Скинькеды
Шрифт:
– Ну что, спасатели Малибу, - начал он, - вчера состоялся странный налёт на бар «Голубая лагуна». Слышали?
– Да вот, в газетах пишут, - настороженно ответил за всех Морошкин.
– Вот, уже пишут, а нас тут по тревоге подняли - дворы чесать, не самое приятное, скажу вам, удовольствие. Тел, понимаете ли, нету. Но, полагаю, их не было...
– Вот странно, да?
– поддержал начальника Тухватуллин.
– И кровь красная, а должна быть голубая...
Компания угрюмо хохотнула.
– А тел и быть не могло, - продолжил капитан, - потому как в руках у меня, - он достал
– Смоляков сделал паузу, высверливая взглядом побледневшего Валика.
– А что, Валентин, отцовский пистолет, случайно, никто у вас не украл?
– Не знаю, он в сейфе, - потупился Валик.
– Пойдем посмотрим?
– Не стоит, Фёдор Алексеевич, - включился Морошкин, - вам чистосердечное сразу, или сначала паковать будете?
– Рассказывайте, - Смоляков, как и все ребята, сел спиной в окно беседки, свесив ноги на скамейку.
– Только так, чтоб нам было так же весело, как было весело вам, - присоединился, радостно щурясь, Тухватуллин.
– У вас зарплата какая, Фёдор Алексеевич, и у вас, Ринат Файзуллович?
– О! А чё так издалека? - удивился участковый.
– Иначе можете неправильно истолковать наши благородные действия. Мы же, зная вас, как человека честного и справедливого, не хотели бы в ваших глазах...
– Кончай прелюдию, начинай по существу.
– Ну, во всём виноват я, поэтому организованной преступностью тут и не пахнет.
– Нэ!
– возмутился Бганба.
– Мне туда папа не разрешает ходить, я там не был, но я тоже виноват! Потому что я их не люблю!
– Зато ты им понравился, - засмеялся Тухватуллин, - свидетели говорят, был молодой красавец с Кавказа. Правда, говорят, погиб.
– Вот что, ребята, - Смоляков окинул команду задумчивым взглядом, видимо, принимая какое-то решение, - если выложите всё, как есть, то обещаю, дальше нас с Ринатом это не пойдёт. Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю.
– Да ладно, Лёх, валяй, - будто разрешил Вадик Перепёлкин.
Морошкин некоторое время покусывал губы, внимательно посмотрел на каждого из товарищей.
Рассказывая, он опустил только три детали: свою ненависть к богатым и глупым, Ольгу Вохмину и её нового ухажёра, а также дворовый неологизм «скинькеды». Алексей употребил весь свой талант, так что даже участники приключений слушали, будто это не про них. По ходу повествования было заметно, как Смоляков сдерживает улыбку, а Тухватуллин вообще не старался быть серьёзным и поминутно похохатывал. Кульминационный пакет в «Престиже» всё же заставил засмеяться и участкового. Поэтому когда дело дошло до жеманных ужимок посетителей «Голубой лагуны», Смоляков дал волю своему баритону, правда, старался перевести смех в кашель, мол, он у меня такой необычный. После того как Морошкин вопросительно замолчал, глядя на участкового, тот тоже начал издалека:
– Вы, братцы, наверное, очень удивитесь, когда узнаете, что
– А чё они к нормальным парням пристают, мимо пройти нельзя, хоть на другую сторону дороги сваливай, - не согласился Валик.
– Водилы им сигналят, когда мимо проезжают, - поддержал Запрудина Перепёлкин.
– Выделили бы им необитаемый остров, пусть там друг друга любят, - добавил Бганба.
– Парни, вы чего разорались, будто я там такое кафе разрешил?
– справедливо возмутился участковый.
– Мне от этого одни проблемы. Вы думаете, только вы туда развлекаться таким образом приходите? Там и посерьёзнее ребята выражают своё негативное отношение к нетрадиционному сексу. А вы?! Думаете, пошалили, и всё шито-крыто? Стреляли-то вы холостыми, зато прокурор настоящий и дело настоящее завели. Могли бы хоть в другой район уйти, чтоб у меня лоб меньше чесался. Ну?
– Фёдор Алексеевич, а для лесбиянок тоже кафе откроют?
– с вызовом спросила Ольга.
– Это не ко мне, вопрос в Государственную Думу или знатокам в «Что? Где? Когда?». А вам я вот что скажу, раз обещал, то слово свою с держу, но вам придётся искупать свою вину. Не перед этими, - поторопился он сбить выплывавшее на лица ребят возмущение и отвращение, готовое прорваться галдежом, - перед теми, чьей боли вы не видите. Вот ты, Лёх, после смерти отца, думаешь, я не знаю, что весь мир у тебя виноват, ты думаешь, тебе хуже всех?
– Ничего я не думаю, - пробубнил Морошкин, опуская голову.
– А думать надо. Я тоже там был, где и твой отец. И Ринат вон... Я приехал, зла не хватало, а меня один умный человек одной фразой вылечил. Знаешь, что он мне сказал? Он сказал: надо чаще делать добро, чтобы не оставалось времени для зла. И ещё. Тебе плохо? Оглянись, вокруг тебя те, кому во сто крат хуже! Сначала я ничего не понял, даже хотел этого человека послать с его моралью... Да через пару дней нашёл на улице грудного младенца, которого мать бросила. Всё! Край! Дальше некуда! Голубые по сравнению с ней напакостившие котята! Так что, братцы, вместо допросов, бесед с родителями, вы мне этим летом должны три-четыре рабочих часа в день. Возражения? Замечания? Предложения?
– Чего делать-то?
– спросил Перепёлкин.
– Завтра в десять утра встречаемся здесь же, всё узнаете. Если кто-то не придёт, будем считать его предателем общего дела.
– Мне завтра к двенадцати на работу в «Торнадо», - сообщил Морошкин.
– Отпущу пораньше, - пообещал Смоляков, - Ринат тебя подвезёт. Ну всё, совещание окончено, у нас ещё работа есть.
Милиционеры ушли, а ребята долгое время молча смотрели им вслед. Первым очнулся Запрудин.
– А я знаю, что в «Торнадо» надо сделать! Не одежду красть, мы же с уголовным кодексом дружим, надо их самих заставить выскочить на улицу голыми!