Смерть королей
Шрифт:
Его меч лежал в ножнах, который, как я не сомневался, он обнажит, если я попытаюсь пробиться мимо него, как и не сомневался в том, что смогу вбить его в грязь.
— Я не могу, господин.
— Скажи ей, что пришел Утред.
Он кивнул, и я услышал, как ахнули нищие позади меня, а, обернувшись, увидел, что на аллее появилось еще больше воинов. Я узнал их командира, человека по имени Годрик, служившего под началом Веостана. Он возглавлял отряд из семерых воинов в шлемах, у которых, как и у тех, что охраняли монастырь, были щиты и копья. Они приготовились к бою.
— Мне приказано проводить тебя во дворец, господин, — поприветствовал меня Годрик.
— Тебе нужны для этого копья?
Годрик проигнорировал вопрос, вместо этого махнув рукой в сторону аллеи:
— Ты пойдешь?
— С удовольствием, — ответил я и последовал за ним через весь город. Люди на улицах молча глазели на нас. И у меня, и у Осферта остались мечи, но все равно мы выглядели пленниками под конвоем, а, когда достигли ворот дворца, слуга настоял, чтобы мы сдали оружие.
Это было естественно. Только королевским стражам разрешалось носить оружие внутри дворца, поэтому я отдал Вздох Змея слугам, и через личную часовню Альфреда последовал за Годриком в небольшое, низкое, крытое соломой строение.
— Вас просили обождать внутри, господин, — сказал он, указывая на дверь.
Мы ждали в комнате без окон, обставленной двумя скамьями, кафедрой и распятием. Люди Годрика остались снаружи, а когда я попытался выйти, преградили мне путь копьями.
— Мы хотим поесть, — сказал я, — и эля. И ведро, чтобы помочиться.
— Мы арестованы? — спросил Осферт, после того как принесли еду и ведро.
— Похоже на то.
— Почему?
— Не знаю, — ответил я, съел хлеб и твердый сыр, а потом лег и попытался уснуть, хотя земляной пол был сырым.
В сумерках вернулся Годрик. Он все еще был учтив:
— Ты пойдешь со мной, господин, — произнес он, и мы с Осфертом последовали за ним через знакомые дворики в один из небольших залов, где в очаге ярко горел огонь.
На стенах висели раскрашенные кожаные полотна с изображением различных западно-саксонских святых, а на возвышении, за столом, накрытом синей тканью, сидело пять священнослужителей.
Трое из них были мне незнакомы, но двух других я узнал, и ни один не был мне другом. Один — епископ Ассер, брызжущий ядом священник из Уэльса и ближайший советник Альфреда, другой — епископ Эркенвальд.
Между ними сидел узкоплечий человек, чьи седые волосы с выбритой тонзурой венчали лицо, тощее как морда изголодавшейся ласки. У него был узкий нос, умные глаза и узкие плотно сжатые губы, неспособные скрыть кривые зубы.
Два священника по краям стола были намного моложе, у каждого было перо, чернильница и лист пергамента. По-видимому, они были здесь только для того, чтобы вести записи.
— Епископ Эркенвальд, — поприветствовал я его, затем взглянул на Ассера, — не думаю, что знаком с тобой.
— Сними молот с его шеи, — приказал Ассер Годрику.
— Только коснись молота, — заметил я Годрику, — и я брошу твою задницу в огонь.
— Довольно, — изголодавшаяся ласка хлопнула ладонью по столу. Чернильницы подпрыгнули. Церковные служки зацарапали перьями. — Я — Плегмунд, — представился он.
— Главный кудесник Контварабурга? — спросил я.
Он с явной неприязнью уставился на меня, затем подвинул к себе лист пергамента.
— От тебя нужны некоторые объяснения, — сказал он.
— И на этот раз никакой лжи! — выплюнул Ассер. Несколько лет назад в этом самом зале меня судил витан за преступления, в которых, по правде говоря, я был полностью виновен. Главным свидетелем моих преступлений выступал Ассер, но я отоврался. Он знал, что я солгал, и с тех пор меня презирал.
Я бросил на него хмурый взгляд и спросил:
— Кто ты? Напоминаешь мне кого-то — одну задницу из Уэльса, мелкое крысоподобное дерьмо, но я убил его, так что ты не можешь им быть.
— Лорд Утред, — устало произнес епископ Эркенвальд, — пожалуйста, без оскорблений.
Мы с Эркенвальдом друг друга не любили, но будучи в свое время епископом Лундена, он оказался эффективным правителем и до Бемфлеота не стоял на моем пути, а его организаторские способности внесли большой вклад в эту победу.
— Что вы хотите прояснить? — спросил я.
Архиепископ Плегмунд придвинул свечу, чтобы осветить пергамент:
— Нам сообщили о твоих действиях этим летом, — сказал он.
— И вы хотите поблагодарить меня, — уточнил я.
Холодные, острые глаза уставились на меня. Плегмунд был известен как человек, отказывающий себе во всех удовольствиях, еде ли, женщинах или роскоши. Он служил своему богу в лишениях, молясь в уединении, и был отшельником.
Почему народ считает это достойным восхищения — не знаю, но он внушал благоговение христианам, которые пришли в восторг, когда тот отказался от тягот отшельничества и стал архиепископом.
— Весной, — произнес он тонким, четким голосом, — ты встречался с человеком, который зовет себя ярлом Хэстеном, после чего поехал на север, во владения Кнута Ранульфсона, где советовался с ведьмой Эльфадель. Оттуда ты проследовал в Снотенгахам, занятый в настоящее время Сигурдом Торсоном, а после — снова к ярлу Хэстену.
— Все так, — с легкостью подтвердил я, — только вы кое-что не упомянули.
— И вот начинается ложь, — прорычал Ассер.
Я недовольно посмотрел на него:
— Твоя мать тужилась на горшке, когда родился ты?
Плегмунд снова ударил по столу.
— И что же мы не упомянули?
— Ма-а-аленькую правду, что я сжег флот Сигурда.
От духа враждебности, витавшего в комнате, Осферт выглядел все более встревоженным и теперь, не сказав мне ни слова и без малейших возражений со стороны священников, сидящих за покрытым скатертью столом, проскользнул к двери. Они дали ему уйти. Им нужен был я.