Сладкая отрава
Шрифт:
Встаю, подхожу к ней и, наклонившись, поднимаю с пола то, что Китнисс уронила минуту назад. Разрываю пленку и не верю своим глазам: у меня в руках видео-диск и открытка, на которой ровным аккуратным подчерком выведено «Игры бывают разные».
Нам не нужны слова. И я, и Китнисс знаем, что подарок от Сноу, а значит, что бы ни скрывалось за этим странным презентом, добра от него не жди.
– Не обращай внимания, – говорю я, забирая у Сойки пакет, розу, и вместе с видеокассетой откладываю их в сторону, на комод возле зеркала.
Снова ложусь, надеясь
– Что значит, игры бывают разные? – спрашивает Китнисс, вынуждая меня обратить на нее внимание. – Там записи Голодных игр?
Предположение Сойки наивно, но я не спорю. Пусть думает так: если ей это принесет успокоение, я не против.
Китнисс выглядит несчастной и очень одинокой, сидя в своем кресле и слегка поглаживая живот. Сажусь на кровати и, недолго думая, протягиваю руки навстречу Сойке.
– Иди сюда, – говорю я, желая просто-напросто ее утешить. Все-таки сегодня день нашей свадьбы, и нам обоим тоскливо из-за этого.
Китнисс отрицательно качает головой. Она вспоминает, как я гнался за ней утром? Боится, что я вновь не сдержусь? В голове возникает мысль, что причина может быть в той сцене с Клариссой, свидетельницей которой стала Сойка? Но тогда мне придется признать, что Китнисс способна ревновать, только вот тех, кого не любят – не ревнуют. Ведь так?
Я начинаю злиться, но стараюсь сдерживаться. Не хочу устраивать скандал. Глубоко вздыхаю и, выглянув в коридор, зову безгласую. Прошу принести обед для меня и Сойки.
Через полчаса в спальне появляется поднос, заставленный едой. Китнисс пребывает в особенно плохом настроении и молчит практически все время, пока мы едим. Только под конец она хоть немного расслабляется и предлагает посмотреть телевизор. Мое собственное настроение резко падает – теперь перспектива скандала меня не пугает.
– Ничего не выйдет, – говорю я сквозь зубы. – Твои друзья взорвали телецентр!
Сойка охает, прикрывая рот рукой. Ее изумление выглядит вполне искренним – она была здесь, во Дворце, и естественно могла не знать о готовящемся нападении, но это не помогает: я все равно злюсь. Никогда не найду оправдание войне.
Резким жестом ставлю на место стакан, из которого пил, и поднимаюсь на ноги.
– Я наелся. Пойду, пройдусь, – сообщаю я, намереваясь скрыться от Сойки до того, как она опять скажет что-нибудь невпопад, доведя меня до бешенства.
Китнисс тоже встает, но ничего не отвечает. Моя жена молча наблюдает, как я переодеваюсь в углу, возле шкафа. Не уверен, что ей многое видно – дверца достаточно широкая, чтобы почти полностью скрыть меня от глаз Китнисс, и все равно мне мерещится, будто я кожей чувствую ее взгляд.
Уже на выходе из спальни, когда моя рука легла на ручку входной двери, Сойка задает единственный короткий вопрос, которого я совсем не ожидал.
– Ты к ней?
Мне слышится горечь в голосе Китнисс, и я останавливаюсь, не зная, что делать. Тут и уточнять ничего не нужно: «к ней» – это к Клариссе, и здесь другой причины,
– Не твое дело, – бросаю я, распахивая двери.
Не успеваю выйти, как Сойка налетает на меня сзади, больно колошматя кулаками по спине.
– Ты не имеешь права так поступать! – кричит она. – Не смей!
Пытаюсь оттолкнуть Китнисс и хоть как-то укрыться от сыпящихся на меня ударов.
– С ума сошла? – ору в ответ, но девушка не приходит в чувства. Наоборот, ее атака становится яростнее, удары заметнее.
– Ты теперь женат! Смирись, что у тебя не будет других женщин! – не унимается Китнисс.
Мне все-таки удается изловчиться и отбросить Сойку в сторону. Охнув, она падает на кровать, но сразу же вскакивает и снова бросается на меня. Ярость вскипает во мне практически мгновенно, и теперь, когда я получаю очередной удар по лицу, уже не раздумывая, бью в ответ.
Девушка оказывается лежащей поперек постели, а ее платье на мгновение вздымается в воздух, приоткрыв тонкие ноги.
Я не даю Китнисс возможности встать – оказываюсь сверху нее, прижимая хрупкое тело к кровати. Сойка извивается, стараясь лягнуть меня, но она слабее – мы боремся какое-то время, и ее ноги наконец оказываются зажатыми между моими.
– У меня будет столько женщин, сколько я захочу, – злобно выговариваю я в лицо запыхавшейся девушки.
Меня потряхивает от злости, а перед глазами все плывет. Да какое право Сойка имеет указывать мне?! Она-то, которая легла под Хоторна, стоило мне исчезнуть из поля зрения!
Наклоняюсь к ней и грубо целую Китнисс, практически кусаю ее. Она сжала губы, категорически не желая принимать меня. Сойка брыкается, стараясь сбросить с себя мое тело, но ее попытки бесполезны. Не прерывая неуклюжего поцелуя, стараюсь перехватить руки жены, которые все это время царапают мое лицо, шею – любое место, куда ей удается дотянуться. Не с первой попытки, но запястья Китнисс все-таки оказываются прижатыми к кровати по обе стороны от ее головы.
В моей голове взрываются десятки картинок ее измены, вызывая болезненную рябь в глазах, а настойчивое нежелание Сойки ответить на поцелуй распаляет меня все больше. Желание, с которым я боролся последние дни, возвращается, накатывая в один момент и полностью подчиняя меня себе. Китнисс моя! Моя жена! Моя женщина! И я имею право владеть ее телом, когда мне этого хочется!
Вытягиваю руки Сойки над головой, и удерживаю их вместе, в то время как моя освободившаяся рука начинает по-хозяйски сжимать ее грудь. Девушка подо мной не прекращает борьбы и не признает моей власти. Кусаю ее по-настоящему, и Китнисс непроизвольно открывает рот. Пользуюсь моментом, вторгаясь языком в теплое пространство, но почти сразу чувствую резкую боль – Сойка мстит и, не жалея, кусает меня за нижнюю губу. Противный вкус крови заполняет рот, но если Китнисс надеялась, что это остановит меня, она ошиблась. Наоборот, животное во мне побеждает остатки разума, и я окончательно отдаюсь инстинктам обладания своей женщиной.