Сливово-лиловый
Шрифт:
— Да, Роберт.
Никакого знака вопроса. Это не «что ты хочешь?», а «пожалуйста, скажи, что я должна делать».
— Вниз. Иди сюда.
Я знаю, он делает это только для того, чтобы продемонстрировать Саре, что я имела в виду. Улыбаясь, я опускаюсь на четвереньки. Я могу сделать это для Сары, и знаю, что он остановится, как только я буду возле него. Я изящно преодолеваю расстояние в несколько шагов между нами на четвереньках, смотрю на него, вижу его улыбку и знаю, что и мое лицо украшает улыбка.
Когда подхожу к его стулу, я усаживаюсь на колени и смотрю на него.
— Спасибо,
Он подает мне руку, чтобы помочь встать, и я снова сажусь на стул.
— Видишь? — спрашиваю я. — Это совершенно легко. И я не ношу ошейник или пояс верности, который должен напоминать мне, что я есть.
— Ух ты, — отвечает Сара, — я думаю, что не смогла бы так.
— Может быть, — бросает Роберт, когда берет меня за руку, поглаживая ее, безмолвно хваля меня за безропотное послушание, — может быть, это потому, что другая сторона тебя тоже немного возбуждает. Ведь возбуждает, верно?
Сара смотрит на него широко раскрытыми глазами.
— Да, возбуждает.
Я вижу, что Сара внезапно смотрит на меня совершенно другими глазами. Она смотрит на меня с тем же выражением, с которым Роберт иногда меня рассматривает.
— Ты би, Аллегра? — спрашивает она, и я удивленно смотрю на нее. Еще один неожиданный вопрос.
— Нет. Я гетеро, сабмиссивна, мазохистка и моногамна.
Роберт улыбается мне, а Сара вздыхает.
— Жаль. Ты симпатичная.
— Спасибо. Но нет.
— Я хотела бы попробовать другую сторону. Желательно с женщиной, прежде чем попробовать с мужчиной.
Я улыбаюсь ей и говорю:
— Вперед и с песней, и познай себя. Ты это заслужила. И разобраться, как ты хочешь жить, очень сильно помогает в жизни.
Звонит дверной звонок, и Роберт встает. Вскоре после этого мы слышим, как он разговаривает с Фрэнком.
— Доброе утро, — говорит тот, когда входит на кухню. В руке у него три пакета, которые он передает Саре. Спешно, почти жадно, она роется в сумках с одеждой и книгами. Она ждет не дождется, чтобы избавиться от этих раздражающих, ненавистных аксессуаров.
Я предлагаю Фрэнку чашку кофе, и он, поблагодарив, садится, пожирая Сару взглядом.
— Ключей нет. Только конверт. Но ключей в нем нет, чувствуется на ощупь.
Сара глубоко вздыхает и тихо ругается, прежде чем открыть конверт и прочитать письмо. Мы напряженно наблюдаем за ней.
— Он злится. Хочет, чтобы я немедленно вернулась. Я должна сама прийти за ключами и сказать ему в лицо, что он должен отпустить меня.
— Забудь об этом, — говорит Фрэнк, и Роберт кивает.
— Я принесу инструмент, — говорит он, вставая и выходя из кухни. Я слышу, как он роется в шкафу, одним ухом прислушиваясь к разговору Фрэнка и Сары.
— Пожалуйста, подними свои волосы, чтобы я мог посмотреть на это ожерелье.
Роберт наклоняется к шее Сары и тихо ругается, осматривая ожерелье.
— Тут нужен специальный ключ, — говорит Сара, — который шел в комплекте с ошейником.
— Угу, я это вижу. Это инбус-замок. Может быть, мне удастся кое-что. Но это займет некоторое время.
Я встаю и обхожу вокруг стола, бросаю взгляд на шею Сары.
Роберт снова покидает кухню
— Сменить тебя? — спрашивает Фрэнк, когда Роберт встряхивает свою затекшую кисть.
— Да, давай. Спасибо.
Это игра на испытание терпения, и Фрэнк показывает большое терпение и еще большую сноровку. После пятнадцати минут манипуляций Сара освобождается от ожерелья и облегченно выдыхает.
— Спасибо, — говорит она, одаривая Фрэнка и Роберта очаровательной улыбкой. Роберт кладет детали ожерелья на стол и вопросительно смотрит на Сару.
— Как по мне, ты можешь выбросить это.
— Отлично. Теперь пояс. Вставай, Сара.
Она прислоняется к ближайшей стене и поднимает юбку, а Роберт становится на колени перед ней и рассматривает пояс верности.
— Ух ты, — говорит Фрэнк, — ничего подобного я никогда не видел вживую… Это действительно круто.
— Интересно, тебе было бы круто, если бы самому пришлось носить такую штуковину? — отвечает Сара, бросая ядовитый взгляд на игрушку.
Кажется, Фрэнк предпочитает промолчать. Он пялится, и по его лицу понятно, о чем он думает. Это его чертовски заводит. Я перевожу свое внимание на рассматривающего замок Роберта. Спокойного, нейтрального, совершенно невозмутимого. Роберт не думает ни о сексе, ни о подчинении, ни о «хранении» целомудрия. Он думает о замке, соображает, как тот устроен, и размышляет о том, как его взломать. Он сосредоточен на замке, не воспринимает ни пояс верности, ни Сару. Я думаю, что если бы Роберт думал о сексе, у него было бы совсем другое выражение лица. Он берет два куска проволоки и вводит их в замок. Сосредоточенно прикусив губу, пытается пошевелить ими и через полминуты дужка выскакивает, а Роберт убирает подвесной замок.
— Боже, спасибо! — стонет Сара, опуская юбку. — Могу ли я воспользоваться твоей ванной?
— Конечно. Свежие полотенца лежат на полке.
— Спасибо, спасибо…
Сара копается в пакетах и достает свежее белье, даже находит в нем трусики и лифчик, а затем я показываю, где ванная.
Двадцать минут спустя, в течение которых Фрэнк немного рассказал о себе, Сара возвращается на кухню.
— Могу ли я получить назад телефон? — спрашивает она, и Роберт кивает.
— Конечно. Не могла бы ты принести, Аллегра? Он на комоде в спальне.
Я встаю и приношу мобильный телефон Сары, которая сразу же его включает. Она ждет в тишине несколько секунд и кривится.
— Тридцать четыре пропущенных звонка. Пять смс.
— Ух-х… удали все. И номер Марека тоже.
В этот момент снова звонит телефон, и Сара отвечает на звонок до того, как один из нас успевает что-либо сказать.
Я напряженно прислушиваюсь, но ничего не слышу. Марек не орет. Он строит из себя понимающего, нежно-заботливого любовника, который боится и переживает за свою маленькую, беспомощную сабу.