Сквозь тернии

Юрин Александр

– И кто же может стоять за всем этим? – спросила Женя.

– Протоформа.

– Но ведь Бог создал человека по своему подобию, чтобы тот любил его, – медленно произнёс Александр Сергеевич. – Господи, никогда не думал, что буду рассуждать о подобном с машиной.

– Я не машина. Я – нейронная биологическая сеть, созданная подобно человеческому сознанию. Мне не нравится определение «машина».

Женя ухватилась за подбородок.

– Мамочки...

Александр Сергеевич нахмурился.

– Прости меня, Малыш. Я неправильно выразился. Пойми, просто я никогда

не сталкивался с... организмами, подобными тебе.

– Я ничем не отличен от человека. Разве за всю свою жизнь вы ни разу не повстречали объекта, подобного себе?

Александр Сергеевич отложил карандаш.

Женя в ужасе смотрела то на замершего штурмана, то на рыжий диск Юпитера за толстым стеклом иллюминатора.

«Мы многое не учли. Ничего не учли. Это ошибка, которую уже не исправить! Ошибка. Если только...»

Женя отчётливо произнесла:

– Малыш, а сколько раз это повторяется? Сколько раз был Большой взрыв?

Малыш долго молчал, потом всё же сказал:

– Я не знаю, хотя постоянно думаю об этом. Недостаточно информации. Было бы неплохо разогнаться. Думаю, стало бы много больше данных. Мне не нравится частица «бы». В расчетах не может быть сомнений. Иначе придётся возвращаться к началу бесконечное число раз. Это утратит логику, а значит, потеряется смысл. Лучше оставить всё, как есть и отвернуться. Или просто завершить эксперимент.

Светлана размышляла в одиночестве. Она сидела на кровати у иллюминатора в позе лотоса и водила дрожащими пальцами по запотевшему стеклу. Она не видела повисший в пустоте Юпитер, но чувствовала его присутствие, как и слышала жуткое «эхо» приближающегося титана. Эхо то возрастало, наполняя сознание шипящими звуками, то заново стихало, сея повсюду звенящую пустоту. В эти кратковременные моменты затишья, мысли казались лёгкими и непринуждёнными. Их ничто не сковывало, и они порхали, точно мотыльки, неся на разноцветных крылышках память о самом дорогом. Однако всё это – лишь какой-то мимолётный миг, после чего хрип многократно возрастал, возвращая тревогу и страх на прежние отметки. Мотыльки чернели, скукоживались, оседали пеплом в вечность.

Светлана чувствовала в кромешной тьме кровавый диск с чёрными проплешинами. Походило на затухающее солнце, хотя Светлана и не могла представить данность. Но каких-то других ассоциаций у неё не было. Мёртвый диск, словно догорал в адском пламени. Зенит и надир устилали фиолетовые облака от обширных костровищ. Они клубились, подобно повисшему над землёй смогу. Светлана не могла вообразить и это, но она могла вспомнить. Она не раз выезжала с родителями на природу. Папа разжигал костёр. Мама звенела столовыми приборами. Потом появлялись запахи. Хотя нет, последние царили и до этого, просто они порождали в сознании совершенно иные картины. Высокое небо. Раскачивающиеся кроны деревьев. Шуршащую под коленями листву. Острые камешки. Ослепительное солнце. Светлана не знала как, но она видела и ощущала всё это, просто... Просто догадка пришла значительно позже. После того, как она познакомилась с Мячиком... после того, как не стало родителей.

А

дым от потухшего костра был именно таким: низким, клубящимся, задумчивым. Его будто терзали сомнения, как быть дальше. Он искал путеводную нить, но ветер не отзывался, царя где-то высоко-высоко над деревьями. А оттого удушливое облако оседало всё ниже и ниже, в попытке слиться с человеком воедино.

Этот Юпитер походил на фрактал. Точнее не Юпитер, а его оттиск внутри сознания. Своего рода, негатив на фотоплёнке. Светлана разглядывала кровавую блямбу со всех сторон, а та продолжала волнообразно шипеть, точно встревоженная змея на солнцепёке. Продолговатые пятна перемещались с места на место в каком-то жутком ритуальном танце; они походили на паразитов, червей. Красные моря перемешивались, обрастали коростой, засыхали. А дым, словно натыкался на невидимую преграду, что окружила диск на некотором расстоянии от поверхности. Он растекался вдоль прозрачной сферы, к полюсам, принимая очертания шляпки гриба или капюшона кобры.

Чмокнула, закрываясь, дверь.

Светлана напряглась. Закрыла глаза. Потом распахнула пушистые ресницы и улыбнулась пустоте.

– Это вы!

Аверин сел на угол кровати рядом с раскрасневшейся девочкой.

– Наслаждаешься видом?

Светлана кивнула.

– Да. Но хотелось бы увидеть Юпитер таким, какой он есть на самом деле.

– А что если он именно такой, каким видишь его ты?

– Вряд ли, – Светлана грустно вздохнула. – Опишите Юпитер словами, когда мы подлетим ближе?

Аверин обнял ожидающую Светлану.

– Обещаю.

– Спасибо, – Светлана уткнулась носом в отворот комбинезона.

Аверин поправил растрепавшиеся волосы девочки.

– А что было потом?..

– Потом?

– Ну, после того, как Колька сошёл? Яська добрался до дома?..

Аверин задумался. Светлана, тем временем, выбралась из его объятий и вновь припала к иллюминатору. Фиолетовые шляпки сделались ещё больше – они походили на локаторы, они словно прислушивались к разговору мужчины и девочки.

– Я даже толком и не знаю, что сказать... – вздохнул Аверин, собираясь с мыслями. – Смутно всё, как в тумане. Помню только: с утра прибежала взволнованная тётя Зоя. Сказала, что на берегу речки много милиционеров. Ищут пропавших детей. Якобы, те утонули, потому что в последний раз их видели направляющимися в сторону речки. Потом взялись за Яську. А что он мог ответить?

– И что вы ответили?

Аверин потёр небритый подбородок.

– Я солгал, что ничего не знаю.

Светлана, молча, кивнула.

– Не поверили. Оказывается, я пропадал около трёх суток. Мы все пропадали. Только я всё же вернулся, а Колька с Тимкой – нет.

– Вы же не виноваты.

– А кто тогда виноват? – мрачно спросил Аверин; потом спохватился и добавил уже более сдержанно: – Если бы я рассказал друзьям всё, как есть – эта игра не зашла бы так далеко. Она ни за что на свете не переросла бы в тот кошмар, что случился!

– А что, если наоборот? – робко предположила Светлана, отворачиваясь от Юпитера.

– О чём ты?