Смех в темноте [Laughter In The Dark]
Шрифт:
— А где мой милый братец? — спросила она.
— Ох, он уехал. В Билефельде, кажется, работает.
— Ты сам знаешь, — сказала она, нахмурившись, опустив глаза, разглядывая собственные ноги, вышагивающие по краю панели, — как меня дома любили. И разве они потом старались узнать, что со мной, где я, не погибла ли я?
Каспар кашлянул и сказал:
— Но это, как-никак, твоя семья, Марго. Ведь твою мать выжили отсюда, и на новом месте ей не сладко.
— А что обо мне тут говорят? — спросила она, глядя на него.
— Ах, ерунду всякую. Судачат. Это понятно. Я же всегда считаю,
— Ничего, лажу. Он скоро на мне женится.
— Это хорошо, — сказал Каспар. — Я очень рад за тебя. Только жаль, что нельзя с тобой повозиться, как раньше. Это очень, знаешь, жалко.
— А у тебя есть подружка? — спросила она улыбаясь.
— Нет, сейчас никого. Трудно все-таки жить иногда, Марго. Я теперь служу в кондитерской. Я бы хотел иметь свою собственную кондитерскую, — но когда это еще будет.
— Да, жизнь — штука сложная, — задумчиво произнесла Марго и немного погодя подозвала таксомотор.
— Может быть, мы как-нибудь… — начал Каспар; но нет — никогда больше не будут они вместе купаться в озере.
«Погибнет девочка, — подумал он, глядя, как она садится в автомобиль. — Ей бы выйти за простого человека. Я б на ней, правда, не женился — вертушка, ни минуты покоя…»
Он вскочил на велосипед и до следующего угла быстро ехал за автомобилем. Марго ему помахала рукой, он плавно повернул и стал удаляться по боковой улице.
26
Шоссейные дороги, обсаженные яблонями, шоссейные дороги, обсаженные сливами, гладко подливали под передние шины, — и не было им конца. Погода была великолепная. К вечеру стальные соты радиатора бывали битком набиты мертвыми пчелами, стрекозами и жуками. Рекс действительно правил превосходно: лениво полулежа на очень низком сиденье, он мечтательно и ласково орудовал рулем. Сзади, в окошечке, висела плюшевая обезьянка и глядела на убегающий вспять север.
Во Франции пошли вдоль дороги тополя, в гостиницах горничные не понимали Марго, и это ее раздражало. Весну было решено провести на Ривьере, а затем перебраться на итальянские озера. На последней до побережья остановке они очутились в городке Ружинар.
Приехали туда на закате. Над окрестными горами, на фоне бледно-зеленого неба линяли лохматые апельсиновые тучи, кофейни исподлобья сверкали огнями, платаны бульвара были уже по-ночному сумрачны.
Марго, как всегда к ночи, казалась усталой и сердитой. Со дня отъезда, то есть почти уже три недели (они ехали не торопясь, останавливаясь в живописных городках, где всегда была та же самая старинная церковь и та же самая старинная площадь), она ни разу не побывала наедине с Рексом. Поэтому, когда они въехали в Ружинар и Альбинус стал восхищаться силуэтами пурпурно-закатных гор, Марго произнесла сквозь зубы: «Восторгайся, восторгайся», — едва сдерживая слезы. Они подъехали к большой гостинице, и Альбинус пошел справиться насчет комнат.
— С ума сойду, если так будет продолжаться, — сказала Марго, не глядя на Рекса.
— Всыпь ему снотворного, — предложил Рекс. — Я достану в аптеке.
— Пробовала, — ответила Марго. — Не действует.
Альбинус вернулся к ним, с виду несколько озабоченный.
— Все
Они подъехали к трем гостиницам, и нигде комнат не оказалось. Марго категорически отказалась ехать в другой город, так как от поворотов по петлистой дороге, утверждала она, у нее кружится голова. Она была в столь скверном настроении, что Альбинус боялся на нее смотреть. Наконец в пятой гостинице им предложили войти в лифт — подняться и посмотреть единственную пару комнат, оказавшихся свободными. Смуглый мальчишка, поднимавший их, стоял к ним в профиль.
— Смотрите, что за красота, какие ресницы, — сказал Рекс, слегка подтолкнув Альбинуса.
— Перестаньте паясничать! — вдруг воскликнула Марго.
Номер с двухспальной кроватью был вовсе не плохой, но Марго стала мелко стучать каблуком об пол, тихо и неприятно повторяя:
— Я здесь не останусь, я здесь не останусь.
— Но позволь, это превосходная комната, — сказал Альбинус увещевающе.
Мальчик открыл внутреннюю дверь — там оказалась ванная, вошел в нее, открыл другую дверь — вот те на: вторая спальня!
Рекс и Марго вдруг переглянулись.
— Я не знаю, Рекс, насколько вам это удобно — общая ванная, — проговорил Альбинус. — Ведь Марго купается, как утка.
— Ничего, ничего, — засмеялся Рекс. — Я как-нибудь сбоку припека.
— Может быть, у вас все же найдется другой одноместный номер? — обратился Альбинус к мальчику, но тут поспешно вмешалась Марго.
— Глупости, — сказала она. — И так сойдет. Надоело бродить.
Она подошла к окну, пока вносили чемоданы. На сливово-синем небе горела одна-единственная яркая звезда, черные купы деревьев застыли, стрекотали кузнечики… Но она ничего не видела и не слышала.
Альбинус стал выкладывать умывальные принадлежности.
— Я первая войду в ванную, — сказала она, торопливо раздеваясь.
— Ладно, — ответил он добродушно. — Я тут сперва побреюсь. Только торопись, надо идти ужинать.
В зеркале он видел, как мимо стремительно пролетели джемпер, юбка, что-то светлое, еще что-то светлое, один чулок, другой.
— Вот неряха, — буркнул он, намыливая подбородок.
Он слышал, как закрылась дверь, как трахнула задвижка, как шумно потекла вода.
— Нечего запираться, я все равно тебя выгонять не собираюсь, — крикнул он со смехом и принялся оттягивать пальцем щеку.
За дверью вода продолжала литься громко и непрерывно. Альбинус осторожно скреб щеку бритвой «Жиллетт». Интересно, подумал он, можно ли здесь заказать омаров `a l’Am'ericaine [61] .
А вода лилась, причем шум ее становился громче и громче. Он преодолел, так сказать, кульминационный момент и собирался возвратиться к кадыку, где еще виднелись остатки упрямой щетины, когда внезапно испытал шок, заметив, что из-под двери ванной выползает струйка воды, меж тем как шум воды обрел уже торжествующее звучание.
61
`a l’Am'ericaine — по-американски (фр.).