Скинхед
Шрифт:
Я выхожу в прихожую и внимательно разглядываю свои видавшие виды ботинки. Мама мгновенно оценивает ситуацию: пока я навожу блеск на свои "ботфорты", она выносит мне свитер из моей комнаты, на дорогу.
– Вот будем жить на Багамах - гуляй себя в декабре в тенниске. Кстати, открытка у тебя замечательная получилась. И насчет ошибок правильно напомнил, только надо извиняться либо за грамматические вообще, либо конкретно за орфографические, пунктуационные и иные. Это, так, на всякий случай.
– А тебе лишь бы покритиковать.
– Извини, но очень уж хочется, чтобы сын грамотным человеком вырос.
– Все, я побежал, у меня сегодня тренировка, а потом я с ребятами в город пойду, гулять…
В клубе Даня, оставив без внимания мое приветствие, что было
– Тренировки не будет - у нас ЧП.
И мы со всех ног несемся к Учителю. А там и без нас полно народу - человек двадцать наших, с головами обритыми наголо. И Никита тоже уже тут, что подтверждает чрезвычайность ситуации. Учитель обводит собравшихся долгим, изучающим взглядом и подчеркивая каждое слово негромко, но твердо произносит:
– Сегодня вам предстоит боевое крещение. Есть один замечательный институт, общежитие которого оккупировано заезжим отребьем: ворами, насильниками, незаконными мигрантами, одним словом, азиатчиной.
Это вовсе не несчастные беженцы из Таджикистана или Северного Кавказа. Вот послушайте, что сказал недавно один из больших милицейских чинов Москвы, генерал-майор Иван Глухов: в столице объявилась банда малолетних расистов - "Черные ястребы". Она состоит из кавказцев. Кроме совершения обычного ограбления, от своих жертв, исключительно славян, малолетние преступники требуют, чтобы они в унизительной форме высказывались в адрес русских вообще. Короче - налицо факты классического разжигания национальной вражды и ненависти.
Учитель отрывается от газетной вырезки, из которой зачитывает свое сообщение. Выразительно оглядывает зал, играя желваками. Наша доблестная милиция, у него вырвался иронический смешок, сегодня сообщила, что банда наконец обезврежена. Но, посмотрите, чем завершается эта омерзительная история. Подносит к глазам вырезку: "Эту банду, совершившую как минимум одну коллективную попытку убийства, судят всего лишь по статье 213 УК ПФ - хулиганство! Все. Наш прямой долг ответить своим судом на этот беспредел азиатов".
– Они понаехали отовсюду и захватывают общаги, где живут скопом, как в юртах - в грязи, в антисанитарии. Так они привыкли. Кроме нас с вами, их некому заставить уважать наши законы. Для Артема это - боевое крещение. По тому, как ты справишься с поставленной задачей, будет ясно, быть тебе командиром или нет. А главным назначается Данила. Вопросы есть?
Вопросы имелись, но большей частью технического характера. На них поручается ответить Даниле по ходу дела! Мы высыпали на улицу, встали кругом, готовые выслушать детали операции. Данила остановил свой взгляд на мне:
– Трусишь? - и усмехнулся. - Не боись, общежитие на другом конце столицы, нас там никто не знает.
– Боюсь или нет, операция покажет, - ответ мне показался вполне достойным, хотя, признаюсь, в глубине души было неспокойно.
– Молодец, раз не трусишь. Значит, план такой: большинство черномазых, окопавшихся в этом гадюшнике, разъехались на Новый год по своим аулам. Ближе к вечеру, по нашим данным, около четырех часов, оставшиеся соберутся на кухне первого этажа праздновать Новый год. Ишь, как ловко устроились! Покажем им Новый год по-русски?
И он резко расстегнув куртку. выбрасывает руку запястьем вверх, так, чтобы обнажилось, сверкнув на солнце клеймо "Красного кольца". В следующее мгновенье мы соединили наши руки, что означает клятву быть верным данному слову.
"Комбат, батяня, батяня, комбат,
Ты сердце не прятал за спины ребят.
За нами Россия, Москва и Арбат",
– затянул кто-то и остальные бодро подхватили любимый мотив, который обожает Учитель. Уж я-то знаю.
