Шорох песка. 1.Цель и средства
Шрифт:
– Ну говори же. Ты уверен, что это была она?
– Да, я твёрдо уверен.
– Почему?
– У неё одно лицо с Вами, те же черты, та же полуулыбка, волосы, манера поворота головы, даже брови точно такие же. Только может нос не такой немного, тоньше и такая ямочка в серединке. Ах да, и щербинка между передними зубами, небольшая, но заметная, у Вас такой нет. Ей пожалуй только Ваших ореховых глаз и не хватает.
Госпожа Трулли смотрела на него во все глаза, по её впалым щекам текли слёзы, она их не замечала.
– Что ещё ты можешь рассказать мне про неё, мой мальчик? – Хрипло спросила она.
– Ну, она здорова на вид. Крепкая, красивая, молодая девушка. Я принёс гроссовое молоко, а она на малой кухне чаёвничала с кухарками. Так глянула на меня, я аж остолбенел. Вот как я сейчас рядом с Вами, так же близко я её видел, нас только стол разделял. –
– Таэш, – прошептала Ларра, словно пробуя слово на вкус, – Таэш, какое красивое имя они ей дали, правда Роун? Щербинка, – она улыбнулась сквозь слёзы, – у моей матери была заметная щербинка, и у бабушки тоже, а у меня вот нету. А выемка на кончике носа была у Трома, ты уже наверное его совсем не помнишь.
Она разрыдалась, одновременно смеясь. Роун в испуге снова уселся на стул, и начал гладить её по плечу. Она протянула к нему руки и с неожиданной силой, для такой хрупкой и больной женщины, прижала его к себе.
– Спасибо мой мальчик, спасибо. Благослови тебя боги, спасибо, спасибо… , – всё повторяла и повторяла она сквозь рыдания.
5. Завеса грядущего.
Солнце уже не золотило верхушки деревьев в утренней прохладе, а светило в полную силу, обещая невыносимое дневное марево. Таэш, не смотря на бессонную ночь, взбиралась по лестнице вприпрыжку. Одной рукой она придерживала юбку, во второй руке у неё был свёрнутый в трубочку блинчик с начинкой, девушка откусывала от него всякий раз, как добиралась до очередной лестничной площадки. Забравшись уже практически до третьего этажа, она замерла посреди лестницы и подняла голову. На верху, положив руку на голову каменной химеры, венчавшей древние перила, стояла светловолосая женщина. У неё было довольно таки тяжёлое, широкое лицо, крупный нос, тонковатые, недовольно сжатые губы. Платье хламида зелёного цвета, свободно ниспадало до самого пола, скрывая располневшую фигуру. Вверху на рукавах были сделаны кокетливые вырезы, обшитые зелёными кружевами, которые открывали усыпанные веснушками плечи. Лицо и шею так же обильно покрывали веснушки, что придавало её облику некоей романтичности, хотя жёсткий взгляд рубиновых глаз говорил об обратном.
– Доброе утро Филли, я опоздала?
– Ты и сама прекрасно знаешь, что опоздала, хватит дурачиться. Ты уже не маленькая девочка, так что будь добра соответствовать своему статусу. Нас ждут, идём!
Она резко повернулась, взметнув юбки, и чеканя шаг, как солдат на плацу, быстро двинулась по тёмной галерее. Таэш почти бежала за ней, не забывая однако откусывать от остатков блинчика в своей руке. Не поворачивая головы, Филамена едко заметила:
– Надеюсь, ты не собираешься входить в каминный зал, жуя. И не вздумай вытирать свои жирные лапы о подол платья у всех на глазах .
Только сейчас Таэш подумала, а действительно, куда она денет остатки растерзанной выпечки и что делать с лоснящимися от масла руками. Она стремительно затолкала остатки блина себе в рот, судорожно пережёвывая и помогая себе пальцами, до двери в зал остался десяток шагов.
– И не называй меня Филли, – прошипела Филамена, толкая резную створку большой двери.
Таэш дожевала, шумно сглотнула и вытерла губы рукавом, прячась за широкой спиной Филамены, пока была такая возможность.
Каминный зал, представлял из себя, большую продолговатую комнату без окон. Он находился в правом крыле храма, на самом верхнем этаже. Его венчал купол, в котором было одно небольшое витражное окно. Этого было недостаточно для такого большого помещения, поэтому когда здесь проходили совещания, слуги зажигали множество подвесных ламп. По полу зала, уложенному плитами из отполированного до блеска тёмного камня, тянулись не глубокие желобки, создавая причудливый рисунок. В дальнем конце помещения притулился большой камин, взрослый человек мог не нагибаясь войти в него. С практической точки зрения, он был бесполезен, труба, по диаметру, больше напоминала шахту, она вместе с дымом уносила всё тепло, так что его использовали, только как ещё один источник света. Ближе к камину стоял большой продолговатый стол, вокруг него суетились слуги, осуществляя последние приготовления. Тут и там, в зале, расположились немногочисленные компании, в полголоса что-то обсуждавшие.
