Скинькеды
Шрифт:
– Да ты что, Оль, - чуть не замахал руками Запрудин, будто она могла увидеть. Потом вдруг собрался и весьма твёрдо сказал: - Знаешь, я к тебе испытываю такую сильную нежность... Я бы и так не перешагнул через тебя. Может, я тоже старомодный? Но что нам теперь, может, и не целоваться?
– Этого я не сказала, - уже с весёлой хитринкой заговорила девушка.
– Валь, пусть всё будет в своё время.
– Скажи, я пьяный сильно противный был?
– Жалкий и смешной, но до противного не так далеко.
– Ты придёшь ко мне?
– Конечно, я же хочу тебя поцеловать,
Когда Валентин положил трубку, ему захотелось порхать подобно бабочке, и он даже устыдился такого немужского, на первый взгляд, поведения. С улыбкой вспомнил, как дразнили их с Ольгой в младших классах только за то, что они ходили за руку в школу. Дразнили в основном мальчишки. И с гордостью подумал о том, как завидуют теперь, когда Оле могут позавидовать звёзды подиумов. Завидуют всё те же бывшие мальчишки...
А ведь пришлось даже пару раз подраться за свою даму сердца со старшеклассниками. В восьмом классе он дрался с десятиклассником Нефёдовым, и хотя был изрядно побит, Нефёдов ничего не выиграл. «Быковатый какой-то», - сказала тогда про него Оля, и тот вынужден был искать себе в возлюбленные другую кандидатуру. А в этом году прицепился мальчик-мажор - одиннадцатиклассник Гулиев. Этого Запрудин вытащил на школьный двор сам и парой ударов отбил желание приставать к чужим девушкам. Но потом Валика прилично «оттоптали» многочисленные родственники и земляки Гулиева, русской же поддержки Валентину, как водится в России, не сыскалось. В любом случае, Оля оставалась с ним, а его синяки и ссадины были предметом её гордости.
– Ты бы пошёл из-за меня на дуэль, как в девятнадцатом веке?
– спросила она после гулиевского разгрома.
– Конечно, - не раздумывая, ответил он.
И теперь, сжимая в руке отцовский пистолет, Валентин представлял себе такой поединок. И признался себе: «А на шпагах я не умею».
* * *
Вечером в беседке вслед за Валентином, Ольгой и Светланой сначала появился озадаченный Гена Бганба (у которого не было идеи, зато были проблемы: мать сказала прибрать квартиру к приезду многочисленных родственников), затем Вадик Перепёлкин (тоже без особых соображений), потом подтянулся из соседнего двора Денис Иванов (просто так) и самым последним явился Морошкин. Оглядев компанию весьма скептическим взглядом, он устало сел на перила и закурил.
– Есть же люди, которые всю жизнь работают грузчиками, - Алексей выдохнул облако дыма, - теперь я понимаю, почему пролетариат так пассивен, даже есть не хочется, - признался он и тут же сыграл словами: - А идеи есть?
Валик выдержал паузу, подождал, пока все пожмут плечами, виновато прокашляются, и лишь потом победно огласил:
– Есть!
– Излагай, - равнодушно предложил Морошкин.
– У меня дома лежит газовый пистолет с холостыми патронами!
– выпалил Валик.
– Не у меня, конечно, у отца, но сейчас я могу им попользоваться.
– Ты опять про банк?
– обозначил морщины на лбу Алексей.
– Нет, я про моделирование ситуаций.
– И? Моделируй, - Морошкин явно сомневался, что ещё больше подзадоривало Запрудина.
– Моделируем перестрелку.
У Морошкина в глазах загорелся нехороший огонёк. Он поймал мысль Валентина сходу.
– Валик, гениально, - оценил он, - у меня есть стартовый револьвер. Значит, можно имитировать мощную перестрелку. Почему в «Голубой лагуне»? Там же эти, мальчики, которые девочки, - он предупредительно кивнул на нормальных и порядочных девушек.
Света при этом презрительно сморщилась, Ольга никак не реагировала.
– Во-первых, - начал пояснять Запрудин, - там вряд ли окажут серьезное сопротивление; во-вторых, я как-то мимо шёл, и ко мне там два размалёванных пи...
– он глянул на девушек, Ольга была не из тех, при ком можно выражаться, - два размалёванных пристали: «Мальчик, не хотите ли раскрепоститься, ой, какой хорошенький...» Меня чуть не вырвало.
– Валик, ты гомофоб!
– определил Морошкин.
– Ты чё обзываешься?
– обиделся Запрудин, который не знал значения этого слова.
– Не кипятись, Валик, он сказал, что ты нормальный парень, - разъяснил Бганба, который знал, кто такие гомофобы, благодаря своим многочисленным горячим родственникам. Толерантность среди них была явно не в почете, да и слова такого они не знали и знать не хотели.
– Вы тут какую тему затеваете?
– наконец обозначился Денис Иванов.
Морошкин мельком глянул на его ноги и с радостью обнаружил, что он обут в такие же дешёвые, как и он сам, кеды.
– А ты скинь кеды, проще будет понять, - улыбнулся он, а все хохотнули.
– Чё? Босиком ходить?
– не понял Иванов.
– Да не, это так, присказка, а в сказке можешь поучаствовать. У тебя есть дома маленькая видеокамера?
– У предков есть, - сразу сознался Денис.
– Отлично, будешь хроникёром. Оператором. Надо снимать нашу борьбу за счастье униженных и оскорблённых.
– А нам что делать?
– напомнила Света.
– Нас в «Голубую лагуну» точно не пустят. По половым признакам. Если только постричься и в парней нарядиться...
– Не надо, - замахал рукой Алексей, - а кто у нас будет народным мстителем? Кто принесёт на алтарь мести разбитое женское сердце?
– с пафосом спросил он.
– Как я понимаю, вы не испытываете тёплых партнерских чувств к сексуальным меньшинствам?
– Тьфу, - передёрнуло Свету.
Ольга сдержанно, но весьма однозначно покачала головой.
– Отлично, значит, Бганбу застрелите вы!
Абхаз тут же подорвался с места:
– Э! А меня за что?
– Как за что? За измену.
– Э, какую измену?
– Ну не родине, конечно. Не переживай, я за тебя отомщу после твоей смерти. Завалю всех, последнюю пулю себе в висок... Драма, достойная Шекспира.
– Тут Морошкина стало разрывать хохотом, сквозь него он просил Иванова: - Дэн, ты только успевай снимать, как гомосеки будут по окопам расползаться... Ой, блин, я эту картину представляю... Бганба, ты меня любишь, мой кавказский медвежонок?!