Скрипка Льва
Шрифт:
Лигнароли пересекали лагуну к Кьоджиа, затем проплывали оттуда через канал к устью реки По, где они уже могли освободиться от волов, тащивших баржу, и поднять парус, если погода была подходящей. Некоторые города на берегах реки позволяли им проходить бесплатно, другие взимали пошлину, которая могла быть использована на углубление реки, чтобы сохранять судоходные каналы открытыми, на поддержание в порядке дамб и дорог или на уход за шлюзами и шлюзовыми воротами. Такая деятельность по эксплуатации водных путей была подарком реки экономике Кремоны и других городов и селений на берегах рек.
Путешествие вверх по течению к Кремоне обычно проходило без приключений, если только таяние снегов не превращало спокойную реку в бурный поток. Тогда она становилась буйной и непредсказуемой, подмывая берега, меняя русло и заставляя моряков торговых судов плыть по новому и опасному фарватеру, лавируя между отмелями и проплывающими обломками. Лигнароли обычно были вооружены, чтобы при необходимости защититься от местных банд, бродящих по берегам реки в поисках добычи и пытющихся захватить груз любого потерпевшего крушение или выброшенного на берег судна.
На реке По не иссякал поток бурчелли, берлингхер, роскон, скаул и чезили - речных судов называемых так на диалекте верфей и каналов Венеции и темных таверн, где пили вместе городские корабелы, рыбаки и речные торговцы. Еще с девятого века эти лодки и баржи с плоским дном снабжали все города на берегах По предметами первой необходимости: солью, вином, маслом и вяленой рыбой. Они поставляли и предметы роскоши, приплывшие на галерах из дальних морских путешествий: перец и другие экзотические специи, шелк, изделия из дамасской стали, золото, серебро, стекло, лекарственные растения, а также семена и луковицы редких цветов. Заморские связи Венеции имели особое значение для мастеров Кремоны, поскольку верхние деки скрипок в Кремоне всегда делались из альпийской ели, а их нижние деки вырезались из клена (Acer pseudoplatanus). Сначала мастера использовали для этой цели местные сорта деревьев, но, когда в семнадцатом веке их запасы истощились, пришлось перейти на горный клен с Балкан. Распиливая его поперек волокон, мастера открывали в древесине изумительные узоры, известные как «завитки» или «пламя». Для изготовления грифов и подгрифков необходимо было эбеновое дерево, а для изготовления колков палисандр. Получить эти экзотические индийские породы дерева было несложно, потому что Венеция имела торговые связи с Индией ещё со времен средневековья.
По реке шел и обратный поток товаров: когда лодки и баржи возвращались вниз по течению, они везли для продажи в Венеции белье, воск, сыр, мед, кожу и другие товары из внутренних деревень и городов, таких как Кремона. Речные торговцы не только перевозили грузы, но и доставляли новости в обоих направлениях, так что в середине шестнадцатого века слава первых скрипок, сделанных в Кремоне, с их мастерски выполненными корпусами и захватывающими новыми голосами спустилась вниз по течению в Венецию и поднялась вверх к Альпам и в северную Европу.
Когда я представляла себе прибытие баржи с лесом в Кремону, то воображение рисовало, как телеги и ручные повозки заполняли мощеные улицы, соединяющие Изолу с грузовым портом на По, а скрипичные мастера и ремесленники спешили проверить партию свежей древесины. Как люки, открытые на барже, наполняют воздух резким запахом свежеспиленного дерева и смолы, будто послание с гор.
Каждый этап маршрута, доставляющего резонансный лес в Кремону, был жестокой борьбой, полной серьезных опасностей. К тому времени, когда древесина прибывала на место, она, возможно, уже поработала как часть бревенчатой горки или речного плота, так что её клеточная память уже начала формироваться под влиянием этих суровых испытаний и долгого плавания в поднявшихся водах нескольких рек. Вспоминая о тяжелой работе боскьери, о сплаве менад, полном риска, и долгих, неспешных часах работы мастеров в Кремоне, я вновь была поражена мыслью, что кто-то может назвать скрипку Льва ничего не стоящей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
История скрипки Льва, когда я впервые услышала её, была короткой, как телеграфное сообщение. Теперь же, когда я выяснила кое-что о её происхождении и о мире, в котором она родилась, пришла пора узнать еще больше о самом инструменте. Такая возможность представилась только следующим летом, когда я снова столкнулась с её владельцем на небольшом музыкальном фестивале на валлийской границе. Была одна из волшебных летних ночей, невыразимо прекрасная благодаря серебристой луне, проплывающей высоко над флагами, над нескошенной травой и палатками.
