Сидящее в нас. Книга первая
Шрифт:
– Ну? Чего там? – поторопили его с добрыми вестями.
– Сдох! – с радостным удивлением подтвердил лазутчик. – Как есть, сдох!
– Эвона, как бывает-то, – пустился философствовать какой-то старичок…
А дальше Таюли предпочла не вслушиваться в закипевшие пересуды. Она справедливо решила: если уж виновница деревенского праздника бессовестно смылась, то ей тут и вовсе нечего делать. Она принялась потихоньку отступать к спасительной двери дома, пока не наткнулась на его хозяина. На лице мужчины не было ни единого признака облегчения – плотник глянул исподлобья на свою гостью и спросил:
–
– Ничего, – не поняла его Таюли.
– Так, приедут же к нам, – упорствовал плотник. – Станут рыскать, куда судья делся. Виновника искать. А что я скажу?
– А, вон ты о чём! Понятно. Ты, конечно, переживаешь, но твоей вины в смерти этих двоих точно нет. Разве ты не знаешь? После суда Лиатаян, уже никто не смеет всё переиначивать. Или погоди: ты боишься, что мы уйдём, а тебя накажут?
– Понятно, накажут! – в отчаянии выдохнул плотник. – Надо ж кого-то наказать. А судить-то меня приезжали…
– Пусть только попробуют! – с визгом вылетела из дома Лиата, тут же взмыв в небо.
Но в этот раз от девчонки с торчащими из макушки щупальцами не осталось и следа. Нет, как раз эти-то никуда не делись, но толщиной и длиной превзошли всё воображаемое. Казалось, над деревней засияло новое солнце, разбросавшее лучи из конца в конец. Глаза Лиаты пылали дурным красным светом. А потом её лицо вообще исчезло, явив перепуганным людям скалящуюся за знойным маревом неведомую морду.
Те, кто всё же предпочёл удрать, не пробежали и десятка шагов, как сразу шесть щупалец рванули мимо них вдоль улицы единой огненной волной. Таюли вдруг обнаружила, что она – вот же дурища – подпрыгивает, пытаясь ухватить демонюшку и стащить на землю. Не успела подумать, что нужно немедля прекратить позориться, как увивавшееся вокруг неё щупальце решило помочь няньке. Обвило брыкающееся тело и подняло над землёй.
– Зу! Прекрати сейчас же! – срывающимся голосом заверещала Таюли. – Поставь меня на место!
И её тотчас вернули на землю, добродушно помаячив перед лицом. Она зашлёпала губами в поисках увещевательных слов, способных привести Лиату в чувство. Как же многому ещё придётся научиться, пока нянька демона не станет настоящей воспитательницей. Ну и морока же с тобой, девочка моя – укоризненно покачала головой Таюли, щурясь на огненную фигуру над головой. Что за бестолковая головушка!
Пока рассусоливала, к дому плотника вернулись все шесть бесконечно растянувшихся щупалец. Они приволокли и подвесили над землёй свою добычу: слинявших стражников, тучную женщину и пухлого юношу. У всех перекошенные от ужаса лица. Все орут благим матом – и как тут увещевать Челию, когда и себя-то не слышишь?
Наконец, вся добыча была свалена в кучу перед крайне раздосадованной нянькой парящей в небе Лиаты.
– Видишь, что ты натворил?! – сердито проворчала она плотнику.
Тот не струсил и не сбежал прежде, чем решится судьба его семьи.
– Так, кто же знал? – виновато опустил он глаза, но в его раскаяние как-то не верилось. – И чего ж теперь?
Ответ на его вопрос прилетел с небес, где взбешённая Лиата начала успокаиваться. Едва Челия обрела человеческий вид, тут же – не успела Таюли вмешаться – взялась объяснять четырём стражникам, как незавидна их судьба.
В том смысле, что им приказано объяснить – кому там полагается объяснять такие вещи – дескать, всякие там умники могут, конечно, сюда явиться. И перерешать всё на свой лад. Что они могут чесать жаловаться на неё самому королю. В общем, пусть творят, что хотят. Но! Если Лиатаяна Челия придёт в эту деревню в другой раз и не увидит, что её плотник жив, здоров и не бедствует, то весь их сраный городок сраного судьи сгорит, в задницу, дотла! А поскольку на Лиату Челию не найти управы даже у самих Лиатаян, то пусть даже не надеются отвертеться от наказания.
Стражники приятно удивили Таюли тем, что головы не потеряли: как могли спокойно выслушали требования взбеленившегося демона. Достаточно убедительно поклялись всё исполнить. Наконец, отпущенные восвояси, шмыгнули прочь на своих двоих.
А демон взялся за жену и сына богатея, как поспешил пояснить Таюли весьма довольный таким оборотом плотник. Поторопился радоваться! Приказ вернуть ему десять…, нет, двадцать…, нет… Пятьдесят золотых! Словом, приказ наследникам выплатить ему столь несусветную по крестьянским меркам сумму, сразил не только наследников, но и зрителей, и самого плотника.
– Госпожа, ты это… Ты скажи ей, что таких денег тут сроду ни у кого не водилось. Не надо мне. Это ж всё их хозяйство да и с постоялым двором того не стоит.
– Здорово! – обрадовалась Челия, чуть снизившись. – Вот и понятно, сколько забирать. А то я никак посчитать не могу. Вот постояльный двор они тебе и отдадут. И дом свой. И вообще всё-всё-всё. А если не отдадут, я всю их дерьмовую деревню спалю! – гордилась она собой за то, что всё так разумно устроила.
На жену и сына богатея было жалко смотреть – Таюли и сама не была жестокой, и в других этого не уважала. Но вот, как объяснить всё это Челии, нянька не знала. Та – как это ни грустно – даже испрашивая совета, слышала только себя.
Зато совершенно ясно, что теперь всё добро обидчика непременно перейдёт в руки обиженного. А обобранных наследников – если те осмелятся спорить с судьбой – прирежут сами же односельчане, спасая свою деревню от выгорания.
Одной из самых популярных сказок про Лиатаян была самая настоящая правда о том, как лет триста назад такая же летучая зараза в одиночку спалила небольшой городок на побережье. Тогда-то – припомнилось начитанной Таюли – суабаларцы и убедились: ни король, ни прочие Лиаты не способны найти управы на разъярённого демона.
Причём, такое случилось не впервые, просто люди постепенно позабывают, что некоторые сказки есть самая настоящая быль. А Лиаты не стесняются им напоминать, чтобы не забывались.
Глава 11
– Ты сердишься? – обеспокоилась Челия, когда утром следующего дня они вышли за околицу.
И направились дальше по пути исполнения наказа старших. Плотник долго умолял великодушную Лиату взять перешедший в его владение тарантас с кожаным сидением и лучшей лошадкой. Но, к его почти суеверному удивлению, девочка ушла от него пешком.