Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года
Шрифт:
— А что с вами делать? Шмонайте!
Прокол! Какой прокол! В конец измотанный Казарян прилег на тюки с ватой и от стыда закрыл глаза. Три часа с двадцати четырех ноль-ноль они шерстили склад. Шесть человек — Казарян с Ларионовым и четыре приданных им паренька. Рулоны разнообразной материи, ящики с фольгой, листы с пуговицами, бидоны с краской, пакеты с мелом, брикеты сухого клея, оплетенные бутыли с денатуратом и кислотой, даже две фляги по двадцать литров с притертыми пробками — спирт. Богатое было хозяйство у Дудакова-Хохлачева. За три часа все осмотрено, прощупано, истыкано, распотрошено.
Прокол.
— Что ж, будем наводить порядок, — сдаваясь, решил Ларионов. — Придется.
Казарян открыл глаза. Он лежал на спине и поэтому посмотрел вверх. Не прикрытые потолком переплетенья кровельного крепежа увидел он.
— Мы верх не смотрели, — хрипло кинул Казарян.
— А как они туда могли забраться? — спросил один из пареньков.
— Меня интересует, как мы туда заберемся, — жестко ответил Ларионов.
— Во дворе лестница, — предложил однорукий начальник охраны, единственный человек из артели, который знал об операции и участвовал в ней.
Паренек лез по пружинящей лестнице. Все задрав головы смотрели вверх. Паренек пошел по центральной балке.
— Есть! — тихо сообщил он.
Гора с плеч. Удача. Большая удача — маленькое счастье. И лежащий на тюках Казарян попросил капризно:
— Можно, я посплю?
На работу Леонид Михайлович Берников пришел с чемоданом, какой обнаружили при обыске склада. К окончанию рабочего дня услужливый Дудаков-Хохлачев подогнал к проходной таксомотор. Поехали на Хорошевское шоссе, где у собственного домика их ждала с чемоданом и Зинка-путешественница. Забрали Зинку и покатили на Казанский вокзал. У центрального подъезда Берников расплатился с таксистом, а Дудаков-Хохлачев разыскал носильщика с тележкой, куда уложили весь багаж (три чемодана).
У девятого вагона поезда «Москва — Новороссийск» Зина предъявила проводнице билет. Дудаков-Хохлачев взял зинкины чемоданы, а Берников — тот, что вынес с территории артели. Фотограф, фиксировавший каждое соприкосновение Берникова с этим чемоданом, щелкнул затвором аппарата в последний раз. К вагону подошли четверо молодых людей.
За этой жанровой сценкой издали наблюдали Смирнов и Казарян.
— Чемодан после церемонии — сразу же к Лидии Сергеевне, — распорядился Смирнов. — Пусть пальчики Сырцова поищет на предметах. А то у нас против него одни лишь косвенные. Зинаиду напугайте до смерти и отпустите. Берникова и Дудакова трясите по отдельности. Первым — Дудакова. В паре — ты и Сережа. Ему сразу объяснить, кто он такой на самом деле. А Берникову полезно часа три в одиночестве подумать.
— А ты?
— А я подойду, когда вы Берникова разогревать начнете. Часам к двенадцати ночи. У меня еще встреча с Грошевым из ОБХСС.
…Дудаков покорно грузил чемоданы обратно на тележку, Зинка плакала, Берников возмущенно размахивал руками. Но молодые люди поторопили их, и все тронулись с перрона по боковому выходу, у которого ожидал финала операции спецтранспорт.
И вот его молодцы, скинув пиджаки, в рубашечках с закатанными рукавами, перекрестно трепали Берникова. Бледен был Берников, бледен и потен: доставалось.
— Здравствуйте, Леонид Михайлович! — добродушно поприветствовал его Смирнов и осведомился у Казаряна:
— Как он?
— Недопонимает гражданин, — сообщил Казарян.
— Как же так, Леонид Михайлович? — изумился Смирнов.
— Я не могу понять, чего хотят от меня эти люди! — со сдержанным гневом заявил Леонид Михайлович.
— Оперработники МУРа Сергей Ларионов и Роман Казарян хотят от вас чистосердечного признания в том, что по вашему наущению, за определенную сумму домушник-рецидивист Сырцов, по кличке Почтарь, ограбил квартиру гражданина Палагина и передал вам похищенную им коллекцию монет и орденов, имеющую государственное значение. Они хотят все это зафиксировать в официальном протоколе и чтобы вы подписали этот протокол. Теперь вам понятно, чего хотят от вас мои люди?
— Я понимаю, что вам нужно как можно скорее раскрыть это преступление. Но в отношении меня вы роковым образом заблуждаетесь. Я уже объяснял товарищам…
— Гражданам, — поправил его Смирнов. — Хотите, я вкратце изложу то, что вы тут говорили, объясняя? Чемодан, естественно, не ваш, а человека, с которым вы познакомились в электричке, возвращаясь из Кратова. Человек этот, ну, допустим, Елпидофор Флегонтович, просил вас взять на хранение чемодан, так как он уезжает на сравнительно долгий срок, знакомых в Москве у него нет, единственная родственница — полусумасшедшая старуха, которой он не может ничего оставить — потеряет, разбросает, подарит неизвестно кому его вещи; а в камере хранения срок без продления всего две недели. Вы, как человек отзывчивый, согласились, и вот недавно, дней пять тому назад, звонит вам Елпидофор Флегонтович из Новороссийска, извиняется и говорит, что задержится там еще на месяц.
Вам уже надоело хранить этот чемодан, и вы, к счастью или к несчастью, вспоминаете, что в Новороссийск дня через два отправляется ваша добрая приятельница Зина, и вы можете, дав ему телеграмму до востребования о номере поезда и номере вагона, переправить сей чемодан, что и делаете, отправившись провожать Зину со своим злополучным грузом. И здесь вас хватает милиция. Так?
Казарян ржал. Отсмеявшись, подтвердил:
— Слово в слово, товарищ майор! Даже про сумасшедшую родственницу угадали!
— А что он мог еще придумать за два часа сидения в предвариловке? — не принял комплимента Смирнов и вновь взялся за Берникова — Не хотите говорить правды, и не надо. Вам же хуже. Завтра, а вернее, сегодня, в НТО, вы сыграете на рояле…
— Я не умею, — поспешил сказать Берников.
— Наша игра умения не требует. Пальчиками сделаете вот так, — Смирнов на крае стола показал, как сделает пальчиками Берников, — и мы ваши отпечаточки сравним с отпечаточками, которые вы почти наверняка оставили на содержимом чемодана. Небось, интересно было посмотреть, пощупать штучки, в которые вы вложили немалые деньги?
Берников молчал.
— Через два дня здесь будет Почтарь, который заложит вас с потрохами, — встрял в разговор Ларионов. — Он еще не знал, идя на дело, что коллекция эта, по сути, государственное достояние. Ему лишних три года ни к чему. А фраера заложить — это раз плюнуть.
Берников молчал.
— И последнее, — Смирнов подготовил эффектный финал. — Пока мы привлекли вас за кражу коллекции. Но если вы будете, обманывая следствие, врать, выкручиваться, тянуть резину, мы объединим усилия с ОБХСС и, так сказать, коллективно постараемся выяснить источники ваших доходов, и уж тут держитесь! Вместо восьмерика — может быть, найдется хороший адвокат и еще пару годиков отхлопочет — в совокупности до пятнадцати, с конфискацией имущества. Считайте, Берников. Судя по вашим доходам, вы неплохой бухгалтер.