Он выделялся в толпе темными вьющимися волосами, которые, обрамляя лицо, ниспадали на плечи, делая его похожим на фигуру с итальянской фрески – совершенно нелепая мысль, потому что вскоре он рассказал мне, что родился в графстве Дарем.
Эта история была не настолько проста, чтобы поведать её в сумерках, когда музыка становилась все громче, а в павильонах начинались танцы, но скрипач настаивал, и я подумала, что он стремится использовать представившуюся возможность рассказать о своем инструменте. Его скрипка, начал он свой рассказ, была «церковным инструментом», специально сделанным в начале восемнадцатого века для музыканта итальянского церковного оркестра. К середине семнадцатого века в Италии у каждой, даже небольшой церкви был свой оркестр, а скрипичная музыка была так популярна, что невозможно было удовлетворить спрос на инструменты. Продолжая историю инструмента, он высказал предположение, что, вероятно, кому-то в церкви пришла в голову блестящая идея решить эту проблему: поехать в Кремону и заказать у мастеров скрипки оптом, - помню, как мне понравилась такая находчивость церковных чиновников в снижении расходов.
Скрипка обычно идентифицируется по этикетке, приклеенной к внутренней стороне нижней деки, где ее можно увидеть через одно из отверстий-эфов на верхней деке. Но сколько ни вглядываться в поисках этикетки в корпусе старой скрипки Льва, так ничего не увидеть. Логично было предположить, что этикетка отклеилась и упала, как это иногда бывает, но владелец скрипки объяснил, что ее там вообще не было, потому что ни один из церковных инструментов никогда не подписывался. По-видимому, это была уловка, чтобы ограничивать стоимость всех скрипок, заказанных церковью. Подписанный инструмент, изготовленный известным мастером, с течением времени рос в цене, так что приходские священники, епископы и кардиналы потенциально могли стать одними из самых состоятельных продавцов скрипок в мире. Настаивая на том, чтобы инструменты не были подписаны, Церковь избегала соблазна подкупа своих должностных лиц, сохраняя при этом жесткий контроль за стоимостью принадлежащих ей инструментов. Почему талантливые мастера Кремоны соглашались на такую сомнительную договоренность? Церковь сама немало поднаторела в искушениях: с одной стороны, она оберегала бескорыстие своих собственных служителей, с другой же, побуждала мастеров производить массу неподписанных инструментов в обмен на необлагаемый налогом доход. По словам моего нового знакомого, , даже самые выдающиеся скрипичные мастера не могли устоять против соблазна высокой прибыли.
Неподписанные, анонимные церковные скрипки были исключены из принятой системы оценок. Они потеряли денежную ценность, но приобрели нечто большее: скрипки вплели свои голоса в церковную службу, навсегда меняя форму и структуру литургии. К середине семнадцатого века процесс шел полным ходом, а новые возможности скрипок из Кремоны уже способствовали созданию музыкальных форм, которые постепенно меняли ритуалы церковной службы. Скрипичные концерты и сонаты были введены в литургию в качестве прелюдий и интермедий к пению на богослужениях; песнопения были заменены скрипичной музыкой; когда месса проводилась в церкви с улучшенной акустикой, прихожане наслаждались торжественным, волнующим скрипичным концертом во время вознесения Духа, отрешенной сонатой для скрипки во время Причастия и серией вставок для струнных между чтениями отрывков из Библии. Многие из этих нововведений были инициированы самой Церковью, потому что епископы, папы и кардиналы были одними из самых щедрых покровителей новой музыки в Италии.
Исполнители и композиторы стекались в Милан, Болонью, Венецию, Рим и Неаполь в поисках работы в соборах, Паломнических церквях и монастырях. Хотя работа в оперном оркестре оплачивалась лучше, чем работа в церкви, контракты в театре заключались только на один сезон, тогда как должность маэстро ди капелла или скрипача в церковном оркестре гарантировала работу на всю жизнь. В некоторых местах, например, в базилике Сан-Марко в Венеции, должности скрипачей переходили от отца к сыну. Это было прекрасным решением для всей семьи, но посторонним было практически невозможно попасть в этот круг [17] . Скрипачи получали работу при дворе кардиналов, епископов и других князей церкви, и из всех исполнителей, которые зарабатывали на жизнь таким образом, самым известным был Арканджело Корелли. Виртуоз-исполнитель, композитор и педагог, он лидировал в музыкальной жизни своего поколения и пробуждал страсть к скрипкам и их музыке по всей Европе.
17
Eleanor Selfridge Field, Venice in an Era of Political Decline, in G. J. Buelow (ed.), The Late Baroque Era, Man & Music, Palgrave Macmillan, 1993, p. 74.