Синдикат дурмана
Шрифт:
– Не оборачивайтесь, сэр, - шепнул инспектор, - два господина за соседним столиком пялят на нас глаза.
У меня от волнения мурашки побежали.
– Под каким углом?
– спросил я ровным голосом, ценой больших усилий сохраняя внешнее спокойствие.
– Сто десять градусов.
– Хорошо. Продолжаем говорить как ни в чем не бывало, - велел я, а сам медленно повернул голову и увидел двух белых мужчин, обоим было за тридцать. Один - в черном свитере с высоким воротом, глаза как у мертвой ящерицы. Его приятель - в рубашке цвета хаки с короткими рукавами, тоже
– Действительно, интересуются нами, - шепнул я своим помощникам.
– Либо "голубые" придурки, либо подосланы синдикатом, чтобы дать нам понять: мы обнаружены. Пойдем отсюда. Оружие, надеюсь, у всех при себе?
Расплатившись за пиво, мы разъехались по своим гостиницам: спали в ту ночь чутко, с пистолетами под подушкой.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Орел-III вызывает Орла-I!
– громко заквохтало радио, меня точно локтем ткнули в бок.
– Орел-I, ответьте Орлу-III.
Я потянулся за микрофоном, убавил громкость и потом ответил:
– Орел-III, слышу вас отлично, пожалейте мои барабанные перепонки!
– Извините, сэр.
– Он тоже убавил громкость.
– Управляющий только что выехал из гостиницы, я еду за ним. Проехали мост через Ньяли, сейчас поравнялись с клубом "Бахарини". С ним в машине - тот, в черном свитере, что пялил на нас глаза за ужином, а на заднем сиденье - разодетая в пух и прах черная дама, она говорит на кикуйю, я слышал ее разговор со швейцаром в гостинице.
– Молодец!
– похвалил я сержанта.
– Как "маячок"?
– Замечательная штука, сэр, работает безотказно.
– Отлично! Езжайте за ними и почаще выходите на связь.
– Слушаюсь, сэр!..
Мои часы показывали десять минут пятого. Мы уже были в море. Я находился на мостике вместе с капитаном, он принадлежал к народности гирима. Мне стоило немалых трудов убедить его снять полицейскую форму и надеть штатский костюм. В конце концов он внял моим уговорам, но одежда его была столь легкомысленной, что я опасался, как бы он не продрог. Капитан только усмехнулся в ответ - ему, мол, в море холодно не бывает.
Мы отплыли из гавани Килиндини и теперь уже были в открытом море, берега не видать. Капитан оказался общительным малым, влюбленным в свою посудину. Он не преминул мне поведать, что корпус у нее из стекловолокна, что она делает до двадцати двух узлов. "Джульетта" - так на время окрестили катер по моей просьбе - имела сорок пять футов в длину и встроенные двигатели, на ней гонялись за контрабандистами вдоль всего Кенийского побережья. Лобовое стекло на мостике отливало темно-зеленым, под ним располагались навигационные приборы и радио. Сержант Мачария подключил к общей антенне еще один, дополнительный, передатчик. Три констебля из портовой полиции листали журнал в каюте, а их босс, сидя в складном кресле на палубе, любовался водными просторами.
– Где мы теперь, капитан?
– Недалеко пока, - ответил он, искоса поглядев на меня.
– Где-то между курортными поселками Кениата и Шанзу.
Я посмотрел в сторону берега, но не увидел ничего,
– Скоро ли придем в Малинди?
– спросил я, но капитан притворился, будто не слышал вопроса. Я чуть было не накричал на него, но вовремя одумался лучше с ним не ссориться, ведь мы всецело от него зависим.
– Ну ладно, капитан. Позови меня, если придет радиограмма.
Я сошел с мостика на палубу и, вцепившись в поручни, уставился на горизонт.
– О чем это вы думаете, если не секрет?
– спросил начальник портовой полиции с улыбкой.
– Я наземное животное, плавание на крошечном суденышке по бескрайнему морю внушает мне смертельный ужас.
– Он теперь решит, что я законченный трус.
– Между нами говоря, я тоже гораздо уверенней чувствую себя на суше. Не то чтобы я боялся смерти, ведь она неизбежна. Но тонуть в пучине или же разбиваться в самолете - брр!
– не хотелось бы такого конца!
– Ежели так, оставались бы на берегу.
– Море прекрасно, оно влечет меня с той же силой, что и нашего капитана Салима. А вы впервые отправляетесь в плавание?
– Нет, доводилось и плавать, и летать. И все же всякий раз вздыхаю с облегчением, ступая на привычную твердь.
Мы помолчали, наблюдая за кипящей за бортом водой и рябью волн.
– Я отлично понимаю ваше состояние, дружище!
– вдруг признался полицейский офицер, и взгляд его затуманился.
– Причина - в привычном для каждого укладе жизни, дело тут не в личной отваге. Салим, к примеру, умер бы, заставь его расстаться с морем. Для него оно - естественная среда обитания.
– Я спросил, когда придем на место?..
– Я слышал. Дело в том, что Салим суеверен. По его убеждению, называть расчетное время прибытия нельзя, а то случится что-нибудь непредвиденное. Это сродни страху потерять самое дорогое...
Высоко в небе парили белые птицы, медленно перемещаясь к горизонту. Интересно, как они называются?
– Все мы суеверны в той или иной степени, - сказал я. Птицы поодиночке ныряли в воду, охотясь за мелкой рыбешкой.
– И не очень-то далеко ушли от тех, кого в начале века Линдберг старался уверить в том, что летать не опасно, а ведь тогдашние самолеты были куда менее надежны, чем нынешние. Недавно я читал в "Таймсе", что самолеты, оказывается, безопаснее автомобилей - статистика об этом свидетельствует. Такие данные должны бы нас успокоить, однако каково оказаться в самолете, терпящем бедствие! Ты как в клетке - сознаешь свою полную беспомощность и ждешь неизбежной гибели.
– Я понимаю, что вы хотите сказать, Кип, - снова улыбнулся шеф портовой полиции мистер Ньяле.
– Помню, было мне лет десять, однажды я взобрался на верхушку пятнадцатиметровой кокосовой пальмы. Поначалу я был так счастлив, чувствовал себя на седьмом небе, стал качаться на ветке. А дерево оказалось гнилое и подломилось; я вцепился в ствол, от страха даже не сообразив позвать на помощь. Летел я долго-долго, пока не стукнулся о землю, так что я знаю это ощущение беспомощности перед лицом смертельной угрозы, о котором вы говорите.