогают».
Показалось, что отражение вглядывается с интересом.
— Но истинная красота, — приблизила лицо к зеркалу, — таится в блеске глаз и свете, исходящем изнутри, — сказала вслух и вздохнула, как всякая женщина, втайне мечтающая именно о такой любви.
Отражение согласно кивнуло.
«Блеск — от страсти, а свет — от любви, потому что любовь — дитя души, а страсть — порождение тела», — неожиданно пришла в голову чужая — уж слишком поэтическая мысль. В том, что мысль чужая, сомнений почти не было, потому что следом за ней прибежала другая о том, что любовь и страсть вечно идут рядом и тянутся друг к другу, но в месте их соприкосновения почти всегда возникает ожог.
Отражение болезненно поморщилось и глянуло строгими мамиными глазами.
— Ну, что смотришь? Не нравлюсь? — с вызовом спросила она у зеркала и скорчила гримасу.
Отражение поспешило ответить тем же.
— Не нравится — не смотри! — сунула руку под струю воды и стряхнула на зеркальную гладь.
Отражение не отвернулось и даже не моргнуло.
— Что хочу, то и делаю! — заявила Александра категорично. — И не делаю того, чего не хочу! Вот так! — отошла от зеркала и шагнула в ванну…
…Когда Александра, закутанная в длинный темно-синий — но явно не мужской халат, что вызывало естественные вопросы, которые задавать неудобно, вернулась в гостиную, дрова в камине уже разгорелись. Поленья весело трещали, щедро одаривая комнату теплом. Чопорный диван обиженно насупился, пренебрежительно разглядывая подушки с ярким восточным рисунком, разбросанные по его поверхности и разрушавшие церемонную атмосферу и строгий викторианский стиль, на страже которого он неусыпно стоял уже столько лет. Утешением для него мог служить только стол, сервированный на двоих: с белоснежными салфетками, хрустальными бокалами, серебряными ножами и вилками, и, главное, тарелками и чашками с гербом.
Александра подложила подушки под спину и с удовольствием откинулась, впитывая расслабляющее тепло камина и ощущая удивительную спокойствие, которым, были пропитаны стены и интерьер гостиной. Оглядела комнату. Строгий стиль. Старинные напольные часы, размером со шкаф, размеренно и равнодушно покачивают медной головой маятника, намекая, что именно они управляют временем, а разницу между сутками и столетием замечают только люди, которые времени подвластны. На стене возле камина — два портрета. На первом — приятный мужчина средних лет, а рядом… Александра поднялась с дивана и подошла ко второму портрету, на котором была изображена прелестная молодая женщина лет двадцати пяти, в простом, но изысканном платье, обнажавшем руки и шею, с волосами, остриженными по моде Серебряного века, с мягкими чертами лица и неожиданно жестким взглядом, в котором художник сумел передать затаенную боль, надрыв и тайну. Но главное, что женщина была, — Александра присмотрелась, — невероятно похожа на нее саму! Если изменить прическу и переодеть — просто зеркальное отражение! А на пальце — перстень в виде книги! Тот самый, который привезла Кларисса в подарок от Николя. Значит это и есть та самая графиня, с которой, судя по туманным фразам Николя, произошла какая-то таинственная история. И значит о сходстве именно с ней говорили Николя и Кларисса в ресторане. Но, помнится, Николя тогда сказал, что она похожа не только на графиню. Но на кого тогда?
Услышав шаги в коридоре, Александра вернулась на диван. Бросила взгляд на стол. Взяла чашку в руки и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть герб с надписью латинскими буквами.
— «Carpe diem»? — изумленно прочитала она вслух.
— Да, да. «Живи сегодня», — подтвердил Николя, входя в комнату с бутылкой вина и кофейником в руках. — Наш родовой девиз. Именно эти слова и сказала гадалка, — он опустился рядом на диван и принялся разливать вино по бокалам. — Это знак! — сказал многозначительно, как Онуфриенко. — За вас, Александра! — поднял бокал.
— И за вас, Николя, — задумчиво сказала она и сделала глоток, почувствовав терпкий вкус вина.
— Угощайтесь, — Николя снял салфетки с блюд, под которыми оказались аппетитные сандвичи, умело украшенные листьями салата.
— Чудесная работа! — Александра указала взглядом на портрет графини Тарнер.
— Спасибо, я старался, — не поднимая глаз, сказал Николя, аккуратно отрезая кусочек сандвича.
— Я о портрете, — уточнила Александра.
— А-а, — Николя смущенно улыбнулся. — Я подумал, вы меня хвалите.