Шорох песка. 1.Цель и средства
Шрифт:
В достопамятные времена, даты никто назвать не мог даже приблизительно, хотя на самом деле времени прошло не так уж и много, каких-то четыреста пятьдесят лет, шаяды появились. Никто из ныне живущих не мог сказать, как зародился такой порядок вещей, но и по сей день было так – в черте старого, древнего города, под покровом ночи, у женщины на сносях начинались роды, к утру, ещё до рассвета, на свет появлялась девочка, громким криком знаменуя новый день. Ребёнок ничем не отличался от прочих, кроме одного, глаз. Все без исключения повитухи, принимающие ночью, протирали личики младенцам и приоткрывали им глаза пальцами, дабы убедиться, что цвет глаз новорожденной не багровый. Если акушерка обнаруживала подобную аномалию, то она немедленно посылала кого-то в храм, или сама заворачивала ребёнка, отлучая его от матери и уносила девочку к храмовым воротам, где новоиспечённую весталку уже ждали. Любая женщина в Портусе, независимо от статуса и положения в обществе, могла принести в мир шаяду и любая безропотно должна была отдать её незамедлительно. Попытка скрыть такую девочку или вывезти её из города, каралась смертью всех причастных. Несколько подобных попыток, на протяжении
Более ста лет назад, неудачная попытка скрыть новорожденную шаяду, ознаменовала собой падение одного из великих домов. В ненастную ночь начались роды у второй по счёту матери фамилии, это была вторая жена великого лорда. Она уже принесла двоих сыновей своему супругу, и вот в третий раз почти весь клан собрался, чтоб поприветствовать новоиспечённого члена семьи. Роды проходили сложно, сразу три повитухи и несколько лекарей хлопотали над будущей матерью. К утру на свет появилась девочка. Повитуха принявшая малышку, протёрла личико ребёнку и замерла, когда девочка закричала и открыла глаза, впервые взглянув на представший мир багровым взором. Немедленно сообщили лорду, ожидавшему в соседней комнате, что на свет появилась шаяда. Лорд Кахилл ворвался в покои жены, он отказывался верить. Его обессиленная любимая жена, откинувшись на пропитанные потом и слезами подушки, молила его передать ей ребёнка. Повитухи и лекари сгрудились в углу, печально глядя на разворачивавшуюся трагедию. Лорд подошёл к кроватке и взял девочку на руки, это была его первая дочь. Она сжимала кулачки и покряхтывала в его руках, такая тёплая, такая маленькая, так похожая на мать. Она открыла глаза и посмотрела прямо на него своими рубиновыми неземными глазами, он горестно застонал, ещё крепче прижимая к себе малышку. Повернувшись к жене он сказал:
– Любовь моя, боги не благосклонны к нам, я горюю вместе с тобой. Храмовое проклятье поразило нашу семью.
Леди Кахилл сначала с недоверием посмотрела на мужа, перевела взгляд на слуг замерших со скорбными лицами и наконец поняла что произошло. Её протестующий крик прокатился по коридорам и галереям особняка. Она долго билась в истерике, после того как повитухи немного успокоили её, она потребовала ребёнка. Лорд Кахилл не выстоял и отдал жене дочь, после чего она наотрез отказалась её отдать. Состоялся семейный совет, все члены фамилии, которые прибыли на радостное событие, включая двух сыновей подростков от первого брака, собрались в главном зале дома. Многое было сказано, но в итоге сошлись в одном – великий дом не отдаст своё дитя в услужение храмовым ведьмам, не было ещё такого, чтоб знатный род пожертвовал своим отпрыском и не будет.
На самом деле такое уже случалось, но представители другого великого дома, за десять лет до этих событий, предпочли объявить новорожденную девочку, мальчиком и сообщили о его смерти во время родов. Тогда же повитуху принявшую шаяду, вызвали для разговора в кабинет лорда, где предводитель его личной стражи перерезал ей глотку. Он же, после, взял девочку, бережно завернул её и сам отвёз к храмовым воротам, где его уже ждали.
