Смех в темноте [Laughter In The Dark]
Шрифт:
— Не дай Бог, она утонула, — пробормотал он и подскочил к двери, постучал.
— Милая, с тобой все в порядке? Ты затопила всю комнату!
Никакого ответа.
— Марго, Марго! — кричал он, тарахтя дверной ручкой (и совершенно не замечая, какую странную роль двери играют в его и ее жизни).
Марго между тем проскользнула в ванную: комната была полна пара и воды. Она проворно закрыла краны.
— Я заснула в ванне, — крикнула она жалобно через дверь.
— Сумасшедшая, — сказал Альбинус. — Как ты меня напугала!
Растекавшиеся по белесому ковру темные струйки остановились. Альбинус вернулся к зеркалу и снова намылил шею.
Через несколько минут Марго явилась из ванной бодрая, сияющая и стала
— Я вас не задержу, — сказал он через дверь. — Сейчас будет свободно.
— Валяйте, валяйте, — чрезвычайно весело проорал в ответ Рекс.
За ужином Марго была прелестно оживлена. Они сидели на террасе. Белый мотылек колесил вокруг лампы и упал на скатерть.
— Мы останемся тут долго, долго, — сказала Марго. — Мне здесь страшно нравится.
27
Прошла неделя, вторая [62] . Дни были безоблачные. Изобилие цветов и иностранцев. Какой-нибудь час езды — и попадешь на ослепительно прелестный песчаный пляж — красивая картинка, окаймленная темно-красными камнями на фоне темно-синего моря. Одетые в сосновый наряд горы со всех сторон окружали гостиницу, ничуть не уступающую множеству подобных, построенную в тошнотворно-мавританском стиле, от которого у Альбинуса по коже забегали бы мурашки, не будь он сейчас столь счастлив. Марго тоже была счастлива, как, впрочем, и Рекс.
62
Прошла неделя, вторая. — Главы 27–29 СТ заменили главы 26–27 КО. В русской версии текста писатель Зегелькранц случайно подслушивает разговор между любовниками, сидя позади них в вагоне поезда, на который опаздывает жертва обмана. Услышанное дает ему импульс для создания пространного фрагмента романа, над которым Зегелькранц работает и который он читает вслух случайно пришедшему Кречмару. Попутно Набоков пародирует издержки прустовской манеры.
Изменения, сделанные автором, направлены на то, чтобы придать ситуации большую естественность и достоверность, поэтому он заменяет поезд автобусом и четче мотивирует опоздание Альбинуса. Пародия на Пруста удалена, зато писатель Конрад, заменивший Зегелькранца, высказывает теперь в новой главе 28 суждения о жизни литератора-эмигранта и о задачах искусства, которые более чем близки к набоковским. Правда, в отличие от Набокова, Конрад не готов «расставаться с опытом и богатством родного языка».
Все ею изрядно восхищались: фабрикант шелка из Лиона, тихий англичанин, собиравший жуков, юнцы, игравшие с нею в теннис. Но, кто бы на нее ни глядел, кто бы с ней ни танцевал, Альбинус ревности не чувствовал. И, вспоминая муки ревности, испытанные в Сольфи, он дивился: в чем разница, почему тогда все нервило и тревожило его, а сейчас при виде ее — уверенность, спокойствие? Он не замечал одной крохотной мелочи: не было в ней теперь желания нравиться другим, — ей нужен был только один человек — Рекс. А Рекс был — тень Альбинуса.
Однажды они втроем отправились на длинную прогулку в горы, заблудились и наконец спустились по крутой каменистой тропинке. Марго, не привыкшая к таким переходам, сильно натерла ногу, и мужчины поочередно несли ее на руках, причем оба, не будучи здоровяками, едва справлялись со своей ношей. Примерно к двум часам дня они добрались до залитой солнцем деревушки и обнаружили на вымощенной булыжником площади, где несколько человек играли в шары, автобус, который отправлялся в Ружинар. Марго и Рекс тут же заняли места, а Альбинус собирался последовать за ними, но, заметив, что шофера еще нет и долго не будет, так как тот взялся помогать старику фермеру грузить пару
— Удо, голубчик! — воскликнул Альбинус. — Вот неожиданно!
