Скрипка Льва
Шрифт:
Любая из девушек попадала в больницу отверженной – никому не нужный ребенок в мокрых пеленках, но долгие годы обучения могли радикально изменить социальное положение подкидыша с обезличенной церковной скрипкой. Как это произошло с Маддаленой Ломбардини. Будучи дочерью бедных родителей, она, казалось бы, не имела никаких светлых перспектив в жизни, но окончив Ospedale dei Mendicanti в 1767 году, стала одной из первых женщин скрипачей-виртуозов в мире. Таким же образом изменилась судьба многих девочек, и когда я подумала об этом, меня осенило, что, хотя именно люди создают вещи, но часто и вещи создают людей.
Какой была жизнь скрипки в церковном оркестре? Когда я задумалась об этом, мне внезапно вспомнился странный случай, произошедший в Падуе много лет назад. Было жаркое утро, и туристические автобусы, как обычно, медленно пробирались по переулкам, высаживая пассажиров везде, где могли ускользнуть от внимания дорожной полиции. Оказавшись на тротуаре, туристы небольшими группами направлялись к площади перед базиликой Сан-Антонио. Утреннее солнце согревало улицы, а на площади уже собрались шумные толпы у киосков, где лик Святого Антония успешно распродавался в виде магнитиков для холодильника и открыток. Повернувшись спиной к площади, я толкнула дверь базилики. До сих пор помню момент, когда дверь закрылась, и прохладная тишина накрыла меня. Я вошла внутрь, чтобы укрыться от толпы, но быстро поняла, что в огромной, насыщенной запахом ладана тишине уже находились сотни людей. Они выстроились в очередь, извивавшуюся по всему зданию, и достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что нет никакой возможности как-то обойти её.
Когда я оглядываюсь назад, на годы посещений многих и многих церквей в Италии, я понимаю, что меня всегда тянуло присоединиться к очередям в них, даже когда я не знала, где они заканчиваются, и что случай в Падуе не был первым, что закончился серьезными неприятностями. За много лет до этого я случайно зашла в боковую часовню Сан-Марко в Венеции, стремясь найти уединенное место, чтобы поплакать о какой-то безответной подростковой страсти. Там тоже была очередь, и я помню, как присоединилась к ней почти автоматически, вероятно, шумно шмыгая носом. Мне все еще неудобно рассказывать вам, что случилось, когда я поняла, что участвую в поминальной службе, слушая мессу вместе с близкими родственниками усопшего, и как мне потом удалось избежать общения с семьей покойного. И вот я опять повторила ошибку, заняв место в церковной толпе, как всегда иступленно невежественной. И через полчаса послушания я обнаружила, что меня поджидало: я оказалась первой в очереди, чтобы поцеловать язык Святого Антония. Все это стало мне более понятным позже, когда я узнала, что святой Антоний был непревзойденным проповедником, умершим в 1231 году. Первоначально он был похоронен в скромной местной церкви в Падуе, но тридцать лет спустя, как только строительство новой базилики было завершено, его перезахоронили на новом месте. Именно тогда явилось чудо, ибо тело его, как и ожидалось, разложилось, но язык, произносивший эти волшебные проповеди, был таким же розовым и влажным, как и при жизни. В конце концов время естественным образом сказалось на предмете в форме языка под стеклянным куполом реликвария, сделав его желтовато-коричневым и зубчатым по краям, так что он выглядел как комок глины в пышном окружении золота.
И вот подходила уже моя очередь, и счет пошел за секунды. Я могла бы преклонить колени и склонить голову, чтобы поцеловать этот священный объект, как и все остальные, но вместо этого я прошла мимо, а затем выскочила за дверь, чтобы вернуться в современный мир. Оглядываясь назад, я жалею, что не запечатлела на стекле реликвария свой поцелуй среди множества других поцелуев сомнительной чистоты: в этот момент встретились бы настоящее и прошлое, как это произошло с каждым, чей поцелуй позволил преодолеть 750-летний промежуток между жизнью святого Антония и их собственным существованием. Хотя мой поцелуй, правда, не был бы предназначен Святому Антонию. Точно так же можно сказать, что некая высшая связь с прошлым сделала и скрипки центром религиозного действа и дала им возможность изменить окружающий мир.
