Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
— Понимаю.
Адвокат положил перед Форсом лист бумаги. Заключенному предстояло подписать согласие на депортацию в страну, которая согласится его принять. Форс внимательно прочитал текст. Макаронина, упавшая с тарелки, оставила на документе жирный след. Он попытался ее стряхнуть, и в результате пятно стало еще больше.
— Будешь подписывать? — спросил Бродин. — Можешь подумать до утра.
— Давайте ручку, — буркнул Форс.
— Подожди, я приведу двух охранников, чтобы они засвидетельствовали подлинность подписи.
Бродин вышел и через пару минут вернулся в сопровождении двух охранников. Форс взял ручку и подписал. Подпись у него была твердая, совершенно не соответствовавшая его поведению, скорее нерешительному и застенчивому.
Охранники, заверив подлинность подписи, покинули камеру. Бродин спрятал важный документ. Теперь Форс пил кофе из бумажного стаканчика. Выпив его залпом, подошел к окну и надолго задержался возле него, загадочно улыбаясь.
Потом лег и сунул руки под голову. Он молчал, и адвокат начал беспокоиться. Ему хотелось все-таки установить контакт со странным заключенным.
— Теперь ты лучше спишь? — спросил он.
Прошло несколько секунд, прежде чем он получил ответ «нет».
— А врачи здесь приличные?
— Они делают свое дело, я свое. Что мне до них?
— Судебная психиатрия у нас в стране отстала на пару десятков лет, — заметил Бродин.
— Не знаю. Может быть. Меня только интересует, освободят ли меня от ответственности.
— Следствие едва началось. Ничего определенного сказать пока нельзя. Но я думаю, что было бы полезно и для врачей, и для тебя самого, если бы ты мне доверился.
— Это не имеет смысла, если меня и так отправят за границу. А что произойдет, если я вернусь в Швецию?
— Я об этом еще не задумывался, но, судя по всему, тебя вновь арестуют. Потом, быть может, вышлют еще раз. Я не уверен, но могу выяснить, если хочешь.
— Не нужно, просто любопытно.
Разговор снова прервался. Бродин заметно нервничал и то и дело поправлял очки. Наконец снял их и машинально стал протирать платком. Он был очень близорук и без очков сильно щурился. И вдруг прищелкнул пальцами.
— Да, я забыл. Сегодня мне звонила твоя мать.
— Я не хочу иметь с ней дела. — И совершенно нелогично Форс добавил: — Чего она хотела?
— Только спрашивала, как ты себя чувствуешь. Хочет навестить тебя, когда получит разрешение.
— Может не стараться. Я вовсе не хочу ее видеть. Нам нечего сказать друг другу.
— Но ты же должен с нею встретиться перед отъездом.
— Зачем? Я совершенно не хочу.
— Тебе виднее. Для нее это будет потрясением. Она ведь стареет, подумай об этом.
— Мне это совершенно ни к чему. Она мне абсолютно безразлична.
Бродин почувствовал себя неловко. Он сказал матери, что сын все время про нее спрашивает. Ему было жаль мать Форса, и он всегда говорил ей то, что она ожидала услышать. А теперь был просто возмущен, что Форс не хочет видеть мать.
Потратив несколько минут на неудачные попытки разговорить Енса, он покинул камеру. Форс, не вставая, что-то буркнул на прощание.
И все же Бродин был доволен визитом к клиенту. Форс подписал согласие, а это — самое главное. Вернись он из Лангхольмен без подписи, это не пошло бы на пользу его реноме.
В караульной он попросил разрешения позвонить и набрал номер высокопоставленной особы в Министерстве иностранных дел.
— Бродин, — представился он. — Все прошло удачно.
В камере Форс встал и снова подошел к окну. Он потер виски, закрыл глаза и прошептал: «Я знал, что мне помогут».
Стиг Бергсон был одним из ветеранов шведских криминальных репортеров. Он был так стар, что помнил времена, когда писали под псевдонимом или вообще не подписывали свои заметки. И всегда чувствовал себя неловко, видя под материалами свою фамилию.
Поскольку Бергсон работал в вечерней газете, которую заканчивали печатать рано утром, около семи он уже занимался первым выпуском. Часом позже приходила утренняя почта. И в этой почте он получил письмо, опущенное Ингой Мари накануне.
В то утро Бергсон получил три письма. В первом была выписка из банковского счета. Открыв его, он только вздохнул, увидев, как неважно обстоят его дела. Второе содержало дурацкую рекламу некоей авиакомпании, услугами которой ему когда-то довелось воспользоваться. С тех пор отдел рекламы настойчиво засыпал его проспектами. А третье письмо было от похитителей. Белый конверт, совершенно обычно адресованный, даже с почтовым кодом.
Адрес и само письмо напечатаны на машинке. Отправитель, разумеется, не указан. Но все равно легко было установить, что письмо отправлено из центра города. Бумага и конверт того типа, что продается по всей стране в огромных количествах. Совершенно невероятно, чтобы на их основании полиция могла выследить того или тех, кто написал письмо.
Бергсон надорвал конверт ногтем, достал листок и начал читать. Закончив, позвонил фотографу, который обещал явиться через десять минут. За это время Бергсон заскочил в соседнюю комнату и сделал с письма пару ксерокопий. Только потом позвонил в полицию. С властями его всегда связывали дружеские отношения, и он старался их поддерживать. Никогда он не пытался играть в частного детектива и тем более не собирался делать это сейчас. Но в том, чтобы его газета получила исключительное право на такую сенсацию, он, конечно, был заинтересован.
После стольких лет работы криминальным репортером Бергсон весьма скептически относился ко всяким письмам, сопровождавшим любое сенсационное преступление. Всегда хватало людей, которые в подобных ситуациях не в состоянии сдержать свое желание прославиться.
Фотограф пришел даже раньше, чем обещал. Он сделал множество снимков письма и самого Бергсона. Вскоре после этого появилась полиция в лице сотрудника уголовного отдела Карлквиста. С Бергсоном они были знакомы давным-давно.
— Значит, ты получил письмо, — начал Карлквист, который жил на Кронобергсгатан на Кунгсхольме, неподалеку от главного управления полиции.