Штундист Павел Руденко
Шрифт:
поводил усами, и из глаз его точно искры сыпались.
– Ребята, покажите-ка ей, как копать! – крикнул он.
Все побросали работу и с гиканьем и хохотом схватили ее и бросили в яму, которую она
только что перед тем выкопала.
– Щенка ее брось к ней, чтоб ей не скучно было, – крикнул Миронов, и кто-то бросил на
нее сверху мальчика, и со всех сторон на нее посыпались комки земли среди диких криков и
дикого гоготанья.
Их закапывали живьем.
– Господи, приимли мою душу! – вскрикнула она – и проснулась. Но она не тотчас пришла
в себя. Ей казалось, что она все еще во сне. В камере стон стоял от подавленного крика,
площадной брани. Один из игроков смошенничал, и его товарищи тузили его в углу.
Майданщик бросился их разнимать, рассыпая тумаки направо и налево.
– Будет вам, черти окаянные! – грозно закричал он. – Начальство накличите. За вас, чертей,
отвечать придется. Этак и убить недолго.
Он вырвал провинившегося игрока из рук его остервенелых товарищей и толкнул его
пинком в угол за свою стойку.
– Проспись, дурацкая башка, – сказал он, загораживая его своим грузным телом.
Игроки уселись по своим местам и стали сдавать карты.
Галя сидела на лавке и старалась прийти в себя. Рядом с ней Лукьянушка метался и плакал.
Она взяла его на руки и стала укачивать. Но он не унимался. Все его маленькое тельце было
как в огне.
– Что с тобой, миленький, голубчик? – шептала она, чуть не плача сама. Ребенок только
пуще метался,
Она повернула его лицом к лампочке, которая коптила на ведре, и у нее похолодело на
сердце. Мальчик весь посинел, – как она думала, от крика. Он страшно таращил глаза и широко
открывал ротик, точно рыбка, выброшенная из воды.
– Павел! Помогите, – вскричала Галя. – С Лукьянушкой беда.
Павел, свалившийся на кого-то во сне, вскочил на ноги.
– Смотри, помирает! – сказала Галя, и сама пришла в ужас от собственных слов.
– Что ты, Господь с тобой, – успокаивал ее Павел.
– Да нет, смотри же, смотри! – настаивала Галя. – Бедная моя головушка!
Она принялась возиться около мальчика, укачивая его, подбрасывая наверх, стараясь
смеяться и развеселить его. Но ничего не помогало. Ребенок слабо кричал и раскрывал рот,
глотая воздух. Он задыхался.
Галя думала, что она с ума сойдет.
Вдруг ее осенила счастливая мысль.
– К доктору, – вскричала она. – Сейчас, сию минуту.
– Да где ж его взять? – спросил Павел.
– Как, где? А Валериан Николаевич? Разве он конвойного не вылечил? Чего ж нам
ломаться?
Галя напустилась на него ни за что ни про что, предположив, что он не хочет обращаться к
Валериану из-за старой неприязни.
Не дожидаясь ответа, она бросилась к двери, спотыкаясь о тела спящих арестантов,
устилавшие пол, как снопы на току, и принялась что есть мочи колотить в неё руками и ногами.
Первые всполошились игроки. Они быстро припрятали карты и испуганно обернулись к
двери- Узнав, кто был причиной переполоха, они напустились на Галю с ругательствами. Но
она, ничего не слушая, продолжала молотить в дверь.
– Да перестанешь ли ты, чертова перечница, – крикнул майданщик. – Весь этап
всполошила. Начальство нагонишь. Пошла спать, дура, не то я тебя…
Он направился к ней с поднятыми кулаками. Павел загородил ее и готовился принять на
себя удар. Степан тоже проснулся и, протирая глаза, шел к нему, спотыкаясь о спящих
товарищей. Но в это время застучал засов и в двери показался конвойный.
Игроки быстро припали к земле, кто куда поспел, и сделали вид, что спят.
– Что за шум? Кто тут дебоширует? – крикнул поручик, входя. Но воздух был до того
удушлив, что он отступил шаг назад и остановился у порога, держась за скобку двери, чтобы
захлопнуть ее при первой возможности.
– Батюшка, у меня ребенок помирает, – вскричала Галя, переступая ногою через порог,
чтобы не дать офицеру так скоро от нее уйти.
– Ну, так я ж тут при чем? Чего ж ты меня беспокоишь?
– Батюшка, позволь доктору показать, тому, что с господами идет. Один у меня. Первый.
Позволь показать, – упрашивала Галя.
Дверь все время стояла полуоткрытая. Свежая, живительная струя проникала в эту нору,
вытесняя удушающее зловоние. Но еще больше, чем зловония, арестанты боялись холода,
против которого у них не было иной защиты, кроме жалких лохмотьев.
– Эй, затворяй дверь! Что ты нас морозить вздумала, – раздался изнутри какой-то сиплый
голос.
– Затворяй, затворяй! Нечего там с офицером лясы точить, – иронически заметил другой.
Галя, с ребенком на руках, переступила порог и притворила за собой дверь. Она закутала в
платок мальчика, чтоб он не простудился. Самой же ей было не до холода или простуды.
– Допусти, батюшка! – продолжала она молить. – Он из наших мест. Нашего барина
бывшего сын. Он нас знает и всегда добр был до нас. Допусти! Век буду за тебя Бога молить.
– Нельзя, – отвечал Миронов, насупившись. – В больницу пойдешь завтра, как в город