— Воистину неожиданно, — подтвердил Удо Конрад. — А ты лысеешь, старина. Ты здесь с семьей?
— Нет, впрочем… Знаешь, я остановился в Ружинаре и…
— Вот и отлично, — сказал Конрад. — Я тоже живу в Ружинаре. Боже, автобус отправляется. Надо торопиться.
— Я с тобой, — воскликнул Альбинус и одним глотком осушил стакан.
Конрад побежал к автобусу и успел вскочить в него. Раздался гудок. А Альбинус все суетливо подыскивал непослушные французские монеты.
— Не спешите, — сказал бармен, меланхоличный человек с черными обвислыми усами. — Автобус сперва объедет всю деревню, а потом снова остановится на этом углу и только после этого поедет дальше.
— Удачно, — сказал Альбинус. — Раз так, я могу выпить еще стакан.
Через ярко освещенную дверь он видел, как длинный, приземистый желтый автобус стремительно мчится прочь, продираясь сквозь пятнистый узор платановой тени, на глазах смешиваясь и буквально растворяясь в ней.
«Как забавно, что я встретил Удо, — размышлял Альбинус. — Он, кстати, отрастил светлую бородку, словно решил компенсировать мою плешь. Когда мы с ним в последний раз виделись? Лет шесть назад. Рад ли я сегодняшней встрече? Едва ли. Мне казалось, что он живет в Сан-Ремо. Чудаковатый, болезненный, чуть мрачноватый и не особенно счастливый человек. Холостяк, терпеть не может кошек и тиканья часов. К тому же страдает сенной лихорадкой. Но хороший писатель. Великолепный писатель. Курьезно, что он понятия не имеет, насколько изменилась моя жизнь. Курьезно, что я стою в этом жарком, нагоняющем сон заведении, где никогда не бывал до сих пор и куда, вероятно, никогда не попаду снова. Интересно, что сейчас делает Элизабет? На ней черное платье, праздные руки не знают, чем заняться. Лучше об этом не думать».
— Сколько времени требуется автобусу, чтобы объехать всю деревню? — спросил он, медленно, осторожно выговаривая французские слова.
— Пару минут, — сказал бармен печально.
«Не ясно, что они делают с этими деревянными шарами. Деревянными? А может, они металлические? Сперва шар зажимают в ладони, потом бросают вперед… он катится, наконец останавливается. Нехорошо, если по дороге он разговорится с девочкой, а та ему все выболтает, до того как я сам объясню. А она может выболтать? Вполне. Не так, правда, вероятно, что они ввяжутся в беседу. Бедное, несчастное дитя, будет сидеть тихо как мышка».
— Судя по тому, как долго автобус объезжает деревню, она очень большая, — заметил Альбинус.
— А он ее вовсе не объезжает, — сказал старик с глиняной трубкой, сидевший за столиком позади него.
— Объезжает, — сказал мрачный бармен.
— Объезжал до прошлой субботы, — сказал старик. — А теперь едет прямо в Ружинар.
— Ну, я тут совершенно ни при чем, — сказал бармен.
— Что же мне теперь делать? — воскликнул Альбинус в растерянности.
— Сядете на следующий, — сказал старик рассудительно.
Когда Альбинус наконец добрался домой, он обнаружил Марго в шезлонге на террасе, где она ела вишни, в то время как Рекс сидел на белом парапете в купальных трусах, повернувшись своей загорелой мохнатой спиной к солнцу. Картина тихого счастья.
— Я пропустил этот проклятый автобус, — сказал Альбинус улыбаясь.
— Это в твоем духе, — сказала Марго.
— Скажи-ка, ты не заметила маленького человечка в белом с золотистой бородкой?
— Я его заметил, — сказал Рекс. — Сидел прямо за нами. А кто он такой?