У камина стояла одинокая хрупкая фигура в белом, Таэш направилась прямо к ней. Это была женщина, на вид, лет тридцати, только немногочисленные приближённые знали, что ей за сорок. По её спине каскадом струились светлые волосы, их мягкий медовый оттенок переливался в свете ламп. У Таэш что-то скребнуло на душе, так случалось всякий раз, когда она смотрела на неё. Она была красива, так красива, что это захватывало дух, даже сейчас, когда пора девичества этой женщины, давно миновала. Смотреть на неё было скорее больно, чем приятно, чёткое осознание того, что ты никогда не будешь так хороша, даже на одну десятую, наотмашь било по самолюбию.
– Тебя приветствует славный рассвет, девочка моя, – произнесла красавица, не поворачивая головы, её голос был неожиданно низким, для такой хрупкой женщины.
– Доброе утро Кэйлаш. Прости, я немного задержалась.
– Ничего, собрание ещё не началось, но в следующий раз не опаздывай, мы должны быть примером для окружающих.
Таэш не ответила, засмотревшись на мерцающие тёмные камни, из которых был сложен камин-монстр. Она протянула руку и дотронулась до их поверхности, камни были холодны как лёд.
– Как странно, правда? Что он совсем не нагревается. Камин ведь должен хранить тепло, а этот сделан как будто в насмешку.
Кэйлаш, не отводя зачарованного взгляда от горящих поленьев, ответила, -
– Не думаю, что он был создан для этой цели, дитя.
– А зачем тогда?
– Нам пора начинать, – уклончиво ответила Кэйлаш, отворачиваясь от огня.
Таэш жутко не любила эти ежемесячные совещания. Нудные подведения итогов, колонки цифр, доклады старших слуг и храмовых чиновников, всё это было так скучно, так монотонно. Полная энергии после бессонной ночи служения, Таэш вдруг стала замечать, что силы быстро покидают её. Больше всего на свете ей сейчас хотелось растянуться на своей кровати, расслабить всё тело и заснуть под аккомпанемент птичьих трелей из сада, доносящихся из открытого окна. Пришлось сцепить зубы и ещё сильнее расправить плечи, чтоб не начать клевать носом. Она так и представила себе, как Филли закатит глаза, если она выкинет что-то подобное. Уже прошло больше двух часов, а по ощущениям так целая вечность. Старший садовник нудел уже пол часа о проблемах с плодовыми деревьями и нашествии мошек, Таэш отключилась, не выдержав. Мысли потекли сами по себе, рваным кружевом опоясывая столпы памяти, сознание погасло, как потухшая спичка, взгляд устремился в небытие. Её пронзила острая боль, вернее не боль, а её полное отсутствие, это ощущение которое сложно описать словами. Как будто всё, что может ощущать физическую боль в теле, перестало работать, растворилось, и вся боль, за неимением своего места, перетекла в сферу духовного. Как будто каждая клетка тела, одномоментно, испытала сильнейшую душевную боль, терзая, вопреки ощущаемому физическому вакууму.
Перед внутренним взором Таэш промелькнули обрывочные картины – чёрная прохладная пустота, всполохи голубого пламени, локон белых волос в тёмной поблескивающей луже, широко открытые, яростные, бездушные глаза… .
Таэш привстала со своего стула, как заведённая деревянная кукла, её затрясло, она втягивала в себя воздух с громким хрипом, ничего не выражающие глаза вперились в пустоту. Все присутствующие повскакивали со своих мест, заозиравшись, в нерешительности. Глаза Таэш закатились, она резко выгнулась назад и начала падать. Стоявший рядом управитель слугами опомнился и подхватил её, мягко опуская на плиты пола, девушка не осела, не повисла у него на руках, она застыла вытянувшись струной, он будто статую клал на землю. Чья-то властная рука, мягко оттеснила его, это была Кэйлаш, они с Филаменой склонились над Таэш. Кэйлаш откинула волосы с лица девушки, и кончиками пальцев смежила её веки. Как только её широко открытые глаза, закрылись, Таэш глубоко вдохнула. Филамена ладонью надавила на её живот, заставив выгнутое тело выпрямиться. Таэш перестала хрипеть и ровно задышала, одеревеневшие руки расслабились, голова откинулась, к синюшно-белому лицу подступили краски. Кэйлаш и Филамена, оторвав взгляд от лица девушки, переглянулись.
Позже, когда Таэш унесли в её покои, две старшие весталки прошествовали в библиотеку, плотно закрыв за собой дверь.
– Что ты думаешь, это какой то припадок после ночи бдения? Думаешь она больна?
– Филли, если бы она была больна, серьёзно больна, мы уже почувствовали бы сердцебиение не родившейся, сила уже выбрала бы другой сосуд, взамен испорченного.
– Так что же это, как ты считаешь?
Кэйлаш неторопливо прошла по комнате, встала у окна, задумчиво посмотрела вдаль, на кроны сада.