Скажи что-нибудь хорошее
Шрифт:
Матвейка сразу же награждал отказника некрасивым прозвищем «Жмот» или «Тварюга».
Мотя не баловал этих мелких людишек разнообразием. Жмот – первая ступень провинности, когда мужик не отдавал конфету с первого дня, но когда и на второй день он зажимал сладкое, ему присваивалась высшая степень паскудства и имя отныне у него могло быть только одно – Тварюга. На третий день провинившиеся безжалостно отстреливались и переставали существовать как факт. Для большей определенности Матвейка учитывал масть впавшего в немилость соседа, поэтому добавлял к основным прозвищам слова белобрысый, серый, рыжий и черный. Эту игру Матвейка придумал сам от больничной скуки еще тогда, когда не мог бегать и вставать. Вечерняя раздача конфет
Мотя прекрасно видел, как виновато смотрит на него «Рыжий жмот», который только что прожевал свою «Белочку» и теперь смущенно наблюдал за тем, как нормальные, правильные пацаны сдают оброк. Матвей старался окинуть рыжего испепеляющим презрительным взглядом, представляя себя раненым боссом мафии и разговаривая про себя от его имени:
– Что, паскуда, зажал мою долю?! – Он почесывал правой рукой ягодицу, воображая, что достает пистолет. – Молись, жадная гадина! – приказывал он, и смятенный обидчик падал на колени, умоляя пощадить его и его семью.
На самом деле в этот момент «обидчик» уже понимал, что промахнулся, и обещал, поймав прищуренный взгляд пацана, завтра обязательно поделиться сладким.
Матвей великодушно кивал, хотя в голове ему представлялась совсем другая картина.
Босс мафии наводил дуло пистолета прямо на гадину, при этом ноги босса обязательно были скрещены на полированном журнальном столе, а ботинки с закругленными мысами обязательно сияли, начищенные пожилым негром с соседней улицы.
– Слушай меня, моль, – прищуривая один глаз, спокойно вел беседу босс, – если завтра не сдашь добычу – ляжешь здесь. – Мафиози показывал пальцем конкретное место, на котором планировал завалить гаденыша. – А здесь, – он тыкал по соседству, – ляжет твоя проститутка и выродки! Ты понял?
Естественно, Рыжий жмот не смел возражать, он клялся и божился, что принесет завтра все до последнего. Только бы босс оставил в живых его семью. Он громко рыдал, катался по полу, униженно пытался обнять ботинки босса и даже поцеловать их. Но биг босс Матвей был непреклонен. Он курил сигару, стряхивая пепел в пепельницу, обтянутую кожей крокодила, отпихивал носком дорогого ботинка несчастного Рыжего, который уже сотню раз пожалел, что совершил такую оплошность. Босс, измучив жертву до полуобморочного состояния и затушив сигару, властно приказывал:
– Ползи к двери, животное, чтобы я тебя без долга здесь не видел. Пока живи, до завтра. – Биг Босс закрывал глаза и не открывал их до шлепка закрывающейся двери. Уставший мафиозо звонил в золотой колокольчик, и в мгновение ока комната заполнялась невероятно красивыми женщинами. Иногда их было четыре, иногда две, но чаще всего – одна, правда, с ней всегда приходила группа поддержки – для танцев. Потому что играла прекрасная громкая музыка и, по мнению Матвея, не танцевать под нее было бы глупо. Да, еще в доме жили два леопарда, пантера и один крошечный жирафик, рост которого был не выше тридцати сантиметров. Леопарды слушались хозяина, как собаки, и подходили чесать шею по команде. Пантера, понятное дело, гуляла сама по себе. А жирафик бегал по комнатам, никого не слушая, и искал своих. Конечно, особое внимание в фантазиях пацана было уделено золотым унитазам, огромным часам в рубинах и бриллиантах и машинам.
Так Матвейка представлял себе жизнь крутых бандитов, которые, естественно, правили миром. Единственный фильм, который он видел в жизни, назывался «Крестный отец». Матвей тогда выехал с дедом в центральный район, и дед сводил его в кино, потому что у Моти был день рождения. Потом еще пару раз пацан сбегал из школы, снова и снова смотрел все тот же фильм. Он не
Когда Мотя встал на ноги и смог бегать, он пропадал из палаты на два, а то и три часа. В первый раз медсестра Феня немного волновалась и даже бросилась на поиски, но Матвей появился сам, сияющий от счастья. Он поверил, что сможет ходить, бегать, ловить рыбу и драться с мальчишками. И еще он точно знал, что никогда больше не вернется к Зойке и Виктору, пускай живут с монстром Светкой. Впрочем, думал Матвейка, Виктора он когда-нибудь точно увидит и отомстит ему за деда. Только для этого нужно стать сильным и взрослым. Матвей рисовал в голове картинки расплаты Виктора за то, что этот подонок разрушил все, что было у Моти в жизни. Даже никому не нужную Зойку прибрал к рукам, засадил Ивана в тюрьму, выродил ненужную Светку, которую, наверное, будет бить, как Матвея. Если у него, Матвея, не будет Ивана, значит, у него не будет и дома. Опять же заслуга Виктора. Это все ему даром не пройдет. У Матвея сложились серьезные планы на жизнь, ему было некогда прохлаждаться в больнице. Тем более где-то рядом прохлаждалась Зойка, которая надеялась послезавтра утром забрать его «домой». Ну уж нет!!!
После того как Мотя ушел из палаты, прошло шесть часов. Мужики-соседи нервно молчали, кто-то выходил курить каждые пять минут, кто-то мерил шагами коридор, кто-то молча лежал в койках. Феня дергалась первые полчаса задержки, а потом решила, что должна сообщить матери, которая поселилась неподалеку в малюсенькой гостинице. Феня чувствовала себя виноватой, что не уследила и не знала, как смотреть матери в глаза. С другой стороны, она была готова к подобному исходу – больно шустрый и непокорный рос малец, да и последний разговор с ним вселял определенные опасения. «Мать есть мать», – вздохнула Феня и поплелась с докладом в гостиницу.
На вахте отеля дежурил в стельку пьяный дед, который не мог даже поднять голову от стола.
– Проходи, сестра, – благородно пригласил он. – Все свободно. Одна комната занята. – Последнее усилие по работе окончательно срубило деда, и он заснул мертвецким сном, не слыша вопросов и ничего не видя вокруг.
Медсестра сначала поискала журнал записи постояльцев. Не найдя ничего похожего, она махнула рукой и решила, что единственный занятый номер как-нибудь отличит. Слава богу, в гостинице их было всего пять. Действительно, найти жилую комнату не составило никакого труда. Из нее доносились смех, брань и громкий пьяный разговор. Феня вежливо постучала. Никто не пригласил войти. Тогда она решительно открыла дверь и тут же пожалела об этом. Полуголая мать Матвея расположилась на коленях у санитара Фениной больницы, он яростно наминал ее огромные сиськи и приговаривал:
– Вот ты б…, первосортная б…
На маленьком потрепанном столике стояла початая бутылка спиртового раствора, знакомого Фене не меньше, чем санитар, а рядом на полу отдыхали еще три бутылки, уже пустые.
Феня поначалу немного растерялась, но, вспомнив симпатичную мордашку, которую опекала больше двух месяцев, плюнула на приличия.
– Ваш пацан сбежал, мамаша! – выдала она.
Никто не вскочил на ноги и не закричал «Не может быть! Куда же вы смотрели?!» Светский вечер продолжался как ни в чем не бывало.