Скажи смерти «Да»
Шрифт:
— Проблемы? — удивляюсь в соответствии с американской традицией, по которой жаловаться нельзя, по которой надо быть оптимистом во всем, всегда, и везде. — Я бы не стала это так называть, но… В Нью-Йорке месяц назад убили нашего с Бобом партнера, Джейкоба Цейтлина. Он финансировал фильм. И теперь ФБР все время задает мне вопросы, а я в свою очередь знаю, что они в каждом русском видят мафиози. У нас с Бобом возникли опасения, что они и меня могут обвинить в принадлежности к мафии — просто так, ничего не доказывая, озвучивая публично свои подозрения, — и скомпрометировать нашу студию и наш фильм и сорвать наши последующие планы, заставив Голливуд отвернуться от нас. Подавать на них в суд можно сколько угодно — все равно ничего не выиграешь. Ну а моральный ущерб будет таков, что никакими деньгами не возместишь. Возможно, это лишь наши беспочвенные опасения…
— Это маккартизм, Олли, это типичный маккартизм. Я не позволю им обвинять тебя только потому, что ты русская. С кем конкретно ты беседовала? Я знаю директора ФБР и могу с ним переговорить на эту тему. А лучше так: запиши на диктофон следующий разговор с агентом. Если он будет тебе угрожать или намекать на то, что ты по причине своей национальности лишена всяческих прав, — ему конец. Я ведь юрист, знаешь? Так вот — представь мне пленку, если на ней будут какие-то доказательства, что данный агент превысил свои полномочия. А еще лучше, если ты последуешь моему совету — я дам его тебе из очень сильной личной симпатии, но пусть он останется между нами. Разговори его — пусть расскажет о том, как ФБР относится к эмигрантам из России, о своем отношении к тебе лично, о том, что тебе грозит, если ФБР захочет поискать ведьм там, где их нет. На следующий день я потребую от ФБР объяснений, и они навсегда от тебя отстанут.
И добавляет с улыбкой:
— Если ты и в самом деле ни в чем таком не замешана…
И я улыбаюсь в ответ:
— Я похожа на мафиози, Дик?
Типичный адвокат — предложить такой вот вариант. Такая типичная мусорская подстава — спровоцировать, записать и предъявить потом. Так они и работают, эти адвокаты. Мартен мне рассказывал, что в каждой больнице дежурит несколько адвокатов из разных контор — и кидаются к прибывающим жертвам автомобильных аварий и несчастных случаев, и отталкивают друг друга в борьбе за клиента, которому предлагают защищать его права и отсудить в его пользу у искалечившей его компании или у другого водителя круглую сумму. Сколько получит с этой суммы пострадавший — процентов пятьдесят, наверное, вряд ли больше. Как шакалы, короче, или стервятники. Так что неудивительно, что адвокат в Америке самая важная, самая доходная и в то же время самая презираемая профессия.
Ладно, совет и вправду хорош. Немного жаль беднягу Бейли: сомнений в том, что могу вытянуть его на откровенную беседу, у меня нет. Но, с другой стороны, он бы явно меня не пожалел, да и пленку не придется использовать, что меня только радует.
— Спасибо, Дик Я так признательна…
— Всегда рад, Олли, всегда рад. Вам я готов помочь решить любую проблему — только находите ее, а остальное мое дело…
Ловлю себя на мысли, что в сексуальной своей комнате надо будет включить камеры — пусть запишут происходящее. Тем более что зрелище будет поинтереснее, чем то, что продемонстрировал мне Бейли со стриптизершей…
И вправду классно вышло. Секса-то было на полтора часа — зато попади к кому эта пленка, отношения Дика с конгрессом закончатся навсегда. Вот он приковывает неизвестную женщину в маске к специальному приспособлению, вот истязает ее, вот берет там, привязанную и беспомощную, гордо тыкая ее не слишком большим и не слишком крепким членом, вот смазывает себя кремом, входя ей в анальное отверстие, вырывая из нее жуткий крик. Ведь и не разберешь, насилует он ее безжалостно или она сама об этом просит: она шепотом говорит, а он громко, и слышно его отчетливо. У нее лицо закрыто, и, кто знает, может, выражение ужаса на нем или слезы — а у него глаза горят. Похотливый извращенец, такой же, как и его президент — только президента хрен свалишь, а конгрессмена не переизберут, и все дела.