Музыка скрипки Льва в церковном оркестре была бы всего лишь одной из составляющих в огромном, богатом, красочном, летургическом ритуале поклонения, в представлении, которое воздействовало на все пять чувств верующих потоком звуков, образов и ароматов, прекрасных форм и завораживающих цветов, неповторимых вкусов и ощущений. Поклонение в Италии преобрело форму именно такого сопереживания, сопереживания всей сущностью верующих со времен средневековья, когда вместо того, чтобы рассматриваться мешающими возвышенному духу чувства были наделены религиозным значением и воспринимались как инструменты осознания абстрактных духовных концепций, описывающих духовный опыт и способствующих постижению божественного. Можно было бы ожидать, что роль чувств уменьшилась к тому времени, когда скрипка Льва была передана в аренду церкви в начале восемнадцатого века, когда философы-просветители по всей Европе формировали более рациональный и научный подход к жизни. Однако в начале восемнадцатого века в Италии время, казалось, остановилось, и, как выразился историк Джулиано Прокаччи, даже Рим с его классическими руинами и толпами священников и нищих, «казалось, олицетворял полную противоположность всему, что должно было присутствовать в «цивилизованном» обществе в соответствии с идеалами просвещенного восемнадцатого века» [23] . Если даже Ватикан и Папская область так сильно отстали от времени, то не удивительно, что церкви на всем итальянском полуострове были невосприимчивы к изменениям, их старомодный чувственный стиль служения не поддавался никаким новациям «неудобоваримых» новых философий.
23
Giuliano Procacci, The History of the Italian People, Penguin, 1978, p.248.
Единственный способ для церкви заставить чувства паствы работать на религиозное поклонение – это использование материальных предметов, поэтому не имело значения, принадлежала ли скрипка скромному ансамблю небольшого прихода или оркестру огромного монастырского учреждения - она всегда была частью большого набора предметов. Конечно, в оркестре было много других инструментов, но все они жили рядом с драгоценной и красивой утварью, используемой во время богослужений и других церковных ритуалов, окружены дорогими тканями, покрывавшими алтарь, и ризами священников, а также картинами, скульптурами, мозаиками, библиями и молитвенниками, церковной мебелью. Чарльз Диккенс посетил Сан-Марко в середине девятнадцатого века, но его описание интерьера вполне соответствует сегодняшнему убранству. Он оказался в базилике со старинной мозаикой, украшенной золотом, наполненной благовониями и затуманенной дымом ладана; перед ним были сокровища из драгоценных камней и металлов, сверкающие сквозь железные прутья; раки с мощами святых; радужные переливы света, проникающего сквозь витражи из цветного стекла; полумрак, скрывающий резное дерево и цветной мрамор; загадочную высоту купола; сияние серебряных лампад и мигающих свечей - мир нереальный, фантастически торжественный, немыслимый во всем» [24] . Подобное сознательное манипулирование ощущениями всегда широко использовалось Церковью, а во время Контрреформации она сделала это заботой общины, возлагая на каждого прихожанина личную ответственность за демонстрацию своих собственных проявлений преданности. Это заставляло прихожан покупать такие материальные атрибуты, как четки, реликвии, молитвенники, изображения святых и распятия, которые, как считалось, помогали им молиться. Говорят, что, однажды соблазнившись на такие преобретения, люди часто испытывали искушение покупать и светские товары, поэтому некоторые историки даже предполагают, что Церковь создала первое поколение потребителей, и они называют христианство одним из основных факторов, способствоваших зарождению современного капитализма на Западе [25] .
24
Charles Dickens, Pictures from Italy, Bradbury and Evans, 1846, p. 112.
25
Cissie Fairchilds, Marketing the Counter Reformation, in Visions and Revisions of Eighteenth-Century France, ed. C. Adams et al., Penn State Press, 2005.
Я искала документальный след, подтверждающий мои фантазии о том, как Вивальди едет в Кремону, чтобы найти скрипки для своих учениц в Ospedale della Pieta, но оказалось, что все инструменты, которые он приобрел, были сделаны в Венеции. Конечно, так оно и было. Это было гораздо более практичным решением, чем поездка в Кремону, когда в Венеции уже было так много своих уважаемых мастеров. А Церковь, безусловно, была практична, когда дело доходило до выбора товаров. Нужны ли им ладан, янтарь, свечи или скрипки, церковные служители спокойно ждали, пока рынок откликнется на их требования. Когда, например, в средние века в Италии не хватило пчелиного воска для изготовления свечей, Церковь просто выжидала своего часа. В конце концов купцы в Генуе и Венеции заметили эту новую возможность расширения рынка и отправились в безлюдные регионы России и Восточной Европы, где пчелиного воска всегда было больше, чем могло бы использовать малочисленное население [26] . А еще для церкви производили благовония, изготовляли четки и ковчеги из янтаря, подсвечники и лампады. Как покупатели аристократы всегда были главным конкурентом клириков. Они использовали свечи из пчелиного воска для освещения своих домов и янтарь для пуговиц, украшений и даже духов из измельченного янтаря [27] . В Венеции, конечно же, торговали балтийским янтарем, но купцы никогда не могли удовлетворить спрос своих светских покупателей и церкви. И снова Церкви пришлось ждать, пока непомерные цены на балтийский янтарь заставят итальянских фермеров и рыбаков обратить пристальное внимание на окружающие их богатства. В результате рынок был заполнен янтарем из моря у Сицилии, с гор около Болоньи, с итальянской стороны известняковых скал в Умбрии и с полей около Анконы [28] .
