Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года
Шрифт:
— Где?! — бодрым голосом вскричала Зина и села, подтянув ноги, прикрываясь.
— Вот здесь, — армянин осторожно, пальчиком, указал на декольте.
— Так это же вырез, специально так задумано, — хихикнув, сказала Зина.
— Специально так задумано, чтобы сводить кавказского человека с ума, да?
— Будем, — решил Дудаков и чокнулся с Сережей. Граненые стаканы глухо брякнули.
— Будем, — подтвердил Сережа, они взяли по сто двадцать пять одним глотком. Передернулись, закусили охотничьими сосисками. У Сережи открылись глаза, и он, увидев
— Рома, давай по самой маленькой!
— Э-э-э, что мне ваша водка! — брезгливо поморщился армянин. — Я пьян и без нее! Такая женщина, такая женщина! Голова кружится, никакой водки не надо!
— Какие глупости вы говорите, — укорила его сияющая Зина.
— Почему глупости? Разве правда — глупость?! Я правду говорю!
Дудаков наконец вспомнил о своих обязанностях и заметил строго:
— Ты, парень, того… Полегче.
— А что, если это твоя женщина, так и любоваться нельзя? Восхищаться нельзя, да?!
— Уж так и его, — обиделась Зина.
— Моя — да?! — возликовал Роман.
— И не ваша, — парировала справедливая Зина.
— А чья? А чья?!! — продолжал бесноваться Роман.
— А ничья, — высокомерно обнародовала свою жизненную позицию Зинаида.
— Э-эх!!! — простонал Роман. Он обхватил голову руками.
— Охолонь чуток, парень, — сочувствующе посоветовал Дудаков.
Роман оглядел всех ошалелым глазом — и бросился к Москве-реке. Охолонуться.
— Простудитесь! — слабо ахнула вслед Зина, но Роман, не раздумывая, с ходу кинулся в москворецкую пучину. Вынырнул, заскользил сверкающей бабочкой — мощным баттерфляем.
Пер по реке широкобедрый буксирчик, и команда одобрительно взирала на Романа, а он, покачавшись на крутых буксирчиковых волнах, рванул к берегу, на теплый песок, под солнышко. Вода-то действительно холодная была. Зина слезла с одеяльца и закутала им синегубого армянина.
Дудаков и Сережа прикончили остатки и обреченно смотрели на пустую бутылку.
— На круг? — спросил Сережа.
— А что делать? — согласился Дудаков. — Зина, ты здесь не очень!
Жаждущая парочка скрылась за деревьями.
— Вай, какое красивое имя — Зина! — восхитился Роман.
— Ты армян? — догадалась Зина.
— Армян, армян! — чрезвычайно обрадовавшись, подтвердил Роман.
— А почему в Москве?
— Потому что я здесь живу, золотце ты мое.
— Армян должен в Армении жить, — убежденно сказала Зина.
— Тогда бы я тебя не встретил.
— У вас что, красивых женщин нет?
— Почему же, есть. Но таких красивых, как ты, нет, — сказал Роман и осторожно погладил ее могучее бедро.
Зина для порядка отстранилась.
— И это все такому маленькому человеку!
— У вас на юге хорошо. Тепло все время и фрукты, — не желая говорить про маленького человека, мечтательно произнесла Зина.
— Хочешь, поедем? — предложил Роман, бурно задышал, сбросил с плеч уже ненужное одеяльце и кинул на песок. — Ложись!
— Зачем? — испуганно поинтересовалась Зина.
— Отдыхать будешь! Как на юге!
— Зачем мне это?! Я послезавтра на настоящий юг еду!
— Согласна, значит?! — завопил Роман.
— И не с тобой вовсе, а сама по себе.
— Зина, любовь моя, я к тебе приеду!
— А я вот и не скажу, где я буду.
— Тогда я тебя здесь буду ждать, можно?
— А я вот возьму и навсегда там останусь.
— Не надо, — взмолился он и поднял на нее глаза.
Слезами наливались эти глаза, слезами!
Зина погладила его по голове и спросила с надеждой:
— Ты — страстный?
В понедельник в 15.00 докладывали Смирнову.
— Пальчики, которые оставил Дмитрий Спиридонович Дудаков на бутылке, принадлежат, как установила экспертиза НТО, Хохлачеву Борису Флегонтовичу, находящемуся в розыске в связи с растратой, которую он совершил, будучи кассиром механического завода в Туле. На фотографиях, присланных из Ростова, Сырцов Всеволод Сергеевич, по кличке Почтарь, домушник, осужденный в пятьдесят первом году и выпущенный в январе этого года по амнистии.
— Ну, и что это нам дает? — перебил его Смирнов. — То, что Берников связан с уголовниками, только и всего. Но это, как известно, законом не запрещено.
— Ты, как всегда, прав, — обиделся Ларионов. — Но это дает нам главное: уверенность, что мы на правильном пути.
— Все в пути, в пути! Когда дойдем?! — выразил неудовольствие Смирнов. — Какие мероприятия предлагаете?
— Где легче спрятать лист? В лесу, — вставил Роман. — Так сказал патер Браун. Мы с Сережей предлагаем произвести обыск на складе, коим заведует наш многофамильный друг. Вселенский, так сказать, шмон у Митяя. Уверен, что похищенное хранится там. Надежно, выгодно, удобно. И всегда отказаться можно: я не я и лошадь не моя.
— Вполне, — согласился Смирнов. — Нашли мы, скажем, похищенное. И, как правильно ты говоришь, нам сообщается, что не я и лошадь не моя.
— Ты не знаешь главного, Саня. Вернее, той маленькой детальки, которая может стать главным. Тебе неизвестно об отъезде на юг любви последней, зари вечерней Леонида Михайловича Берникова — Зинки. Об отъезде, как она сообщила, надолго, а может быть, и навсегда. Она юг любит: там тепло и фрукты.
— Думаете, она повезет? — спросил Смирнов.
— Уверены, — твердо ответил Казарян. — Производим обыск, находим, при понятых все описываем, а потом, при передаче, берем с поличным.
— А если Берников отправит почтой?
— Не решится. Мало ли что может случиться. Зинка — ход вернее.
— Не лишено. А если всем будет заниматься один Дудаков?
— Саня, ты нам сильно надоел своими «если». Еще Остап Бендер утверждал, что полную гарантию может дать только страховой полис, — грубо заметил Роман. — Но мы думаем, что Берников провожать любимую женщину придет обязательно. С чемоданом.
— Даешь разрешение на обыск склада или нет? — раздраженно спросил Сергей.