Сквозь черное стекло
Шрифт:
Дверь в комнату – кабинет была открыта. Дверь в спальню была закрыта. Он подошел к ней. Стоял у двери, раздумывая, что ему предпринять. Молчал. Нажал на ручку – дверь не открылась. Она была заперта. Михаил Александрович достал фляжку, отхлебнул, снова замер в раздумье. Затем осторожно постучал. Подождал. Ответа не было.
– Настя… – произнес он тихо, – послушай, что я скажу… Давай договоримся. Забудем об этом, обо всем. Ну? Как не было. Плюнуть и забыть. Я вспоминать не буду. Обещаю. И ты не вспоминай. Если честно. у каждого может такое случиться. Да, хоть и у меня. Тем
И что же, после этого жизнь себе ломать? Да ни за что!.. Плюнуть и забыть. И все дела. А семья, отношения – это святое, это трогать нельзя. Так что давай – забудем и все. Жизнь есть жизнь, Настя. Пора становиться взрослой. Помни – кто ты теперь и на каком троне сидишь. Вот это важно. А остальное все – сегодня помнишь, завтра забудешь. Хочешь, поедем на Лазурный берег, в Монако. В Сан-Тропе. Райские места. Море, солнце, лучшие бутики мира. Кстати, мою яхту увидишь. Ну, все, давай спускайся, платье надень. Люди ждут.
Михаил Александрович вышел из номера, плотно закрыл за собой дверь.
СЦЕНА 100. ХОЛЛ ГОСТИНИЦЫ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Организатор шествия проталкивался деловито среди участников шествия, толпившихся в вестибюле, бросая на ходу:
– Сейчас, сейчас, уже начинаем, не расходитесь. В группы постройтесь, как я сказал. Не расходитесь!
СЦЕНА 101. ГОСТИНИЦА, ГОСТИНАЯ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Михаил Александрович сидел в отдельном помещении, своего рода, гостиной, в окружении своих помощников и охраны. Здесь была полутьма и тишина. Перед ним стояла бутылка коньяка и рюмка.
Организатор, подобострастно склонившись, подошел к месту, где сидел Островой, остановился, дабы попасть ему в поле зрения.
– Михаил Александрович, извините, если отвлекаю. Губернатор уже подъехал к дворцу, только что звонили. Все готово. Можно начинать.
Михаил Александрович посмотрел на организатора, ничего не сказал, затем снова медленно наполнил рюмку.
– Извините, – не понятно кому пробормотал Организатор и отошел в сторону.
Михаил Александрович тяжелым взглядом обвел помещение, поморщился, встал и пьяно ступая, направился к стойке бара, но там никого не было, тогда он направился в служебное помещение, небольшую кладовку поблизости. Охрана тоже было направилась за ним, но он сделал небрежный недовольный жест рукой, и они вернулись на место.
СЦЕНА 102. ГОСТИНИЦА, СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ, ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
В служебном помещении было полутемно, мигала синим светом сломанная ртутная лампа, издавая зудящий неприятный и однообразный звук. Вдоль стен и на полках стояли ящики с питьевой водой. В глубине помещения суетился молодой портье, переставляя ящики.
Михаил Александрович угрюмо уставился на него.
Тот вытянулся подобострастно.
– Водички… дай мне, – Михаил Александрович чуть поморщился, провел рукой по груди, словно нащупывая свою боль.
– Вам с газом, без? – засуетился Портье, достал из-под стойки бутылку, открыл ее, налил воду в стакан.
– Нехорошо вам,
– Нехорошо, нехорошо. – задумчиво произнес Островой, глотая воду, и почему-то чуть скашивая глаза назад, будто кто-то стоял там, у него за спиной, а он никак не мог разглядеть – кто это.
Оба молчали. Михаил Александрович медленно пил воду, глядя куда-то в пустоту, но неожиданно, словно очнувшись, внимательно посмотрел на Портье, склонился к нему и очень тихо сказал:
– Ты не чувствуешь?.. В воздухе что-то висит. такое. Что-то происходит. Не чувствуешь?.. Нехорошо как-то все. нехорошо.
Михаил Александрович снова провел болезненно рукой по своей груди.
– Так это. магнитная буря сегодня, по телевизору говорили, – почему-то тоже перешел на шепот Портье.
– Буря? – Островой усмехнулся. – Буря, значит… Может и буря.
Михаил Александрович заметил бумажную иконку царя Николая II на стене. Усмехнулся какой-то своей мысли.
– Что, царя любишь? – спросил он. – Тебя, вообще, как зовут?
– Василий, – пробормотал паренек. – А царя, правда, я очень уважаю. Считаю, так лучше, когда царь.
– И в церковь ходишь?
– Хожу, бывает. редко, конечно.
– Это правильно, что редко. Чего тебе там делать? Тебе не Бог нужен, тебе нужен царь. Ага. Но только не такой как этот, – Михаил Александрович кивнул на иконку, – а другой. Тот, о котором еще сто лет назад сказано было.
Михаил Александрович на секунду задумался, затем, хитро улыбаясь, предчувствуя сюрприз, порылся в кармане пиджака, достал оттуда бумажник, а из него – вчетверо сложенный листок, похоже, вырезанный из глянцевого журнала – на обратной стороне читались остатки какой-то рекламы.
Михаил Александрович торжественно разгладил листок, вглядываясь в стершиеся буквы.
– Это стихи, я их в журнале вырезал, – пояснил он. – Вот.
Кто ж он, народный смиритель?Темен, и зол, и свиреп:Инок у входа в обительВидел его – и ослеп.Он к неизведанным безднамГонит людей, как стада.Посохом гонит железным. —Боже! Бежим от Суда!—. от суда, вот ведь. – повторил он удивленно, словно пробуя на вкус это слово. Затем посмотрел на Василия, застывшего в полной растерянности и недоумении. Усмехнулся.
– Вот такой царь тебе и нужен, Василий. Вот таким царем. я и буду.
– Только никому не говори, – шутливо погрозив пальцем, добавил он.
И уже в дверях, выходя из каморки, оглянулся и очень тихо сказал:
– Ты вообще запомни этот день, Вася. Ты сегодня царя видел… Будешь деткам потом рассказывать.
СЦЕНА 103. ГОСТИНИЦА, ГОСТИНАЯ. ДЕНЬ. ОСЕНЬ.
Михаил Александрович вернулся в гостиную и тяжело направился к своему креслу в углу.
– Марина! – вдруг резко позвал он.