26
Peter Spufford, Power and Profit: The Merchant in Medieval Europe, Thames & Hudson, 2006.
27
Rachel King, The Beads with which we Pray are Made of It, in Wietse de Boer and Christine Gottler, Religion and the Senses in Early Modern Europe, Brill, 2013, p. 165.
28
Rachel King, Finding the Divine Falernian, V&A Online Journal, Issue no. 5, Autumn 2013, ISSN 2043-667X. https://bit.ly/2BTe08p.
А как насчет ненасыщаемого спроса на скрипки для церковных оркестров? Церковь снова оказалась в острой конкуренции, на этот раз с театрами и импресарио, собирающими инструменты для множества хорошо финансируемых оперных оркестров. И, несмотря на специальный заказ церковных скрипок, эта проблема в конечном итоге также разрешилась сама собой, когда в XVII веке в Мантуе, Ферраре, Милане, Венеции и других городах по всей северной Италии возникла масса новых мастерских лютерии. Кто знает, возможно, Церковь предлагала свои беспошлинные льготы мастерам и в этих городах. Музыка скрипки Льва стала частью всеобъемлющего эмоционально ориентированного опыта, когда она соединилась со светом свечей из пчелиного воска, янтарными четками и всеми другими предметами, которые сформировали и усилили церковное поклонение. Сила его воздействия частично зависела от контраста между двумя средами, между светским и священным. Я до сих пор помню, как покинув перегретые и загруженные улицы Падуи, случайно попала в базилику, в прохладную тишину ее интерьера.
Снаружи погода, как всегда, продолжала радовать или огорчать наши чувства, но в базилике были свои собственные климат и ландшафт, там стены огромного здания казались далекими холмами, воздух всегда был неподвижен, мягкий рассеяный свет был раскрашен витражами, а свечи помогали поверить, что тьма никогда не опустится. По дороге в базилику Сан-Антонио прихожане преодолевали непрерывный поток запахов, многие из которых были слишком резкими, слишком опасными или крайне неприятными, чтобы их можно было терпеть в современных итальянских городах. Переступить порог означало сменить эту острую смесь на умиротворяющую атмосферу, полную запахов свечей из пчелиного воска, пропитанную небесным ароматом горящих благовоний, сделанных из экзотических смол, камедей и специй. Но из всех воздействий на чувства, связанных с церковным богослужением, звук был самым важным. Леонардо да Винчи сформулировал это в кратких заметках о звуковых ощущениях. «Звук умирает, - писал он, - в момент, когда рождается. Он так же скоротечен в своей смерти, как и в своем рождении». И все же, несмотря на свою быстротечность, музыка, которую исполняли на скрипке Льва, была одним из важнейших элементов религиозного опыта.
С середины XVI века скрипки и их близкие родственники играли все более важную роль в церковном богослужении, и это сделало их основой музыкальной культуры в то время, когда сама Италия была музыкальным центром Европы, когда итальянский был международным языком музыкантов, а итальянская церковная музыка не только вдохновляла композиторов, но и вовлекала их в дебаты, которые не затихали с тех пор, как Тридентский собор в последний раз собрался в 1563 году. Внимательно изучив характер церковной музыки, Собор провозгласил, что в ней не должно быть ничего «похотливого», «нечистого» или «мирского» [29] . Невозможно переоценить путаницу, которую эти три слова вызвали в семнадцатом и начале восемнадцатого веков. Церковь, соблюдая положения Тридентского собора, постоянно стремилась быть источником музыки, в такой степени воодушевляющей и притягивающей, чтобы привлекать огромные массы прихожан, наполнять их духовным чувством и чувством и побуждать их щедро жертвовать во славу Божью.
29
K. G. Fellerer and Moses Hadas, «Church Music and the Council of Trent», The Musical Quarterly, vol. 39, no. 4 (October 1953), pp. 576—7.