Смерть как искусство. Том 1. Маски
Шрифт:
– Почему же Бережной согласился на понижение в должности? Ведь он мог развернуться и уйти. А он остался, – задумчиво заметила Настя. – Разве он не обиделся?
– Обиделся, конечно, – с готовностью кивнул главный администратор, – расстроился, переживал, что и говорить. Но он так любит театр, так предан ему, что не смог уйти, остался, пусть и распорядителем. Не могу я, говорит, бросить артистов на растерзание Богомолову, если я не буду стоять буфером между ним и актерами, театр вообще рассыплется.
– Значит, – вступил Антон, – Бережной заинтересован в том, чтобы Богомолова не стало и вместо него пришел другой худрук?
Семаков мгновенно сделался будто ниже ростом, плечи приподнялись, почти полностью поглотив шею.
– Я этого не говорил, – быстро и нервно сказал он. – И вообще, я ничего в этом не понимаю. Это не
Похоже, насчет епархии – его любимое выражение.
На сегодня разговоров было уже достаточно, у Насти гудела голова, и они с Антоном решили закругляться. Одевшись в служебном гардеробе, они сдали на вахте ключ от кабинета Богомолова и вышли на улицу. Влажный холодный воздух моментально омыл лицо, с каждым вдохом проникая все глубже в легкие. Уже через три шага Настя почувствовала, что озябла, но машина, слава богу, стояла совсем рядом.
– Антон, у меня к вам просьба. Вы могли бы задержаться минут на пятнадцать? – спросила она. – Надо кое-что обсудить.
В принципе она готова была и к отказу, потому что своими ушами слышала, как Сташис обещал своему «солнышку», своей «зайке» и «ласточке», что вечером они увидятся, и, если он не врал и речь действительно шла о восьмилетней дочери, а не о восемнадцатилетней девахе, ему уже пора двигать домой, время-то к девяти, ребенку скоро спать пора ложиться.
Но он согласился. Правда, все-таки посмотрел на часы, но теперь Настя уже не раздражалась: как ни странно, но она привыкла к этой его манере всего за один день, как привыкла к тому, что на протяжении всего дня у него тренькал мобильник, извещая о поступлении нового сообщения, и к тому, что в паузах между беседами Антон на ходу просматривал эти сообщения, набирал номер и тихонько разговаривал то с «ласточкой», то с кем-то, кого называл на «вы», но обсуждал проблемы сына и дочери. Видимо, это была няня, та самая, в стильной дорогой одежде. А вот разговора с женой Настя так и не заметила. Странно. Может, ссора? Или она в отъезде и о детях справляется непосредственно у няни, а не у мужа? Или она просто-напросто настоящая жена сыщика, которая твердо усвоила, что без крайней нужды не нужно звонить мужу во время работы?
Она предложила сесть в ее машину, и Антон молча подчинился.
– У меня к вам две темы разговора, – начала Настя с места в карьер. – Одна – по делу, другая по его организации. С какой начать?
– Начните с организации, – улыбнулся Сташис, – это методически более правильно.
Она с интересом посмотрела на оперативника.
– Антон, мы с вами сегодня впервые работали вместе. Так получилось, что я как будто взяла бразды правления в свои руки, была более активной при беседах, задавала больше вопросов, решала, к кому мы пойдем и что будем делать дальше, а вы в основном отмалчивались и только наблюдали. Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно: я так веду себя не потому, что хочу быть в нашей паре главной, а просто потому, что я так привыкла. Мне уже много лет, если вы не поняли, я старше вас почти в два раза, у меня больше опыта. Но это не означает, что у меня больше прав.
– А что, в таком случае, это означает? – спросил Антон без тени насмешки.
– Это означает только одно: я уже давно в любой паре главная, понимаете? Я уже забыла те времена, когда была маленькой неопытной девочкой-лейтенантом, которая всех и всего боялась. До недавнего времени я была взрослой матерой теткой-полковником и если работала с кем-то вдвоем или даже втроем, то всегда была ведущей. Под словом «всегда» я имею в виду последние пятнадцать лет. И за эти пятнадцать лет я привыкла проявлять инициативу и самостоятельно принимать решения. Ни в коей мере не хочу вас принизить или задвинуть в угол, вы – представитель власти, представитель государства, а я никто и отлично это понимаю. Если вам мое поведение показалось обидным, простите меня, это не умышленно. Всего лишь сила привычки, сложившийся годами стереотип работы.
– Я понял, – кивнул Сташис. – Уверяю вас, я нисколько не в обиде. Наоборот, я страшно рад, что у меня есть возможность поучиться у вас.
