Сломанная подкова
Шрифт:
— Чопракские ворота на замке,— говорил Чока.— А ключ в руках у Бештоева. На севере несокрушимый замок, а на юге развернулось строительство — прорубаем окно в небо. Понимаешь?
— Как прорубаете окно?
— Через хребет — восемь километров толщина стенки.
— Неужели пробьете?
— Военные помогают. Саперы. Натаскали горы взрывчатки, грохот стоит над горами — вторая война. Сам Бахов ночует в ледниковых пещерах. Прорубим окно, сначала пойдут люди, перетащим уникальное промышленное оборудование, затем погоним скот. А когда дорога освободится, из Закавказья придут войска, наладится снабжение
Хабиба не понимала, о чем говорят Чока с Ириной, но все же спросила:
— Много скотины попало к немцам?
Чока задумался, прежде чем ответить.
— Не все колхозы успели спустить скот с пастбищ, но получилось к лучшему. Нет худа без добра. Соседи на плоскости погнали скот от немцев. Их стада ушли заблаговременно. Но сумеют ли уйти от танков, бронетранспортеров? А тут еще авиация... Немцы ловят коров, грузят на платформы и отправляют в Германию.
— Да обернется запором это мясо в животе Гитлера! — сказала Хабиба.
— А наш скот пока в горах за Тереком. Мясной скот, овец и лошадей отправили к берегам Каспия. А там видно будет: Что осталось — роздали колхозникам под расписки.
.— Как мне Хабляшу?
— Ничего она? Хватает молока Даночке?
— Бекан сам. выбирал. Уж он знает, какую брать.
Чока уехал в хорошем настроении. За Апчару он спокоен. Она не попала на фронт, а теперь Бекан не даст ей пропасть. Она теперь «у камня за пазухой», как называют здесь Закавказье. Туда мчатся все, кто хочет выжить в этой войне.
Рано утром отправилась в город и Ирина. Хабиба разрешила ей устроиться на работу, но Даночку оставила у себя.
Яков Борисович слов на ветер не бросал. В дверной щели Ирину ждала записка от Кулова с указанием номера комнаты, куда ей надлежало явиться. Написано от руки. А кто принес? Неужели сам Кулов приходил? Ведь если верить аптекарю, некого ему посылать.
Ирина никогда не ходила по высоким учреждениям. Она с волнением переступила порог самого большого в городе здания. Она ждала, что кто-нибудь остановит ее, спросит документы. Никого. Пусто. Во многих окнах выбиты стекла, ветер свистит и треплет бумажные полоски, которыми стекла были заклеены крест-накрест. Пахнет гарью.
Ирина поднялась по лестнице, пошла по пустынному длинному коридору, ища номер комнаты, указанный в записке. Попала в приемную, и здесь — никого. Дальше идти не хватило смелости. Села и стала ждать. Вдруг распахнулись двойные, обитые черным дерматином двери, и показался Зулькарней Кулов, одетый по-военному, но без знаков отличия. Ирина вскочила.
— Здравствуйте, Зулькарней Увжукович...
— А, кабардинская сноха! Пришла все-таки. Я думал, обманул меня аптекарь. Заходи, изучай обстановку...
Ирина вошла в огромный кабинет.
Прежде всего Кулов познакомил Ирину с телефонами. Их было четыре, но действовало из них только два: правительственный — ВЧ и полевой, связывающий комитет со штабом армии. Городской и междугородный отключены. Кулов объяснил Ирине ее обязанности. Ирина должна отвечать на телефонные звонки. Запоминать, кто, когда, по какому поводу звонил, и докладывать ему. Записывать в необходимых случаях беседы Кулова с посетителями.
— Главное, никого не подпускай к этому телефону.
Ирина с опаской посмотрела на молчащий большой
аппарат. Он стоял
— И мне не подходить?
Кулов засмеялся:
— Тебе даже надо. Для того я тебя и оставляю здесь. Каждый раз я буду говорить, где меня искать. Я еду в штаб армии. Спросят, так и скажи. Я рад, что ты жена командира-фронтовика... О твоем муже я слышал.
— Уходить когда можно?
— Чувствуй себя хозяйкой. Будешь сидеть вот здесь.— Кулов вывел Ирину в приемную и показал рабочее место за большим столом. Рядом с письменным столом — столик поменьше с телефонами. У стены мягкий кожаный диван, глубокие мягкие кресла, мягкие стулья.— Устанешь — можешь прилечь. Все в твоем распоряжении. Есть захочешь — соображай сама. Ничем помочь не могу. Ходи домой обедать или с собой носи. Уходя, не забудь запереть на замок все двери. Вот ключи. Ясно?
— Ясно...
— Тогда оставляю тебя на командном посту. Главное, не теряйся.— В дверях Кулов остановился.— Да, вот еще. В случае налета — это не исключается — бомбоубежище в подвале. Вход по лестнице в конце коридора. Услышишь — бьют зенитки, беги... Немец ведь рядом. Авиация у него в Пятигорске, в Минводах.
Оставшись одна, Ирина первым делом подошла к большой карте Европейской части страны. На ней разноцветными флажками и условными знаками обозначено все, но сразу не разберешься. Синие знаки обозначают противника, они густой и широкой полосой начертаны вдоль железных дорог. От узловой станции Прохладная эти знаки раздваиваются: один на Моздок, другие — на старую кавказскую дорогу в сторону Беслана, расчленяя надвое Кабарду. Эти синие знаки кончались у Эльхотовских ворот.
В первые дни на новом месте покой Ирины нарушал один только полевой телефон в зеленом ящике с черной трубкой. К нему она не сразу привыкла. Ручку надо было крутить изо всех сил. А большой черный телефон хранил грозное молчание. Ирина даже не дотрагивалась до него. Вдруг скажет кто-нибудь из правительства: ты чего, девчонка, сидишь у такого важного аппарата?
Жизнь в городе восстанавливалась медленно.
Первой заработала баня, стоявшая в дельте реки. Водопровод по-прежнему не действовал, но к бане подвели канал и поставили пожарный насос. Работали все вместе, военные и гражданские. Когда из трубы повалил черный дым, закричали «ура». Кто таился в ближних лесах, постепенно возвращались в свои дома. Через несколько дней заговорил и городской телефон. Теперь у Ирины стало три действующих аппарата. Только успевай отвечать. Стали появляться и посетители.
Однажды Кулов не без радости сообщил:
— Кабардинская сноха, тебе придется взять на себя обязанности главбуха и кассира. В нашем городе уже есть банк. Можешь составить ведомость и выписать нам с тобой зарплату за полмесяца.
— А что покупать на эти деньги? Магазинов-то нет. На базаре наших денег не берут. Плати натурой...
— Банк есть—будут и магазины. У нас по крайней мере есть военторг. Я сказал, чтобы тебя прикрепили.
Неожиданно появился информационный листок, выпускаемый местной газетой. Он пока печатался в Тбилиси. Тираж доставлялся в город по горным тропам. Но Ирина знала, что уже приводится в порядок разрушенная типография.