Слушайте песню перьев
Шрифт:
И тут Станислав заметил, что у шедшего впереди солдата нет на шинели погон, а подошва левого сапога оторвана почти до половины и подвязана шпагатом.
— Пан жолнеж, — сказал Станислав. — Можно спросить?
— Молчать!
Сильный удар в спину показал, что дальнейшие разговоры бессмысленны.
Тропа обежала по краю поляну, прошла мимо полуразвалившегося сруба без крыши, и сразу показались первые дома небольшой деревни.
Станислав припомнил план местности, который им набросал на клочке бумаги перед уходом Ленька, и догадался, что
Кое-где в окнах домов уже горел свет.
У четвертой от края деревни избы конвоиры и пленные остановились,
Передний, громко топая своими разбитыми сапогами, взбежал на крыльцо, рывком отворил дверь и вошел внутрь. Двое других уселись на ступеньки и закурили, не забывая, однако, об автоматах, которые держали на взводе.
Станислав огляделся.
Странным показалось ему, что партизаны живут в деревне, а не в лесу, если это, конечно, настоящие партизаны. Если же это армейская часть, то почему на улицах нет ни мотоциклов, ни походных кухонь, ни повозок, да и солдат тоже не видно?
Конвоиры успели докурить свои самокрутки до конца, когда наконец дверь дома снова отворилась, пропустив наружу блик скудного света и голос:
— Давайте их сюда, хлопаки.
В горнице за дощатым крестьянским столом, заваленным объедками, сидел человек в коричневом кожухе и высокой мерлушковой шапке, какие носят в юго-восточных областях Польши. Рядом с ним на доске стола лежали черные шубные рукавицы и пачка немецких сигарет. Конвоир остановился у двери, пропуская в комнату Станислава и Яна.
— Кто такие? — спросил человек в кожухе.
— Мы шли из Мехува в Дзялошице. Заблудились, — соврал Ян.
— Что вам нужно было в Дзялошице?
— Мы сбились с дороги… — начал Ян, но конвоир оборвал его:
— Пан командир, мы их взяли в овраге. Они откапывали тех мертвяков.
— Для чего вы это делали?
— Пан, разрешите вопрос? — осмелел Ян.
— Ну?
— Вы партизаны?
— А ты как думаешь?
— Я думаю — партизаны.
Человек в кожухе усмехнулся:
— А если я тебе скажу, что мы полицаи и служим немцам?
— Это неправда.
— Почему?
— Потому что вы одеты… не так.
— Ну, предположим, что мы — партизаны. Что дальше?
— Мы тоже ищем партизан.
— Это для чего же?
— Хотим вступить в отряд.
— Говори, откуда вы. Только не заливай, что из Мехува. Это не пройдет.
— Так вы точно партизаны?
— Я сказал — предположим.
— Тогда предположите, что мы из Борковицкого леса.
Лицо у человека в кожухе стало вдруг злым. Он медленно поднялся из-за стола.
— Ага. Так вот вы, значит, откуда. Борковицы… Хотел бы я поздоровкаться с вашим командиром. Ой как хотел бы! Как, кстати, его зовут?
— Ленька, — сказал Ян. — А что?
— А ну говори: Дембовский склад брали вы? Ваша работа?
— Предположим, — сказал Ян.
— Предположим! Так вот я скажу: из-за вашего нападения на Дембовцы я потерял трех человек. Сопляки!
— Зачем ругаться, — сказал Ян. — Мы хорошо
— Тихо для вас, а не для нас! В ту ночь, когда вы обработали склад, мы находились на Черной Гати, под самыми Дембовцами. Утром снялись с места и сразу же нарвались на карателей. Едва унесли ноги. Швабы никогда не отправляли карателей из Дембовцев. Понял теперь? Мы не могли понять, почему они так всполошились.
— Так мы ничего не знали о вас…
— Я вас и не обвиняю. Просто обидно. Ну, так сколько же у вас всего в отряде?
— Девят… теперь уже восемнадцать. — Негусто. Где стоите?
— На северо-западе, километрах в семи от оврага, где нас взяли.
— Пан Трыбусь, я те места знаю, — сказал конвоир. — Мы ходили туда с Юзефом Лясеком в разведку. Видели их шалаши.
— Точно, — подтвердил Ян. — Там у нас шалаши.
— Много в отряде коммунистов? — спросил Трыбусь.
— Н… не знаю, — замялся Ян. — Может быть, Ленька…
— Вот что, — решил Трыбусь. — Завтра вы поведете меня к своему командиру. А сейчас вас накормят. Да, так что же вы делали в овраге?
— Пан Трыбусь, — сказал Ян тихо. — Там лежит наш товарищ — Януш Големба. Он пошел на разведку сюда, в Яслицы, и…
— Знаю, — сказал Трыбусь. — Он напоролся на немецкий дозор. Мои хлопаки прибежали на выстрелы, но было поздно. Они кончили одного шваба, остальные ушли. Так вы искали его?
— Мы шли к вам по его следу.
— Ясно.
— Разрешите еще вопрос, пан Трыбусь?
— Ну?
— Почему швабы вас не трогают в деревне?
— Они еще не знают, что мы здесь. А когда узнают, нас уже здесь не будет,
Группы соединились через день.
Сводный отряд насчитывал теперь сорок девять человек. На вооружении у него было двадцать два автомата, четыре пулемета и даже один миномет с двумя десятками мин к нему.
СОЮЗ ДРУЗЕЙ
— Вы знаете не хуже, чем я, что творится в стране. Все ограблено дочиста. Они тащат у нас все, что им нужно и что не нужно. Даже картофельную ботву вывозят к себе в рейх. Население смотрит и молчит. Попробуй пикни! Они разговаривают на языке силы. Террор и смерть. В Вавере и Пальмирах расстреляно более пяти тысяч. Они хотят приучить нас к мысли, что сопротивление бессмысленно. Они хотят парализовать нашу волю.
Трыбусь передохнул и отер шапкой пот со лба.
Партизаны, сидящие вокруг него на поляне, молчали. Их потемневшие лица заострились. Улыбки почти не появились на них. Слишком многое люди вынесли за эту зиму.
— Остатки нашей армии погибли в Подляшье и в Свентокшиских горах, недалеко отсюда. Они дрались до последнего человека, до последнего патрона. Без продуктов, без связи друг с другом. Они приняли на себя первый удар. Они умерли, но не склонились. Но не умер народ, который они защищали. Еще живем мы. Но сидеть в лесу мы не можем. Нужно действовать, а не ждать карателей.