Вскоре наша рать бесшумной тенью возникает перед обшарпанными дверями общаги. Лазутчики заранее доложили, что вахтера на месте нет, видно, тоже решил встречать Новый год у себя дома. И правильно сделал. Не сторожить же черномазых в такой праздничный день. Мы неслышно пробираемся во внутрь здания и подкрадываемся к кухне. И тут нам открывается зрелище настоящего кавказского
Я кидаюсь на здоровенного, лет сорока, мужика, имевшего неосторожность подняться навстречу. Он сгребает меня в охапку своими крестьянскими лапищами, но я чудом вырываюсь и наношу несколько коротких по его тупой башке. Однако этого явно недостаточно. Два хука под дых сбрасывают его огромную тушу на стол с яствами, где он обретает привычную оружие - внушительного размера тесак. Этому детине все равно как орудовать ножом - чистить картошку или всадить его мне в горло как жертвенному барану. Однако я совсем не баран, и мгновенно перехватив занесенную надо мной руку, ребром ладони наношу оглушающий удар по аорте. Он покосился как старый шкаф и стал валиться на пол. Тут самый раз придушить его. Я, наверное, так бы и сделал, если б не гаденыш, впившейся вампиром мне в шею, да так что я чуть было, не потерял сознание. Мне не составляет особого труда скинуть его с себя, как омерзительного москита. С глухим стуком он ударяется об стенку. Истошный бабий визг перерезает всеобщий гвалт, в то время как кто-то из наших тащит к выходу по обломкам разбитой посуды, через перевернутые стулья чьи-то окровавленные лохмотья. "Может, это кровь кого-то из наших?", - проносится у меня в голове?
Откуда-то издалека слышен приближающийся вой милицейской сирены. Крики, плач и стоны. Мы спешно покидаем поле битвы по полутемному коридору, мимо притулившегося к стенке черномазого с усиками паренька, с неестественно вывернутой рукой. Я двинул его ногой - на прощанье, усатик матерится. Данила орет, что надо отходить, и мы, уже не мешкая, выскакиваем на улицу. А дальше - кидаемся врассыпную, как и задумано, каждый к своему метро, автобусу. И - по домам. Окончательно прихожу в себя уже вбежав в метро, успешно преодолев пару километров, хотя сердце колотится так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. К бегу с препятствиями пришлось прибегнуть не из-за страха - таково условие операции - надо немедленно исчезнуть с места боевых действий, дабы избежать объяснений с ментами. На станции я спешу к концу перрона, где много народу - легче раствориться в толпе. Но наши доблестные мусора торчат и тут. Сколько же их, черт возьми! И как я этого раньше не замечал. Перед праздниками ментов, можно сказать, больше чем пассажиров. Забившись в угол вагона, и свесив голову, я прокручиваю в голове перипетии боя. Действовал я не только кулаками, но и мозгами, как учили на тренировках. Спасибо Никите! А еще варежку разевал на него. Вот только все тело болит так, будто на мешках с цементом надорвался. И круги перед глазами разбегаются. Ну да бог с ним, с телом - шрамы, как говорится, украшают мужчину. Однако с этим дебилоидом пришлось изрядно накувыркаться. И поколотить он успел меня таки, пока я до горла его не добрался. Повезло, можно сказать…
* * *
Везло мне весь вечер. Мамы дома не было, значит можно спокойно раздеться и рассмотреть себя в зеркале. Тело являло собой этакую летопись моей первой схватки за чистую Русь. И всему виной моя прозрачная кожа. Пожалуй, мама права, когда иронизирует, что про меня "толстокожий" никак не скажешь, и румянец из-за этого у меня чуть что проступает, и синяки, ссадины подолгу красуются на теле. Хорошо, что этот придурок лица не задел, так, пара ушибов. Все! Можно считать, что операция завершилась вполне успешно. Можно со спокойной совестью сесть перед телевизором, там как раз прикольная комедия - обхохочешься. Звонок в дверь, наверняка мама. Нагрузилась с сетками, кульками, коробками как дед Мороз, вот и не может сама дверь отпереть. Ага - так оно и есть - свободные у нее только зубы. Можно подумать, что за новогодним столом у нас соберется куча гостей. Она сбрасывает весь свой груз на пол, опускается бессильно на табуретку, прямо в прихожей: