Слой-2

Строгальщиков Виктор Леонидович

Первушин поглядел на Волкову поверх очков, в спокойных обычно глазах его запрыгали бесенята.

– Если глава администрации не знает, «что полезное» сделал губернатор для его района, такому «главе» надо голову рубить немедленно, не дожидаясь выборов, Людмила Дмитриевна.

– Я согласна, – с легким вызовом ответила Волкова. – Я даже предлагала конкретные кандидатуры. Но Леонид Юлианович не хочет, такой он человек.

– Зря, – сказал Дубинин. – Это бы хорошо прозвучало.

– Слишком добрый он мужик, – пробасил

Медведев. – Он с ними нянчится, а они его кинут на выборах, вот увидите. – Он назвал три фамилии, за столом согласно кивали.

– Теперь седьмое, – скомандовал Первушин. – Марш и митинг «Трудовой Тюмени». Где Кульчихин? Его приглашали? Почему нет? На его заводе – половина черепановского «обкома». Он что, с людьми поговорить не может? Ну пусть шумят, ругают Ельцина, но нельзя же превращать праздник в сплошное торжество товарища Черепанова! Найдите, чем и как противодействовать, подготовьте людей...

– Черепанов заказал в ТВВИКу бронетранспортер. Будет выступать с башни, с кепочкой в руке, а потом – очередь по окнам и на штурм, – сказал Коллегов; все уставились на него в тихом ужасе.

– Вру, конечно, успокойтесь.

– Ну тебя к черту, Коллегов, – сказал Дубинин. – Дошутишься, как Александр Федорович.

– Это кто? – спросил Медведев.

– Это Керенский. Помните такого?

«Весело живут ребята», – подумал Виктор Александрович, наблюдая за всеми и всем как бы со стороны. К его «вопросу» больше не возвращались, можно было бы встать и уйти, и Слесаренко ловил взгляд Первушина, чтобы глазами дать понять и отпроситься; тот заметил, наконец, но показал рукою: не спеши.

Закончили не скоро, но закончили. Кто сразу ушел по делам, кто остался; проветривали комнату и тут же курили снова; поедали бутерброды, Сарычев на правах хозяина – он заведовал общественной приемной – всех приглашал и угощал, потом долго шептался в уголке с Дубининым.

Подошел Первушин, увлек Виктора Александровича за локоть к дверям.

– Что с Верой? Серьезно?

– Говорят, обошлось. К вечеру поеду сам, разузнаю.

– Машину дать?

– Спасибо, вызову свою. Я как-никак еще... – Он заглушил концовку фразы глубокой сигаретной затяжкой.

– Я тебе что скажу, Виктор Александрович: не суетись пока. Все образуется, не надо...

– Так ведь второй случай за год. То взрыв, то это... Я понимаю: тут что угодно в голову взбредет.

– Ты не спеши. – Первушин посмотрел по сторонам. – Скоро все это кончится. Сам понимаешь – будут перетряски. Если захочешь – мы тебе место найдем.

– Разве дело в месте? – вздохнул Слесаренко. – Дело не в месте... Тебе самому Рокецкий уже предложил что-нибудь конкретное? Или так и останешься в административном совете?

– Рокецкий никому ничего не предлагает. Наоборот: все висят в воздухе. Никто не знает, уцелеет он после выборов или нет.

– Что – действительно так плохо?

– Почему?

Совсем неплохо. Выборы он выиграет – это объективно, но с первого тура вряд ли удастся, будет второй, в январе.

– Он и Райков?

– Едва ли. Райков – едва ли.

– Вот как? Рискуете, ребята.

– Никакого риска. Но Рокецкому трудно настроиться психологически на второй тур. Мы его готовим, но он нервничает.

– А что с округами? Ведь были же указы Ельцина. И по октябрю, и по декабрю...

– Указы нетрудно оспорить в суде – они нарушают конституционные права и кандидатов, и избирателей: по срокам не соответствуют. А толковых юристов на Северах хватает.

– Ну хорошо. Но Москва-то, Москва его поддерживает?

– На словах – поддерживает. Вот только денег не дает.

– На избирательную кампанию?

– При чем здесь кампания, Саныч? На пенсии не дает, на зарплату бюджетникам! Это же федеральные деньги. Пока выкручиваемся, гасим из бюджета, кредиты берем, но это же яма, и мы ее сами роем... С другой стороны, если пенсии и зарплату не выдавать – какие выборы, пролетим с треском! А Москва отвечает: денег нет, ждите. Вот теперь сам и подумай насчет поддержки.

– Ему надо сдаваться, – сказал Виктор Александрович.

– Кому, Окрохе? Ты с ума сошел, Витя.

– Нет, ты не так понял. Ему надо бежать в Москву и сдаваться или Чубайсу, или Лужкову, или тому же Лебедю. Иначе не получится. Один он проиграет.

– Да говорили уже об этом... – пожал плечами Первушин. – Прямо говорили, без фантиков и бантиков. Отвечает: противно... Вот и получается: зам Чубайса господин Казаков летит на Ямал наводить президентский порядок, и вдруг – полоса не принимает! Цирк да и только.

– А Черномырдин?

– Что Черномырдин? «Слушаю тебя, Шамиль Басаев!..». Ты пойми, Витя, вся эта наша карусель очень Москве удобна. Когда ей надо – область едина, когда не надо – округа суверенны. Вот и играют на двух кнопках.

– В такой игре Рокецкий слишком упрямая фигура...

– Да и кому сдаваться? Чубайс в силе сегодня, а Лужков, если вдруг что с Ельциным... Сам понимаешь.

– У вас с ним как?

– Пока говорим друг другу то, что думаем. Слушает, хотя и видно: не всегда нравится. Как будет потом, после выборов – посмотрим.

– Он вас потом отодвинет. Это естественный процесс. Или даст что-нибудь... Как сам говоришь – бантики и фантики.

– А я, между прочим, к нему в команду не напрашивался, он сам меня пригласил.

– А если бы Райков? Тоже пошел бы?

– Я к Райкову отношусь хорошо, я его знаю, но... Из всех кандидатов – Рокецкий, это объективно, это губернатор. Были бы другие – и разговор был бы другой, но сегодня – он, других нет. Я ему, Рокецкому, сказал об этом прямо – он понял. Друзьями мы с ним никогда не были, да это и не требуется. Вот такие дела, Саныч.