Шизофрения
Шрифт:
«Пришло время анекдотов и разговоров про политику, — поняла Александра. — Пора сматываться!» — решила она, но Иван Фомич, словно почувствовав, схватил ее за руку.
— Ни-ни! Не пущу! Еще сладкое! И мы… — обвел торжествующим взглядом разом притихших гостей, — еще будем гордиться…
Резко отодвинув стул, с места поднялась побледневшая Анфиса, но под взглядом Ивана Фомича сникла и, не сказав ни слова, уползла в дом. Вместо нее появился долгожданный Геннадий — молодой, красивый, загорелый с волосами еще влажными после душа. Казалось, каждой мышцей его тела владела сладкая послетеннисная истома, каждое неторопливое движение говорило, что игра удалась.
— А-а, вот и наш занятой товарищ! — злорадно заметила Стелла Петровна. — Садитесь. С голоду мрете, небось. Все трудитесь, не покладая рук… и ног.
Теннисист подошел к жене, нежно поцеловал и, подхватив дочурку на руки, расположился рядом. Жена начала хлопотать, наполняя его тарелку едой.
Пока Геннадий, аккуратно держа вилку и нож, поедал мясо с салатом, не забывая нашептывать что-то дочке на ушко, Стелла Петровна опрокинула еще стопочку и, подперев голову рукой, обратилась к отставнику.
— Вот, Николай Сергеевич, вы — человек военный. Вы — надежный! Я ценю в людях надежность. С вами бы я в разведку пошла. Потому что вы никогда не вр-рете, — бросила скорбный взгляд на теннисиста.
— Он еще шашлык классно готовит! — добавил Зам, обмакивая очередной кусок баранины в соус.
— А чревоугодие, между прочим, смертный грех! — Стелла Петровна попыталась нанести укол Заму, уводившему разговор от важной темы.
— А я на следующей неделе перейду в католичество и индульгенцию куплю, — невозмутим парировал тот и подмигнул Геннадию, который не подозревал о надвигавшейся буре.
— Не надо врать! — первый штормовой порыв пронесся над столом. — Не надо вр-рать! — повторила Стелла Петровна, словно ни к кому и не обращаясь.
— Вот, Геннадий, это Александра, — Иван Фомич, как опытный капитан, попытался развернуть судно навстречу буре.
— А вот и десерт! — пришла ему на помощь жена отставника, вынося огромное трехярусное блюдо с восточными сластями и фруктами.
— Ну, под такую закуску грех не выпить. Почему тамада молчит? — Зам снова наклонил бутыль.
— Потому шта-а-а, — голосом первого российского президента протянул Иван Фомич, — прише-ел его за-ам. По то-остам. А я пойду на шезлонг прилягу, — он нетвердой походкой направился в сторону бассейна.
Зам приосанился. Александра, взглянув в его хитрющее лицо, поняла — праздник только начинается.
— Извините, я пойду! — она поднялась с места. — Спасибо за гостеприимство. Мне еще поработать надо. — На уговоры я не поддаюсь, делаю только то, что сама хочу, — шепнула на ухо опешившему Заму, попытавшемуся схватить ее за руку.
— А за новоселье? — тот не терял надежды.
— В другой раз, — она решительно направилась в сторону фойе.
— Понял. Значит, завтра.
— Александра, если вам что надо будет из крупных покупок в магазине, скажите, у меня же маши… — попытался предложить свои услуги хозяйственный Николай Сергеевич, но, наткнувшись на взгляд жены, дернулся, словно наколотый на булавку жучок, и оборвал себя на полуслове.
— А вот еще анекдот. Лежат мужчина и женщина… — новый тамада продолжил разминку…
Александра вышла в фойе и направилась к лифту.
— Мадам! — услышала она и обернулась.
— Мадам просили передать, — сказал охранник, протягивая небольшую коробочку в праздничной упаковке с бантиком.
— Вы уверены, что мне? — недоуменно поинтересовалась Александра, беря коробочку. — Кто?
— Музчина, — заулыбался охранник. — Сказал: «Суфенир для мадам доктор».
— Какой такой мужчина? — удивленно спросила она.
— Хороши-ий, краси-фый, добри-ий, — протяжно перечислил охранник достоинства незнакомца и таинственно улыбнулся.
— Зовут-то его как? — попыталась она выяснить хоть что-нибудь.
— Как его зофу-ут? — переспросил охранник с умильной улыбкой, которая означала, что он и сам бы хотел это знать.
Александра пожала плечами и вошла в лифт. Нажала на кнопку и пока лифт поднимался, развернула упаковку и открыла темно-зеленую бархатную коробочку, внутри которой оказался массивный золотой скарабей…
Перед тем как лечь в постель, она вышла на лоджию. Там оказалось ветрено и неуютно. Постояла всего минутку, вглядываясь в темноту, туда, где на другом берегу Нила дремали пирамиды — безмолвные хранители тайн и свидетели тысячелетней истории, и поспешно вернулась обратно. Забралась под одеяло, но прежде, чем погасить свет, снова взяла коробочку и достала золотого жука, который как живой нырнул ей в ладошку. «Кто же мне его передал? — подумала она. — Подарок в стиле Онуфриенко. Сначала записочка зеленым фломастером, а теперь… Здравствуй! — неожиданно для себя самой прошептала она, прикоснулась к скарабею губами, зажала в руке и повернулась на бок…
Утро началось с негромкого напоминания муэдзина с минарета по-соседству с домом о том, что скоро — рассвет. Его голос — негромкий и ласковый, был похож на прикосновение руки матери к голове любимого чада, которое, хочешь не хочешь, но приходится начинать будить, потому что скоро — в школу. Александра улыбнулась и снова погрузилась в сон. Но уже через час, как только первые солнечные лучи рассекли небо, над городом полетели протяжные звуки, многократно усиленные громкоговорителями: «Возрадуйтесь, правоверные, наступлению нового дня! Вознесите свои молитвы и хвалу великому Аллаху, который вам его дарит!» – именно так поняла Александра пронзительные призывы.
Утро продолжилось всего через пару часов настойчивыми телефонными трелями.
— Алло! — выдохнула она в трубку.
— Доброе утро, Александра! Как спалось? — голос радушного хозяина и тамады был вкрадчив и немного напряжен.
«Видно, плохо помнит, что вчера было, поэтому осторожничает, — подумала Александра. — Надо будет успокоить», — она села на кровати, подложив подушку под спину.
— Совершенно замечательно спалось! — постаралась бодро ответить она. — Хочу вас поблагодарить за прекрасный ужин. Все было очень вкусно!