Скажи смерти «Да»
Шрифт:
— Да, ты прав, я плохая певица — но кое-что я умею получше…
И уже без смеха смотрела в глаза, сбросив руки с клавиатуры, и начинала наигрывать что-то веселое совсем в другом месте…
С тех пор ничего не изменилось, разве что играть я ему не собиралась, и не только из-за отсутствия пианино. А еду из ресторана привезли перед его приходом, мне только оставалось разогреть в печке то, что надо было разогреть, да расставить блюда на столе, да бутылку текилы выставить и несколько бутылок пива. Я, вообще, предпочитаю есть в ресторанах: здесь все так едят, за исключением, может, обеда, а по-русски — ужина, — потому что в ресторане ненамного дороже, чем если дома готовить что-то. Это в Москве, чтобы сходить одному в ресторан, нужно минимум пятьдесят долларов, а порой вдвое и даже вчетверо больше. А здесь и двадцати достаточно, что при местных заработках небольшие деньги. Кстати, это парадокс: во всем мире те же китайские рестораны и японские жутко дешевые, куда дешевле обычных, — а в Москве в “Саппоро” надо долларов сто пятьдесят — двести выложить на человека, а в китайском — сотку.
Москва вообще город парадоксов: там и машины стоят вдвое больше, чем во всем мире, и спиртное, и еда, и вещи. Ну, с магазинами понятно: пошлины. Государство хочет, чтобы народ поганые “Жигули” покупал. Но вещи-то почему?
Что-то не о том я думаю. У меня же гость. Правда, если бы не эта чертова ситуация, он бы совсем был бы неинтересен — и он должен это понимать, раз объявилась я только тогда, когда у меня возникли проблемы, о которых он, может, пока не и догадывается, но должен чувствовать, что мне что-то от него надо.
— Превосходный обед, Олли, просто превосходный, — повторяет с таким видом, словно в жизни мексиканской кухни не пробовал. Ох, неискренен слуга американского народа. Ну да и бог с ним.
Разговор с окончанием трапезы как бы к логическому концу подходит — он мне уже нарассказывал про себя всего, про свой звездный путь. Хорошо хоть, что он не из бедной семьи, а то пришлось бы охать и восхищаться тем, как мальчик, который в детстве был всего лишен и вынужден был подрабатывать после уроков, скопил себе денег на колледж или так хорошо учился от осознания своей бедности, что его туда взяли бесплатно. И стал бедный мальчик адвокатом, и помогал другим бедным, а потом превратился в конгрессмена. Здесь жутко любят такие истории — про взлет из грязи в князи. Великая американская мечта, ничего не поделаешь, такую создали. В Союзе похожая была — кто был никем, тот станет всем. Там, правда, требовалось сначала разрушить весь мир насилья, а тут люди оказались поумнее, обошлись без крайностей.
Это про меня, кстати, великая американская мечта. Про девочку из средней такой семьи, которая, несмотря на то, что глава ее со временем стал генералом милиции, а его спутница всю жизнь проработала преподавателем в ведомственной академии, особого ничего не имела. Я ведь помню, как мы жили с родителями отца, помимо них и нас в трехкомнатной квартире еще и сестра отца обитала, и ее дочка. Короче, семь человек на три комнаты, из которых одна — проходная. И уехали мы оттуда, когда мне примерно десять было, когда наконец отцу квартиру дали.
Да и дальше — ни дачи, ни машины, которую купили, когда отцу уже под сорок было. И я была одета не слишком хорошо — у мамы вещи одалживала, которые ей отец из загранкомандировок привозил. Потом уже поняла, что он их покупал на распродажах за копейки. Откуда деньги у советского командированного? Но я была счастлива, выпросив у мамы блузку или водолазку, а когда она мне отдала свою дубленку, не было на свете человека счастливее меня.
До знакомства с тобой я ни в одном дорогом магазине не была. Проходила как-то мимо “Пассажа” — это в восемнадцать было, когда я работала уже и получала сто долларов в месяц, — и подумала, не зайти ли. Но сказала себе, что здесь мне делать нечего: это не для меня. Совершенно спокойно сказала, без горечи, сожалений и роптаний по поводу не слишком счастливой судьбы.
А потом стала всем — никого о том не прося. Миллионерша, продюсер из Голливуда, владелица особняка в престижнейшем районе Лос-Анджелеса, посетительница самых дорогих магазинов. Чего мне это стоило — вопрос другой. Но так ли это важно сейчас? Почему бы и нет, кстати: смерть любимого мужа, мое попадание в реанимацию и угроза добивания, бегство в Штаты с помощью Корейца, операции, включая пластическую, нынешние проблемы. Неплохая плата, а?
Но Дику обо всем этом говорить не стоит — не поймет. Пусть думает, что я юная, богатая девица, которая сама ничего не добивалась и не знает цену труду и деньгам. Так многие про меня думают из моих знакомых здешних, тот же Мартен, наверное, — и не буду я их разочаровывать, пусть так, мне все равно.
— Не нравится текила, Дик? Могу принести виски.
Он кивает, и я удаляюсь к бару. Пиво здесь считается напитком простонародным, на солидных вечеринках его не найдешь, сколько ни ищи: для элиты только дорогое шампанское подходит. В ресторанах берут, как правило, или “драй мартини” — джин с вермутом и оливкой — либо виски хороший. Но это ж мексиканская еда. Ее принято пивом запивать и текилой, так что глупо было бы доставать шампанское, хотя есть у меня пара бутылок “Дом Периньон”. На всякий случай. Гостей мы не принимаем и сами не пьем, но держу. А с виски попроще — мой любимый напиток, — всегда есть солидный запас.
Надо было бы как-то перейти к моим проблемам — но это слишком откровенно, хотя в Америке, может, так и делают, точно не знаю. Так что пока молчу, зная, что он знает, что мне что-то нужно от него, — пусть сам заговорит. Я не тороплюсь, тем более что он, кажется мне, тоже совсем не торопится, рассчитывая на продолжение обеда в постели. А я — на десерт. Все это меня не слишком радует — и уж тем более не возбуждает, хотя секса у меня не было уже больше трех недель, что по моим меркам недопустимо много. У меня по-настоящему долгий перерыв был только после твоей смерти: больше полугода не было ничего, потом уже начала с лесбиянками общаться, вспомнив об их существовании и найдя адреса клубов.
А после выхода из клиники, как началось с Корейцем, так и до его отъезда не прекращалось — даже в Москве, в ходе операции. Кронин меня регулярно склонял к сожительству, и я не слишком возражала. И сейчас хочется, но не с этим гостем — с тех пор, как Юджин уехал, ежедневно занимаюсь мастурбацией, кончая по нескольку раз с помощью собственных пальцев, искусственных членов, вибраторов и прочих игрушек. Оргазм всегда сильный от самоудовлетворения, но не такой, как от Корейца. Скорее бы он приезжал, что ли, и так уже опаздывает, заставляя волноваться и задержкой, и молчанием.
— Я так понял, Олли, что у тебя возникли проблемы?
Слава Богу, догадался спросить. И предполагаю, что он спросил не случайно, а рассчитывая, что после того, как меня выслушает и скажет, что обязательно поможет, я как бы обязана буду пригласить его в постель. Вообще-то, я, конечно, не обязана и вполне могу этого избежать, в надежде, что это вовсе не понадобится. Может, все-таки отстанет от меня ФБР, может, никаких подробностей у Бейли и нет, может, это он для меня важную мину строит.