Лорд Кахилл решил поступить иначе, он приказал поднять всю свою гвардию по тревоге, собрал самых преданных слуг, и объявил, что они срочно покидают столицу. Пока слуги впопыхах собирали вещи, его доверенные гвардейцы расправились с повитухами и лекарями. Через два часа, на рассвете, посадив жену в закрытый экипаж, лорд Кахилл во главе колонны отправился в путь. Караван быстро пересёк весь старый город, направляясь к западным воротам. Они решили проехать через трущобы, чтоб как можно быстрее попасть на зелёный тракт, дорогу ведущую в западные земли, цветущий плодородный край, покрытый лесами, где у каждого великого дома были свои владения и фамильный замок. На выезде из западных ворот, их уже ждал отряд гвардейцев правящего дома. Вооружённые до зубов всадники и пешие, рассредоточились среди нагромождения лачуг. Переговоров не было, ни ультиматумов, ни просьб. Правящий дом принял решение – во избежание повторения, в качестве примера для других, обезглавить и низвергнуть великий дом Кахилл, оставив только его старшего сына от первого брака, дабы не прерывать великий род. Сражение было коротким, лучшие убийцы правящего дома, против немногочисленного гвардейского отряда и кучки слуг. В течение нескольких минут вырезали всех. Из слабых рук матери вырвали ребёнка, после чего закололи её в сердце и зарезали двух её служанок. Шаяду передали конному вестовому, который во весь опор поскакал к храму, в лучах взошедшего солнца.
Старшему сыну лорда Кахилл оставили половину западных земель и сослали его туда, конфисковав всё остальное имущество. Всех присутствовавших при рождении шаяды, членов семьи, казнили, тихо, без свидетелей и общего поругания. Остальных преследовали, кто-то успел покинуть земли Портуса, навсегда оставив родные края, кто-то свёл счёты с жизнью сам, кого-то настигли гвардейцы правящего дома или наёмные убийцы.
Изгнанный, новоиспечённый, восемнадцатилетний лорд Крам Кахилл быстро пришёл в себя. Обосновавшись в фамильном поместье он развил бурную деятельность. Его отец, в своё время, вёл дела посредственно, по старинке, прожигая наследие семьи плыл по течению. Крам Кахилл был совсем из другого теста. Умный и прозорливый юноша, открытый всему новому, развил торговлю в своих землях, затем раскинул сети на прилегающие земли, а после дотянулся своей дланью до самых северных земель, развив своё влияние до невиданных масштабов уже к двадцати пяти годам. Наладив дела и утвердившись, он начал скупать земли когда-то принадлежавшие его семье, и не только вернул всё отобранное, но и приумножил свои владения. Так же он приобрёл некоторые северные земли. Поговаривали, что не всегда торг был честным и что некоторые из владельцев скоропостижно умирали, прямо перед тем, как лорд Кахилл решал приобрести тот или иной кусок земли. Однажды люди Крама обнаружили золотую жилу на одном из северных наделов, он быстро скупил соседние земли и стал единоличным владельцем больших залежь золота. В восточных горах, на его земле велась добыча драгоценных камней. К тридцати годам лорд Кахилл стал одним из богатейших людей Портуса. К тому моменту сменился глава правящего дома, Крама, не без больших денежных вливаний, официально простили и допустили в столицу. Лорд Кахилл был женат на дочери обнищавшего великого рода и имел двух дочерей и сына. Приехав в столицу, мать великой фамилии Кахилл, неожиданно заболела и не прошло и полу года, как она отошла в мир иной. Лорд Кахилл стал вдовцом и пожалуй самым лакомым кусочком среди высшей знати Портуса. Через три месяца после смерти жены, он объявил о помолвке с младшей дочерью главы правящего дома. Девочке было только тринадцать, но никто не хотел упустить такую выгодную партию. Поговаривали, что договорённость существовала ещё до возвращения семьи Кахилл в столицу.
Через три года у новоиспечённой четы родился первый сын, а ещё через год, от болезни, умер глава правящего дома, лорд Крашт.
Собрался совет великих домов, чтобы принять решение на голосовании, разрешить ли передать право наследования власти, одному из сыновей почившего главы старшего дома, или, если никто из наследников не будет признан достойным, возвысить другой великий дом. Главе правящего дома присваивали звание Кам, оно было эквивалентом королю или императору, только на выборной основе. У умершего кама было трое сыновей. Старший был известным пьяницей и завсегдатаем публичных и курительных домов. Он с трудом ориентировался в пространстве и не всегда мог понять кто он и где находится. Он был женат, но детей в этом браке не было, болтали, что из-за своих возлияний он не способен стать отцом. Второй сын кама был всем известен своей страстью к благовониям, нарядам, а так же смазливым мальчикам служкам. Любил он и покрытых шрамами стражников, но об этой его страсти знали не многие. Он так же был женат, но к своим двадцати двум годам потомством не обзавёлся, ходили слухи, что его молодая жена так и осталась не тронутой, спустя три года брака, о чём она однако не жалела. Младшему сыну кама было только пятнадцать лет, и вот он то подавал надежды, но был слишком молод, а потому не рассматривался на место отца.
