Слово о гордости
Шрифт:
Я прицелилась в невидимого врага и улыбнулась, взглянув на Сахо снизу вверх. Сколько раз бываю рядом с воинами, столько раз жалею, что родилась наследницей. Потому что мое оружие – меч. В будущем, конечно, когда придет время сменить Ардана. Все верят, что оно придет, кроме меня.
– Как чувствует себя Хранитель? – спросил Сахо.
– Задумчив, как всегда, – я поднялась и пожала плечами, вернув пушку командиру. И добавила, пока он не решил говорить словами Герке:
– Нужно распорядиться насчет его ужина. Вы знаете свое дело, я знаю свое.
Связка ключей на моем поясе –
Ее похороны я пережила дважды. Мы сжигаем трупы, потому что, наступая на Койне-Хенн, деревья перерывают землю своими корнями, и дважды я стояла перед высоким костром, благословляя жар, ведь будущая Хранительница города не имеет права на слезы.
На портретах люди улыбаются – традиция. Надо улыбаться и смеяться звонко, гордо, как бы ни было тебе плохо, потому в коридорах замка мне всегда слышен хохот. Все поколения смотрят на наследницу, когда она идет из своей комнаты к тронному залу.
На сей раз старая кухарка Зеулта с многочисленными внуками и внучками решила побаловать Ардана рыбой. Она помнила Хранителя еще мальчишкой и знала – в детстве он был столь быстр и ловок, что часто ловил рыбу голыми руками, а потом сам относил на кухню и просил приготовить.
– Хранительница слов Ардана, – сухо рассмеялась старуха, увидев меня. На кухне было жарко, волосы липли ко лбу, жутко хотелось пить. Внучата Зеулты шныряли вокруг, привыкшие к теплу, красные, круглощекие, словно младенцы.
– Здравствуй, Зеулта.
– Хоть раз бы мне отнести еду Ардану, – Зеулта поджала губы, в сотый раз повторяя уже знакомые причитания. – Как в старые добрые времена... Помню, на троне Хранитель – как величественная статуя, смотрит холодно... А то вдруг улыбнется – и ровно тот же самый мальчишка, что рыбу пальцами хватал! Ах, каков...
Она говорит, а поднос уже у меня, и уже прикрываю дверь, удерживая его в одной руке. Уже на ощупь могу одной рукой вставить ключ в замочную скважину, повернуть его и закрыть за собой двери так же, не глядя.
– Здравствуй, отец.
А он сидит, все так же, молчаливый, не глаза – пустые глазницы... Очень часто я выходила из его комнат, говорила, что отец не голоден, и возвращала еду на кухню, слугам...
Сегодня отец был не один – с кошкой. Рыжая царица лениво спрыгнула с подоконника и согласилась отведать рыбки. Во дворце уже пять лет живет множество кошек. Как эти твари проникают даже в запертые комнаты – секрет для меня, но я им всегда рада.
Кошки появились здесь с того дня, когда я созвала крыс... Прогнать их потом оказалось сложнее, чем привести.
«Ты видела сон, Триста? Сон о том, как я умру?» – спросил отец давно, очень давно. Спокойная смерть, тихая и незаметная – совсем не такая, о какой станут слагать песни. «Будь со мной рядом, Триста. Иначе Койне-Хенн потеряет
В тот же год Ардан Койне отказался от встреч с кем-либо, целиком переложив обязанности на меня и помощников, а я стала хранительницей его слов, его вестником. Когда я вошла в тронный зал в утро его смерти, он сказал просто: «Сегодня, Триста. Все будет, как я сказал. Как говорила Гверва. Ты придумаешь, как замести следы». Он начал строить клетку, а я ее захлопнула. Мы не придумали лишь одного – как потом открыться людям.
Когда я пришла в себя, на полу, с лицом мокрым и соленым от слез, я созвала крыс. Труп начал бы разлагаться, а вонь проникнет через любые двери, и потому решение пришло само. Да, отец, я придумала, как замести следы.
Говорили, мать мою в люльке покусали крысы, но не утащили в свое логово, а потому она выросла с лицом и телом в мелких шрамах и способностью говорить с домовыми гадами. Я переняла эту способность... Айгна, моя нянька, рассказывала, как однажды ночью увидела Крысиного Короля рядом с моей колыбелью. Я и сама, бывало, вспомню кошмарные острые морды с глазами блестящими и злыми.
А тогда, в день начала великой лжи, крыс пришло так много, что я боялась пошевелиться и наступить на них. Они замкнули меня в круг, и я могла только отвернуться, чтобы не видеть, как они поедают моего отца. Им хватило нескольких часов, а потом я вышла на негнущихся ногах и сказала, что Хранитель недоволен – нынче утром он увидел в своих покоях крысу... Так в замке появилось множество кошек.
Уже пять лет я говорю с костями на троне и передаю народу решения несуществующего Ардана Койне. Мой обман невозможно простить. Никогда гордые жители Койне-Хенн не потерпят лжи. Но у меня еще есть время, чтобы вырос тот, кто будет достоин стать новым Хранителем.
И есть деревья, которые не устанут мстить нам. И с ними придется встретиться совсем скоро...
Я сидела на полу и смотрела на кошку. Удивительные создания. Изящная, красивая кошечка в аккуратных белых «носочках» пожирает рыбу с урчанием, жадно, торопясь, и при этом то и дело поглядывает на человека – словно бы невзначай, и вовсе не она тут трапезничает, лапами встав в блюдо. А как умывается потом – с королевским величием, будто не она только что силилась проглотить рыбью голову, казалось, целиком.
Вздохнув, я отпила вина из отцовского кубка и поднялась, прихватив пустой поднос.
– До свиданья, отец.
И вышла, и закрыла двери, повернув ключ в замке... Все как всегда.
– Ох, и знала ж старая Зеулта, чем порадовать Хранителя нашего, – обрадовалась старуха. – Даже косточек почти не осталось!
Улыбается, а глаза внезапно похолодели.
– Там же кошка, Зеулта. Отец любит кошек, а они любят его – и уж рыбой-то он их никогда не обделит!
Сразу взгляд стал виноватым! Да как же ты могла, старая, решить, что Триста что-то скрывает?! Да если бы ты знала, что...