Только вот чувствую себя, как оскверненная девственница, — что очень на меня непохоже, и глупо даже. Нет, я преувеличиваю, конечно, поскольку девственности во мне нет ни физической, ни нравственной — просто никак было, и все. Даже неинтересно. Ну если только чуть-чуть. Да и что там интересного — слабоват оказался в постели на вид сексуальный, мужественный и обаятельный конгрессмен. Наверное, слишком много стриптиза смотрел в свое время и возбуждался впустую, а когда дошло до дела, показать ничего не смог. Кончил, конечно, три раза — но благодаря мне и необычному сексу. Да и третий раз еле выдавил из себя. Я уже думала, что у меня руки отсохнут, казалось будто я, как первобытный человек, огонь добываю путем трения. Огонек появился в итоге, но тут же погас.
Но сыграла я, конечно, блестяще — стоны, крики, страстный шепот, просьбы связать меня и наказывать, делать со мной все, что угодно, потому что я так сильно его хочу, и постоянные комплименты ему, его члену, тому, что он делает. В общем, могу сказать, что я его осчастливила — он даже во сне улыбался, забывшись от усталости минут на двадцать. Не знаю, есть ли у него любовница и что говорит ему в постели жена, если у них что-то бывает, — но если любовница есть, то только из-за денег, а жена вряд ли что-то хорошее скажет, если сама не фригидна, разумеется.
Куда же подевался Юджин, черт возьми? Вот единственный мужчина, который может меня удовлетворить, с которым можно заниматься этим бесконечно, и все время хочется еще. Не дай бог с ним что-то случится. Но если произойдет самое страшное, все, что мне останется, — это стать лесбиянкой. Женщина, конечно, так, как он, не удовлетворит, но может доставить удовольствие — а любой другой мужчина и этого не доставит.
Кстати, насчет лесбиянок. Не появится до Рождества — Господи, только бы появился! — найду себе партнершу. Или Джудит позвоню, или Джине, актрисе, которая в нашем фильме небольшую роль играла и косилась на меня часто, и я видела, что ей нравлюсь. Она мне даже предлагала пообедать как-нибудь, но Кореец был все время рядом, и женщину мне совсем не хотелось. А теперь — теперь надо заново попробовать, каково это, насколько хорошо давно забытое ощущение от женского языка внизу и женских рук на моем теле. Впервые изведанное еще в двенадцать лет, испытываемое потом изредка с перерывами на постоянно меняющихся мужчин.
Правда, секс с женщиной, возможно, более изыскан, чем с мужчиной, но менее сытен. А я люблю наедаться досыта, люблю страсть, а не нежность, проникновение, а не прикосновение. Я люблю чувствовать себя слабой с мужчиной, быть ведомой люблю больше, чем вести, а с женщиной я себе этого не позволяю: чувствую, что должна быть более активной. Кстати, женщины, как ни странно, устают еще быстрее, чем мужчины.
Так что лучше было бы, если бы вернулся поскорее Юджин и мне не надо было бы всего этого испытывать. Может, вот-вот появится?
Ну где же он?! Ни факса, ни звонка. Стараюсь о плохом не думать, но чем дальше, тем больше неприятных мыслей. Вот ведь выпала мне судьба — связывает меня с бандитами, представителями самой стремной профессии. Сначала ты, теперь он. Ты уж прости, но тебя тоже можно назвать бандитом, пусть и в меньшей степени, чем Корейца, потому что ты этот этап давно прошел и к моменту нашего знакомства был респектабельным бизнесменом, пусть и с криминальным прошлым и частично криминальным бизнесом.