На совете приняли единогласное решение, что достойного наследника у кама нет. Правящий дом пал.
Началась процедура выбора нового кама. Выдвинули пять претендентов. Переговоры и взвешивания за и против, длились десять дней. Множество союзов распалось и создалось за эти дни, столица бурлила. Проходили пышные светские приёмы и тайные не многочисленные встречи. Заключались брачные договоры и разрывались деловые соглашения. Произошло не менее тридцати убийств, и столько же случайных отравлений, падений из окон и с лошадей. Затем свершилось голосование глав великих домов.
По истечению десяти дней совет собрался в малом зале правящего дома. На постаменте стояли пять сосудов, с гербами великих домов. Перед постаментом слуги поставили ширму и округлый столик с большой чашей. В чаше лежал двадцать один чёрный обсидиановый шарик, по одному для каждого члена совета. Главы домов поднимались из-за стола, подходили к чаше, брали шарик и заходя за ширму, бросали его в один из сосудов. Процедура прошла в молчании. После того как последний шарик упал в сосуд, и голосующий сел на своё место, слуги убрали ширму. Перед постаментом поставили длинный узкий стол с пятью небольшими чашами. Управляющий правящим домом, по одному брал сосуды для голосования и высыпал шарики в чаши, у всех на глазах подсчитывая их количество. Выбор был сделан со значительным перевесом, главой правящего дома стал Крам Кахилл. Великий дом Кахилл не только возродился, но и превознёсся.
На следующий вечер провели церемонию возвышения. Весь королевский тракт был ярко освещён факелами и масляными лампами, свечами и лампадками. Всё вокруг украсили цветами и гирляндами из цветных листьев карая, растения ставшего своеобразным символом Портуса. Новый кам должен был пройти пешком от ворот правящего дома, до главных ворот храма, где его будут ждать представители всех великих домов, знать и избранные чиновники. Путь был довольно долгий, Крам прошёл его один, в обрамлении толпы горожан, в знак того, что он доверяет им, а они ему. Его статная фигура выделялась в свете садящегося солнца, на фоне толпы, он был довольно высок. В конце пути, широкий королевский тракт был пуст, зевак согнали на тротуары, сделав заграждения из шеренг гвардии правящего дома. Плотная разношёрстная толпа стояла прижавшись к стенам домов, все галдели, кто-то радостно вопил, на камни мостовой летели лепестки цветов и рис. Крам подошёл к резным створкам ворот храма, они начали медленно, бесшумно открываться перед ним. Он посмотрел на каменные изваяния по бокам, по спине побежали мурашки, в бликах света от факелов казалось, что эти чудища корчат лица и ворочаются, наблюдая за ним. Ворота распахнулись, за ними, вдоль освещённой дороги, собралась неисчислимая толпа знати. Ворохи дорогих разноцветных тканей, кружева и вуали, всполохи драгоценных камней и золота, сопровождали его, пока он поднимался по дороге к ступеням храма.
Весь свой долгий путь, от правящего дома, до ступеней храма, Крам предавался воспоминаниям. Перед его внутренним взором проплывали картины из детства – мать, с больным бледным лицом, делающая очередное замечание по поводу его внешнего вида; брат, падающий с осёдланной свиньи с громким хохотом; отец, каменное лицо которого, медленно расплывается в улыбке, при взгляде на вторую жену. Воспоминания о сводных братьях были подёрнуты дымкой забвения, он не помнил их лиц, с трудом вспоминал их имена, но хорошо помнил момент их смерти. Уже очень давно он справился с этими воспоминаниями, смял их как листок бумаги, поместил в ящик, закрыл его на ключ и закинул подальше в чертогах своего разума. Иногда в минуту слабости, сомнения или сожаления о чём либо, он доставал этот пыльный ящик, чтоб любовно провести кончиками пальцев по его поверхности, чуть приоткрыть, обжечься и снова захлопнуть. Лица, голоса, звуки и запахи калейдоскопом проносились в его голове, этот поток невозможно было остановить.