– А вот этого не надо, – нахмурилась Настя.
– Чего не надо?
– Лести. И учиться у меня не надо.
– Почему? – удивился Антон. – Сергей Кузьмич говорил, что…
– Я вам как-нибудь потом объясню почему. Так мои извинения приняты?
– Анастасия Павловна…
– Тогда
– Арбенина видит все недостатки Богомолова и относится к ним адекватно, – не спеша заговорил Антон, – но она от него зависима. Он ее любит и дает ей играть, поэтому она боится сказать про него худое слово, хотя прекрасно понимает, что именно худых слов он и заслуживает.
Настя была с этим полностью согласна, но ей был любопытен ход мыслей молодого оперативника.
– Из чего такой вывод?
– Частично из фактов, частично из того, что и как она говорила. О том, что Богомолов любит Арбенину и она ходит у него в любимицах, нам сказали. А в принципе достаточно открыть репертуар театра и посмотреть, в скольких спектаклях она занята, чтобы понять, что это правда. А вот когда она рассказывала про завпоста Скирду, ее мучили противоречивые чувства. Я тогда обратил внимание на это, но не понимал, в чем дело. А потом понял.
– Потом – это когда?
– Когда Федотов рассказал нам, как Богомолов ходит по цехам и службам и вылавливает нарушителей. Согласитесь, его как художественного руководителя, режиссера, творца это не украшает. И Арбенина это понимает. Поэтому она готова была рассказать нам о кастингах Скирды, но совершенно не готова была рассказывать о том, каким способом эти кастинги были прекращены. Она напрягалась и следила за каждым своим словом. И за вашим тоже, чтобы не упустить ход беседы и не позволить ей сползти в опасную сторону. Она очень красивая, очень достойная и очень талантливая женщина, но, по сути, – старая и несчастная.
– Несчастная? – повторила Настя. – Красивая, достойная, талантливая – и при этом несчастная?
– Конечно, – убежденно ответил Антон. – Она в том возрасте, когда каждый прожитый день, как бы прекрасен он ни был сам по себе, уменьшает шанс получить еще одну роль, шанс еще раз выйти на сцену. И этот ее шанс целиком и полностью во власти одного человека – художественного руководителя театра, который единолично, опираясь только на собственные вкусы и пристрастия, решает, будет она играть или нет. Она абсолютно зависима от Богомолова и при этом, как человек умный, отдает себе отчет, что ее профессиональная жизнь зависит от человека, не очень достойного в человеческом плане. Разве это может быть приятным? Конечно, она несчастлива. И страшно боится, что Богомолов не вернется в театр, потому что новый худрук может не только не сделать ее своей любимицей, он может вообще ее не замечать. Спектакли, в которых она играет, будут сняты с репертуара и заменены другими, а если и не сняты, то ее роли отдадут другой актрисе, помоложе, которая новому худруку нравится больше. И Евгения Федоровна, со всеми своими регалиями и заслуженным прошлым, превратится в актрису, которая приходит в театр раз в месяц за зарплатой. Или вообще не приходит, потому что зарплаты теперь начисляют на карточки. Ей еще повезло, она в штате, так что зарплату ей в любом случае выплатят, а вот если бы она была на договоре, то в конце сезона его просто не возобновили бы – и все. И живи, как хочешь.
Забавный мальчишка, с одобрением подумала Настя, в такие молодые годы – и такое глубокое понимание. Откуда что берется?
– Ну хорошо, а Семаков? С ним вы активно беседовали, я даже удивилась.
– Вы же сами все поняли, – застенчиво и как-то по-детски улыбнулся Антон. – Я просто обратил внимание на то, что в театре два главных администратора, и уцепился за это. А там уж и все остальное вылезло.
– Что именно? Поделитесь, сравним впечатления, – попросила Настя.
– Раньше Семаков был в фаворе у прежнего худрука и после прихода Богомолова некоторое время сохранял свои позиции, а потом Богомолов отдал предпочтение Красавиной, скорее всего, он уже сам брал ее на работу, приблизил к себе, отдал ей на откуп работу с актерами и с прокатом репертуара, а Семакова загрузил всякой мутью. Семаков, Малащенко и Бережной – это одна гвардия, они любят и уважают друг друга и своего предыдущего худрука, а Богомолова дружно ненавидят. Только Бережной это тщательно скрывает, а завлит и администратор на такие глупости силы не тратят и лепят всю правду-матку в глаза. При этом завлит Малащенко старается сохранить лицо, а администратор Семаков – нет, ему все равно.